Лиза пробормотала, что она хочет домой. Филипп Петрович сказал: "Так эта квартира и будет вашим домом, голубушка, пока мы не разберемся, как вернуть вас в родную реальность".

Потом они шли пешком еще минут пять, Лиза смотрела только себе под ноги, потому что доверия к нижним конечностям уже никакого не было. Так что ни где находится пресловутая «превосходная квартирка», ни что это за таинственный Дом с цитрусовыми утками, она так и не поняла.

Разглядела только оранжевую стену парадной, к которой тут же и привалилась бочком. В голове пульсировали всего две мысли: «Пуся со мной» и «Где кровать?». Сейчас еще подсунут какую-нибудь голографическую подушку.

Батюшка миотропный бендазол! Какое счастье! Самая обыкновенная, банальная кровать с хлопковым постельным бельем и деревянным изголовьем. Без космической подсветки, без антигравитационного матраса и без голосового сопровождения. С нормальной подушкой, навряд ли пуховой, но мягкой и упругой, как свежеиспеченный белый хлеб из того подвальчика на канале Грибоедова.

Лиза из последних сил прошептала: «Филипп Петрович, позаботьтесь о Пусе – ему нужен лоток и что-нибудь вроде охотничьей колбаски…», сунула консультанту Ее Величества по вопросам прав животных теплое мягкое тельце, рухнула на подушку лицом вниз и отключилась.

Первый день Лизы в Российской империи выдался весьма насыщенным. Как у резиновой курицы, оказавшейся после тиши зоомагазина – в зубах молодой овчарки; а после – нашедшей спасение в пыльной щели между клетчатым креслом и стеной.

18 декабря

Для северной столицы России выражение «встать на рассвете» не имеет смысла. О каком времени года речь? – мрачно уточнит петербуржец, измученный белыми ночами в июне, когда надоедливое светило никак не желает отправляться спать, и черными днями в декабре, когда солнце выглядывает из-за горизонта только для того, чтобы посмеяться над серыми лицами унылых горожан.

Однако в Российской империи рассвет был делом подконтрольным.

Розовые оттенки сменились нежно-желтыми, потом сияние усилилось, и Лиза открыла глаза.

Световая панель, вмонтированная в стену напротив кровати, переливалась мягкими тонами утреннего Тенерифе – острова с таким прозрачным воздухом, что восход солнца здесь становится поистине волшебным зрелищем. Режим панели назывался «Рождение удачного дня». Лизу раздражало и приторное название, и уж тем более – навязчивая панель (старый добрый будильник поднимает с кровати гораздо быстрее), но как отключить дурацкую Систему деликатного пробуждения, она за семь дней так и не разобралась.

– Поверить не могу, Пусятина, что мы тут околачиваемся уже целую неделю, – сказала она питомцу, который сидел неподалеку возле плоского телевизора и презрительно смотрел на ведущего новостей. Телевизор тут тоже включался автоматически. На корпусе устройства поблескивал логотип фирмы-производителя – мордочка весьма похожего на Пусю черного кота; компания называлась «Баюн». – Когда домой-то?

– Мяв, – важно отозвался Пуся, вероятно, имея в виду, что нас и здесь неплохо кормят, а дома злой Игорь, который имеет обыкновение выгонять миленьких бедненьких котиков на мороз.

За последнее время миленький бедненький котик изрядно растолстел. Пуськина шерсть лоснилась, как шевелюра голливудской актрисы, рекламирующей новый шампунь. Отъелся господин Пуссен на особых колбасках из дичи, а именно – из мяса рябчиков и куропаток.

Филипп Петрович, по его собственному признанию, оказался в совершеннейшем тупике, пытаясь выполнить поручение Лизы, впавшей в беспробудный сон. В Российской империи никогда не было никаких охотничьих колбасок. Фаршированный язык от углицкой «Фабрики Григорьева»⁴ – пожалуйста. Ветчина рулетная – на здоровье. Но охотничьи колбаски – позвольте, а что это?

