– Прибыли. Располагайся, – великодушным тоном заявил мой сопровождающий, словно привел меня к двери номера дорогого отеля.

Икнув, я уставилась в темноту. Ни черта не видно. Понемногу глаза привыкли к отсутствию света, и мне удалось разглядеть крохотное помещение – голые бетонные стены и скромная лавка в уголке, на которой валялось скомканное одеяло.

– Иди давай, – за словами последовал тычок в спину, я полетела вперед и грохнулась на четвереньки.

Сзади послышался громкий скрип и скрежет металла – обернувшись, я увидела, как Костя запирает на кодовый замок тяжелую дверь – точь-в-точь как в камере временного содержания, ну, или обезьяннике, как говорят в народе.

– Ты бы на полу не сидела, – напоследок посоветовал мне добрый Константин. – А то отморозишь себе что-нибудь.

И заржал. Так, под звуки удаляющегося смеха, я сидела на ледяном бетоне, зажимая себе ладонью рот, чтобы не разреветься от ужаса. Когда первая волна страха отступила, я подползла к лавке и взобралась на нее, закутавшись в драное одеяло. Оно, конечно, ни черта не грело, но с ним было как-то спокойнее.

Полчаса в подвале ничего не происходило. Я молча таращилась в стены, понимая, что кричать бесполезно, и терпеливо ждала, когда за мной придут. Ведь не просто так эти двое похитили меня из клуба и привезли в этот загородный дом, где их, похоже, ждали. Судя по реакции охранника, такое случалось часто, следовательно…

Я вся покрылась липким потом. Что здесь? Бордель? Торговля людьми? Может, меня собираются продать на органы?

Через час я заснула беспокойным сном, время от времени просыпаясь и дрожа от холода. По моим подсчетам, уже наступило позднее утро, когда за мной пришли – тот самый Костя, запихнувший меня в эту клетку, набрал код на замке и, недовольно зевнув, сообщил:

– Пойдем на осмотр, красавица. Заскучала небось?

Он открыл дверь и шагнул внутрь, а я забилась в дальний угол, глядя на него с ужасом.

– Боишься? – мягко спросил Костя. Я кивнула. – Это правильно. Меня надо бояться и слушаться. Если будешь делать все, что скажу, то больно не будет. Ослушаешься – неделю проваляешься здесь со сломанными ребрами. Понятно объясняю?

Я снова кивнула, стараясь сдержать мелкую дрожь.

– Вот и славно, – повеселел Костя. – А теперь вставай, и двигай ножками в сторону выхода. Давай, топ-топ…

Он снова рассмеялся, глядя, как я неуклюже сползаю с лавки, не желая расставаться с одеялом. Одним движением он рванул его из моих рук – от страха я громко вскрикнула, и тут же получила пощечину. Щеку обожгло, в висках запульсировала боль.

– Я тебе что сказал? – тон с веселого сменился на угрожающий. – Чтоб ни звука лишнего, поняла?

Я закивала, как китайский болванчик.

– Ты что, язык от страха проглотила? Что молчишь все время? Или немая?

– Нет. Не немая, – собрав все силы, ответила я. Вышло паршивенько – голос охрип и дрожал, словно я всю ночь напролет орала песни Меладзе.

– Ну, пойдем тогда.

Добрый Константин вывел меня из камеры, и повел тем же путем наверх. Поднявшись по лестнице, я завертела головой – мы были в холле, который я вчера с перепугу не успела рассмотреть.

– По сторонам не глазей, иди сюда, – скомандовал мой сопровождающий, и подтолкнул меня в спину.

Мы свернули направо, углубляясь в один из боковых коридоров, и приблизились к обычной двери без замка. Костя постучал, дождался ответа и затащил меня внутрь.

Мое сердце совершило стремительный кульбит и рухнуло куда-то в пятки. Комната оказалась кабинетом врача, причем не какого-то терапевта, а гинеколога – об этом свидетельствовало гинекологическое кресло в центре, кушетка у стены со стопкой одноразовых пеленок и набор инструментов на маленьком столике.

– Новенькая? – равнодушно спросила кудрявая женщина в очках, сидевшая за столом в левом углу. Свет из окна, располагавшегося за ее спиной, не давал мне увидеть лицо говорившей.

– Ага, – хмыкнул Костя. – Только вчера прибыла. С пылу, с жару. Я тут посижу, уж больно странная она.

– Буйная?

Женщина встала и приблизилась ко мне. Ничего примечательного во внешности – обычная женщина лет сорока, с усталым взглядом и глубокими морщинами возле рта.

– Да не, не буйная, Вер. Тихая, это-то и настораживает, – хохотнул Константин.

– Раздевайся и на кресло, – приказала женщина, натягивая перчатки. – Половую жизнь ведешь?

Я замерла истуканом, лихорадочно оглядываясь. Куда бежать? Что делать?

Господи, почему это не может быть просто сном?

– Не молчи, овца, – рявкнул Костя. – Отвечай!

– Веду, – хрипло ответила я. Сзади послышалось ржание.

– Раздевайся, – повторила женщина по имени Вера, равнодушно глядя на мои глаза, полные слез. – И на кресло.

Следующий час я мечтала выбросить из памяти и никогда не вспоминать. Взгляд Константина – чужой, оценивающий, похабный; прикосновения – резкие, грубые; врач даже не пыталась действовать мягко и аккуратно.

Лежа в кресле с раздвинутыми ногами, я сгорала от стыда и унижения. Хорошо еще, что мой охранник сидел за моей спиной, а не в первом ряду, наслаждаясь представлением.

Когда осмотр закончился, а все необходимые анализы были взяты, меня отвели обратно в камеру. Туда же принесли одежду – тонкие штаны, просторную футболку и тапки, затем приволокли поднос с едой.

Я осмотрела содержимое – чашка с жирным бульоном, два куска хлеба, стакан воды.

– Быстро ешь, – велел Костя. – До завтра еды не будет.

Я в два глотка опустошила емкость, и принялась жевать хлеб. Константин терпеливо стоял у камеры, дожидаясь, пока я доем.

– Даже не спросишь, что с тобой будет? – нарушил тишину он.

Я проглотила кусок серого хлеба и хрипло ответила:

– Ясное дело, ничего хорошего.

Он рассмеялся – довольно, раскатисто. В окружающей нас обстановке это казалось неуместным.

– Правильно. Ну а все-таки – неужели неинтересно?

– Если спрошу, ответишь?

– Не обещаю, но попробовать можешь.

Я запихнула в рот остатки хлеба, запила их водой. Встала и отдала ему поднос, тихо произнесла:

– Это бордель, да?

– Догадалась, значит? – ухмыльнулся Костя.

– Сложно не догадаться. Разговоры по девушек, гинеколог, анализы…

Я пожала плечами, равнодушно уставившись в стену. Константин минуту постоял в тишине, пялясь на меня, затем развернулся и пошел к выходу, бросив напоследок:

– Не скучай. Завтра вернусь, и начнется у тебя новая жизнь!

Не знаю, сдержал ли Костя свое обещание, потому что часов у меня не было. Как только он ушел, я забралась на лавку, завернулась в драное одеяло и уснула. Проснулась с чугунной головой, дрожа от холода – наверное, проспала очень долго, потому что чувствовала я себя паршиво. Но больше всего мне хотелось в туалет – вчера мне оказали подобную милость, но после выпитой чашки бульона и стакана воды я мечтала вновь оказаться в уборной.

Замерла и прислушалась. Где-то наверху раздавались громкие голоса, затем послышались шаги по лестнице, ведущей к моему скромному обиталищу.

– Эй, заждалась небось? – поинтересовался мой бессменный охранник.

Я уставилась на него, сонно щуря глаза. Интересно, он вообще отдыхает или безвылазно тут торчит? И действительно ли он охранник? Я окрестила его так, потому что он запер меня в камере, но, может быть, Константин вовсе не рядовой участник того ужаса, что творился в этом доме?

– Выходи, знакомиться пойдешь.

– С кем? – осмелев, спросила я, сползая с лавки.

– С подругами по несчастью, – хохотнул Костя. – И одеяло оставь. Кому-нибудь другому пригодится.

«Кому-нибудь другому», – повторяла я про себя, пока мы поднимались по лестнице на второй этаж дома. Эта фраза плотно засела внутри, отдавая холодом.

Кому-нибудь другому… Девушке, которой крупно не повезет.

На лестницах – и внизу, и сверху – стояло по два охранника. Крупные ребята в черных футболках и брюках, с мускулистыми руками и пустыми глазами. Один из них мельком посмотрел на меня, и нахмурился – увиденное не произвело на него впечатления, а меня будто кипятком ошпарило – до того у него был страшный взгляд. Абсолютно бессмысленный.