– Снегирева 2, второй подъезд, – сказала водителю, назвав свой адрес, на что Никита тут же отреагировал:

– Собираешься с ним ночевать? Тогда мне придется остаться третьим.

Я обернулась и посмотрела на бывшего мужа с возмущением.

– Это вообще не твое дело. Если уж вызвался помочь – доведи до квартиры и уезжай. Большего мне от тебя не нужно.

– Ну, это я сам решу, уезжать, или нет. Если окажется, что…

– Если окажется, что?

Вздохнув, я прикрыла глаза и досчитала до пяти. Сзади раздался всхрап Вержицкого. Меня охватила какая-то совсем уж иррациональная ярость. Значит, как своих девиц целовать, так кому-то все можно, а как я планирую сделать то, что касается только меня, Константинов тут как тут и против.

– Хорошо, решишь сам, – сказала я, когда у меня в голове появился план.

Если не удастся выставить Никиту ко всем чертям, просто уйду сама. Пусть возится с Егором, раз уж ему так желается поучаствовать в его судьбе.

– Вот и хорошая девочка, – ухмыльнулся Константинов.

Чего мне стоило промолчать и не ответить на это так, что даже у таксиста бы завяли уши, знали только небеса.

Мы добрались до двери в мою квартиру без особых приключений. Никита героически выдерживал все, что на него взвалил Егор, причем сделал это в прямом смысле этого слова. Как только оказались в прихожей и Константинов сгрузил Вержицкого на один из стульев, я приступила к выполнению своего плана.

– Черт… Обронила платок… Наверно, на лестнице, когда поднимались от лифта, – посетовала я и устало прислонилась к стене.

– Сейчас принесу, – вызвался Константинов и, едва вышел за порог квартиры, как я захлопнула за ним дверь и закрыла ее на все замки.

Грохот с той стороны раздался едва ли не через мгновение.

– Еся! Открой! Ты что, меня надула? – заорал Никита, колотясь в дверь с такой силой, что задрожали стены.

Я стоически молчала. Соседей на уши он вряд ли бы поднял – время было еще раннее. Разбудить Егора – тоже. Тот заснул богатырским сном, привалившись к шкафу. Дело было за малым – дождаться, пока Константинову надоест и он уедет.

Хватило Никиты на целых полчаса, за время которых я выслушала целую какофонию разнообразных звуков – от грохота и ругани, до увещеваний и даже скрежета в дверь. Когда же Константинов показался в окне, выйдя на улицу, я открыла стеклопакет и крикнула:

– Константинов… ладно! Поднимайся.

Он постоял некоторое время, запрокинув голову и глядя на меня. При этом выражение его лица меня испугало, ибо на нем было написано… восхищение. Не злость, которая выглядела бы в разы уместнее, не «А не пойти ли тебе к черту?». А самое настоящее восхищение.

– Сейчас, – крикнул он в ответ и направился к двери в подъезд.

Последним штрихом в этом вечере стало то, что я быстро выставила в общий коридор коробку с ноутбуком, и когда на лестнице раздался звук шагов, вновь закрыла дверь и заперлась.

Проснулась я от запаха чего-то ванильного. И от шорохов на кухне, которые, как я смела надеяться, мог производить только один человек. Вержицкий.

Он вчера не без труда был уложен спать на диване, сама я расположилась в комнате Сашки, умостившись на ее кровати. Перед этим сбегала в душ, созвонилась со свекровью, чтобы убедиться, что с ребенком все хорошо, а после некоторое время стояла и смотрела на Егора. И не понимала, что именно чувствую. Вроде бы ничего страшного не произошло. С кем такого не бывало? Однако внутри угнездилась какая-то неприязнь. Не слишком острая, но царапающая ощутимо. Впрочем, я убедила себя, что это всего лишь последствия того вечера, которого я так ждала и который в итоге полетел в тартарары.

– С добрым утром, – просиял извиняющейся улыбкой Егор, который, как выяснилось, когда я показалась на пороге кухни, жарил сырники.

– С добрым утром, – растянула я губы в ответной улыбке. – Вкусно пахнет.

– Мои фирменные. Садись, – кивнул Егор на стул. – Сгущенки у тебя не нашел, сметаны тоже.

– Сашка слопала, – покачала я головой и устроилась за столом.

