«Ха, а может она не чокнутая, а настоящая ведьма! Давай, Ярослава, покажи нам своё колдовство!»
Их смех обращался в шутки, шутки становились жестокими, а за жестокими шутками следовали драки, в которых я всегда проигрывала. Может, я сама виновата, потому что начала первую драку и ударила мальчишку, который назвал меня психопаткой, – и это оказалось моей ошибкой. С тех пор компания воодушевленных подростков, которая выбрала себе врага, верила, что имеет полное право кидаться в меня камнями. Моя жизнь в школе обратилась в кошмар. Хотелось бы мне и правда обделать магией, хотелось бы мне и правда быть ведьмой, ведь тогда бы я могла заставить их всех пожалеть о своих словах…
Богдан всё ещё ждал, пока я отвечу.
– Думаю, я сломала однокласснице нос, – я натянуто рассмеялась, вздрогнув, когда почувствовала синяк.
– А где была твоя сестра?
– Я не могу всюду ходить с Татой, Богдан.
– Даже если это спасает тебя от синяков?
– Я не хочу… – «Быть ей обузой». Мама пыталась ругаться с учителями и другими родителями поначалу, однако это приводило лишь к новым моим дракам. К новым синякам. Поэтому проще стало врать и прятать синяки, да и кроме того я не хотела, чтобы мама грустила ещё сильнее из-за моих царапин. Не могла позволить ей винить себя.
Потому что правда заключалась в том, что мне было страшно. «Я не могу всё это остановить. Не могу спрятаться ото всех навсегда…» Страх накрывал меня как приливная волна, вонзая в руки и ноги свои солёные когти, вынуждая задыхаться от слёз, пока лёгкие не начинали болеть. Пока страх этот не приводит к злости, ведущему к жалкому стыду, ведущему к гневу, от которого уже я никак не могла до конца избавиться. Который питался каждой минутой моего злого отчаяния.
Богдан не знал всего этого, лишь Татия знала. Она была старше меня меньше, чем на год, однако какие чудеса способен творить в школе год! Она оказалась самой старшей в нашем классе, и её уж никто не трогал. Тата могла просто встать рядом со мной и сказать что-то вроде: «Да, мы сумасшедшие. Однажды ночью мы проберёмся в ваши дома и сожжём их дотла. Может, сегодня?» Разумеется, Тата никогда ничего не делала, но её уверенного голоса оказывалось достаточно, чтобы все оставили меня в покое на неделю-две после её леденящего кровь обещания. В этом заключалась её магия.
Губы Богдана дрогнули, словно он собирался что-то сказать, однако он промолчал. Этим он мне и нравился: никогда не тратил время на бесполезные слова сочувствия или нравоучения о том, что мне делать и кем быть. Он просто слушал. Поэтому-то и был моим лучшим – да и единственным – другом.
– А как твой день? – спросила я, пытаясь изобразить беззаботность и стирая пятна от травы со своей джинсовой куртки. Нет, сегодня никто не пытался меня побить – я сама упала в траву, а там оказались камни. Меня просто подтолкнули к судьбе. Пятна стереть не удалось. Изобразить беззаботность, наверное, тоже.
– Да обычный день, – пробурчал Богдан, взглянув на раскрытую у него на коленях книгу так, будто увидел впервые, а потом перевёл взгляд на играющих в футбол. – Все дни у меня обычные.
– Дурацкая игра, – заметила я.
– Ага. Они же не играют. – Он указал пальцем на мальчишку на поле. – Вон, посмотри на вратаря. Он постоянно маячит справа, забывая о левой стороне. А вон она… – его палец рассек воздух, – с косичкой? Даже не пользуется шансом. Матч выходит бессмысленный, каждый будто играет сам по себе.
– Просто всё отвлекает, когда каждый носится вокруг.
– Ну, может, если я был на поле, тоже бы не замечал очевидного, – Богдан усмехнулся. – Но сейчас-то замечаю, и мне не нужно быть ведьмаком, чтобы знать, что выглядит всё это глупо.
Я улыбнулась. Порой задумывалась, кем был этот ребенок ведьмака и ведьмы? Мальчишка или девчонка? И нужно ли магам вообще кем-то быть, или они могут быть и мальчишкой, и девчонкой, и демоном, который никого и ничего не боится?.. Мою улыбку исказила гримаса, когда на стадион вышла Татия. Мы не походили на сестёр. У нас были одинаковые медно-рыжие волосы, но свои я всегда собирала в пучок, и на мне красовались старые штаны и куртка, а не миленькое жёлтое платьице, которое едва прикрывало бёдра. Да и я никогда не чувствовала в себе Татиной уверенности, особенно с синяком на лице.
Вальяжным движением руки Тата, привлекая внимание, откинула за плечо волосы. Увидев её и тут же позабыв о пролетевшем него мяче, один из парней залыбился и побежал к ней. И вся игра на миг точно застыла, когда все вытаращились на их слюнявый поцелуй.
– Фу, – Богдан опустил глаза на свою книгу. – Ей обязательно всегда устраивать представление?
Усмехнувшись, я пожала плечами. Это ещё одна причина, по которой над сестрой никогда не смеялись. Её парень не был прям уж противным, однако никто не назвал бы его кривые зубы и красивыми. Не самый умный, но один из самых сильных и готовый на всё – даже побить собственных друзей, если те пытались побить меня, – ради Татии. Она однажды призналась мне, что вовсе не любила его, но любила, как он позволяет её чувствовать себя могущественной. Для сестрёнки всё это было просто игра. «Игра, в которой она нравилась каждому и в которую я играть не умела».
– Дурацкая игра, – ворча, повторила я.
Заметив моё кислое лицо, Богдан снова нахмурился. Он развернул свое инвалидное кресло лицом к трехэтажному зданию больницы, которое казалось бесцветным на фоне яркого неба, и спросил:
– Видела городского сегодня?
– Видела, – когда заглянула в больничный коридор, когда проходила мимо крыльца. Мальчишка местным явно не был: нос у него покраснел от нашего солнца, он не выглядел загорелым, как Богдан, или хотя бы привыкшим к теплу, как я. Ещё он где-то порвал джинсы, а худи измазал уличной пылью, и когда заметил мои любопытные глаза, то вытаращился на меня в ответ так, будто хотел уничтожить весь мир своим разъярённым взглядом. – Кто он?
– Без понятия. Но приехал он на такси и буквально вывалился из тачки. Медбратьям пришлось тащить его внутрь.
Словно почувствовав, что о нём говорят, этот самый мальчишка вскоре появился на крыльце. Он уже не казался сердитым, разве что утомлённым. И на ноге у него теперь красовался гипс. Незнакомец оглядел двор, но его никто не ждал, поэтому он достал из кармана телефон, а потом, очевидно, передумал, и спрятал обратно. Снова оглядевшись, он заметил нас.
Наши взгляды пересеклись, и мы уставились друг на друга. Его тёмные глаза – странно контрастирующие с золотистыми локонами – буравили мои собственные долгое, неуютное мгновение. Он был примерно того же возраста, что мы с Богданом, а может, на год младше. Четырнадцать? Тринадцать?.. Однако его надменный вид давал ясно понять, что чувствует он себя гораздо старше.
Подхватив костыли, он неуклюже направился к нам.
– Вы курите? – поинтересовался он, подковыляв. Ужасное оправдание, чтобы начать беседу, однако его ослепительная улыбка ничем его не выдала.
Помрачнев, Богдан ничего не сказал.
– Не курим, – ответила я.
– Отлично, я тоже. – Он отставил костыли и плюхнулся на скамейку рядом со мной. Выгнул шею, посмотрел на книжку Богдана. – А что читаете?
Богдан по-прежнему молчал.
– «Сказания света», – сказала я.
– О! – парень просиял. – Та книжка, вроде альтернативной истории мира, только с магией? – уточнил он. – Ненавижу.
Я растерянно моргнула.
– Она ж иррациональная, – пояснил он. – Там все герои буквально сверкают и истекают магическими талантами, как кровью, но никогда не пользуются ими ради личной выгоды. Почему? – протянул руку. – Кстати, я Влад.
Я сглотнула, сожалея, что не могу прикрыть синяк. Из-за него чувствовала себя беззащитной и незатейливой, как трижды прочитанная книга. Однако взгляд Влада уже замер на моём лице, так что мне не оставалось ничего кроме как с уверенной улыбкой в ответ пожать его руку.
– Ярослава, – сказала я. Сидя теперь почти что плечом к плечу, я увидела глубокие царапины у него на подбородке. – Что с тобой случилось? – спросила я до того, как он успел спросить меня.