Да ни один нормальный человек на моем месте, оправдывалась потом Лиза, не вспомнил бы, что охотничьи колбаски, равно как и любимая Пусей докторская, – это исключительно советское ноу-хау. А точнее – американское, внедренное в СССР в 30-х годах наркомом пищевой промышленности Микояном, о чем когда-то, давным-давно, мимолетом упоминал Лизин дедушка: что-то такое про командировку наркома в США, где тот впервые попробовал мороженое в стаканчиках и газированное вино, впоследствии выпускавшееся в Союзе под патриотичным названием «Советское шампанское». Здесь же, в альтернативной России, выпускник духовной семинарии Микоян был настоятелем Эчмиадзинского монастыря в Армении, да к тому же вегетарианцем, и к питанию граждан империи отношения не имел – разве что снабжал их монастырским вином и сыром. Охотничьи колбаски в этой параллельной вселенной так и остались неизобретенными. Равно как и несусветное "Советское шампанское".

Шеф Седьмого отделения, отчаявшись разбудить Лизу, храпевшую на весь изысканный Дом с Утками-мандаринками, решил пойти логическим путем. На кого охотятся в декабре? Глухари, рябчики, перелетные гуси. Все они значились в ассортименте местного супермаркета, он же – пассаж Второва.

В итоге тем памятным вечером 11-го декабря подоконник Лизиной квартиры на 33-м этаже стал напоминать взлетно-посадочную полосу международного аэропорта – грузовые квадрокоптеры тащили из пассажа свежее филе лесных птиц и на всякий случай – шесть видов сухого корма, а также все необходимое (по мнению Филиппа Петровича) для ежедневной жизни кота, в том числе:

– замысловатый лоток, больше похожий на космический корабль, который следовало напрямую подключать к системе мусоропровода, чтобы не маяться с уборкой;

– миска с верхним резервуаром для сухого корма, беспроводным подключением к Интерсетке и дистанционным управлением;

– лежанка в виде гигантского розового сердца со встроенной вибрацией;

– сумка-переноска из необычайно лёгкого и прочного материала с именной табличкой "Мсье Пуссен";

– десятки игрушечных хомяков, соединенных между собой в виртуальную сеть и умеющих доводить кота до остановки сердца неожиданным выпрыгиванием и бесшумным выползанием из-под различных предметов мебели.

Лежанку Пуся не взлюбил сразу, разодрал ее в клочья, розовый пух летал по всей квартире; с миской, устрашающе жужжащей и выплевывающей сухой корм, отношения у него тоже не сложились; а вот в новом лотке сидел целыми днями, очевидно, воображая себя первым котом в космосе. Хомяки-партизаны тоже пошли на «ура» – он доблестно с ними расправлялся и притаскивал добычу Лизе на подушку, в надежде на дополнительную порцию особенных колбасок.

Деликатес из дичи готовился прямо в квартире, в недрах поразительного устройства, который здесь называли «Скатерть-Самобранка». Снаружи она выглядела как обычный стол, накрытый белой накрахмаленной скатерью, на котором кто-то забыл планшет; а внутри… Под скатерть лучше было не заглядывать: сплошные металлические контейнеры, пружины и провода. Самобранка совмещала в себе всю возможную кухонную технику, от холодильника до духовки, плюс самостоятельно отправляла отходы напрямую в мусоропровод; для Лизы, ненавидящей готовку и ежевечернее ритуальное посещение отвратительной помойки, Разумная Скатерть стала единственным стоящим изобретением этого мира. Равно как и для прожорливого Пуссена, получившего доступ к еде ресторанного уровня в дополнение к своему сухому корму.

Как бы забрать этот супер-стол в сборе домой? Чтобы раз и навсегда решить вопрос с Игоревыми пельменями. Лиза прикинула, как Самобранка впишется на её коммунальную кухню. Нет, туда такая громадина не влезет, да и соседи её сразу же сломают. Может, в комнату поставить? Рядом с креслом.

Лиза потянулась к бархатной коробочке, в которой всю ночь заряжался ее Перстень. Вставила в ухо Разумный Наушник – неотъемлемую часть Перстня. Надела на безымянный палец левой руки само кольцо.

Сообразительный гаджет, почувствовав тепло хозяйки, мурлыкнуло и послало сигнал в центр управления Скатерти. В квартире сразу запахло свежемолотым кофе – совсем как тем ужасным утром 12-го декабря, на следующий день после телепортации.