Передо мной тут же материализовалась тарелка с едой, а следом, через минуту, чашка кофе.

– Мне очень неудобно перед тобой за то, что все вчера так вышло, – сказал Егор, устраиваясь напротив.

Себе еды не взял, видимо, решив отдать предпочтение бутылке минералки, из которой и отхлебнул.

– Не стоит… – начала я, но Вержицкий меня перебил:

– Стоит. Поешь и давай все подробно обсудим.

Я тяжело вздохнула и послушно принялась за завтрак. По правде говоря, предпочла бы вести беседы на важные темы не тогда, когда предыдущий день был похож на апокалипсис. Но как уж есть.

– Я прошу прощения и за свое поведение и за то, что позволил твоему мужу меня накачать. Ты знаешь, мне много не надо. А тут я решил, что раз он зовет отмечать, то хочет навести мосты. – Вержицкий усмехнулся, но ухмылка его была кривовато-горькой. – Впредь буду более осмотрительным.

Отложив вилку, я вытерла губы салфеткой и отпила глоток кофе. Посмотрела на Егора внимательно, не зная, стоит ли и дальше углубляться в обсуждение нашего невольно сложившегося треугольника, или достаточно того, что он сказал. Все же решилась:

– Я вернула Никите ноутбук. Думаю, так будет правильнее.

Егор вскинул бровь.

– Если ты сделала это из-за меня…

– Не из-за тебя. Я действительно считаю, что так будет вернее всего.

Вержицкий вдруг выдохнул с явным облегчением. Отодвинулся от стола прямо на стуле и, хлопнув себя по колену, дал мне понять, что хочет, чтобы я пересела. Я почти не колебалась, когда встала и устроилась там, куда меня приглашали. Егор обхватил меня руками, прижался крепко и застыл так на несколько мгновений. А вот я замерла. Несмотря на то, что планы на минувшую ночь у меня были весьма конкретного толка, сейчас я была не настроена на что-то большее, чем объятия. И если бы Вержицкий пожелал перейти в другую плоскость в наших отношениях прямо здесь и в данную минуту, ответила бы отказом. Но он не пожелал. Сначала отстранился, поймал мой взгляд и вдруг сказал непримиримым и даже жестким тоном:

– Я хочу, чтобы ты минимизировала свое общение с бывшим мужем до встреч, на которых он будет забирать и привозить обратно вашего ребенка. И больше никаких совместных походов и праздников. Это мое требование.

Я замерла, а от удивления у меня глаза на лоб полезли. Неужели Вержицкий и впрямь считал, что может диктовать мне условия, когда мы с ним знакомы без года неделю? Конечно, я рассчитывала на то, что наши отношения станут более серьезными, но… Сейчас они таковыми не были. И если Егор полагал, что он уже может от меня требовать настолько важных вещей, которые его пока касались весьма опосредованно, то у меня для него были плохие новости.

– Извини, но я сама решу, будут ли совместные праздники, на которых поприсутствую и я, и Никита, или нет. Например, день рождения Саши тоже скоро. Предлагаешь мне отвезти туда дочь и побыть в сторонке? Или запретить Константинову приезжать к дочери? Брать у него подарки на пороге и отправлять куда подальше?

Я поднялась с колен Вержицкого, он меня не задерживал. Отошла к окну и, сложив руки на груди, принялась смотреть на улицу. Сама же всем нутром чувствовала пристальный взгляд Егора.

– О, понял. Ты мне говоришь открыто, что мое мнение для тебя неважно. Окей.

Я посмотрела на Вержицкого. Он резко поднялся из-за стола и вскинул руки, как будто сдавался.

– Твое мнение для меня важно, – заверила я его. – Но есть вопросы, которые касаются только меня. Их решать я буду сама и уж тем более не желаю требований и условий.

– Знаешь, как это называется? – Егор оперся руками на стол и на лице его появилось злое выражение. – Это называется усидеть на двух стульях. Мягко говоря.

– Спасибо, что сдержался и не стал произносить то, что хотелось, – я фыркнула, скрывая этим ту горечь, что мгновенно появилась на душе.

Вержицкий глубоко вздохнул и, взяв минералку, направился на выход. На пороге кухни обернулся и прежде, чем уйти, сказал: