И я люблю тебя.

Прости…

С придурком пьяным бороться сложно. А трезвый я, наверное, ещё хуже.

Она закрывает глаза. А мне бы хотелось их видеть. И смотреть, смотреть в этот омут бездонный!..

Ты – моя радость, Ксюша.

Я в ней до самого конца. Так бы и остался. За дверью, кажется, шаги. Если сюда кто-нибудь ворвётся, я убью его.

Время, Паша… Уже истекло.

Поднимаюсь и ещё секунды смотрю на неё. Она бы прикрылась по обыкновению, но здесь чужая постель и всё чужое. А мне приятно видеть её такой. Я быстро одеваюсь, поднимаю с пола её вещи, протягиваю. Кажется, мне больше ничего не нужно. Получил, что хотел. Пора идти. Но почему тогда мне хочется остаться?

Обнимаю свою девочку, целую макушку, глажу волосы. И тихо, скорее, себе самому, чем ей, говорю:

– Эх, была бы ты чуть-чуть постарше…

– И что тогда? – она всё слышит. – Ты расстался бы со своей девушкой?

Выдыхаю.

– Ещё увидимся, Ксюша, – хочу поцеловать её в щёку, но она отворачивается.

– Нет!

– Капризная!..

– Ничего подобного. Просто ты так со мной обращаешься…

– Ну, извини, – широко улыбаюсь. – Такой я есть. Но тебе ведь это нравится?

– Мам, ты решила меня откормить?

Отправляю в рот очередной пирожок с мясом. Моя мама – самый лучший кулинар. А ещё она счастлива, что я вернулся домой.

– Ты похудел, сынок. Чтобы поправиться, надо хорошо питаться и набираться сил.

Матери все идеальны. Даже когда бывают злыми, рассерженными на своих детей. Мы всё равно любим их образ – добрый, нежный. Тот, что запомнился с самого детства. И потом несём его с собой всю жизнь.

Мне повезло. У меня всегда была хорошая, добрая мама. И я не представляю, как жили те, кто были лишены материнской любви. Например, наш Пашка. Да, у него есть мама. И она никогда его не оставляла. Но при этом была холодна. Я видел её однажды. Высокая, красивая женщина. У Пашки с ней мало сходства. Наверное, он пошёл в отца. Но суть не в этом. Его мать ведёт себя с ним как чужая. Подчёркнуто – отстранённо. И, вроде рядом, но – на расстоянии. Один-единственный раз она была в универе. Не помню, по какому поводу. А в общагу не приезжала за всё время ни разу. Мне странно было видеть Пашку, приезжающего из дома с пустыми руками. И я, и Юрка, и даже Толян – мы все что-нибудь привозили. Кто – картошку, кто – маринады. Готовили сами редко. В основном, девчонок просили. Но Пашка всегда был пуст. Зато деньги у него водились. Свои собственные, заработанные. На них он одевался, обувался и питался. А ещё больше – пропивал. Ну, в этом деле мы все мастера.

– Что говорит отец? – спрашиваю я. Мама накрывает на стол. И когда она только всё успевает?

– Не знаю, Женя. Ты сам с ним разговаривал?

– Он, вроде, непротив, чтобы я взял академ.

– Что ж, тебе решать. Осталось-то совсем немного. Четвёртый курс… Может, закончишь как-нибудь?

– У меня и так учёба – как-нибудь. Лучше не получается.

– Потому что ты этого не хочешь, – резонно замечает мама. – И тебе неинтересно.

– Мам, – беру её за руку, пытаюсь поймать взгляд, – а тебе самой что интересно?

– Мне? – она удивлена такому вопросу. – Да какие у меня могут быть интересы? Чтобы ты образование получил, на работу устроился. Смог бы сам себя обеспечить.

– И тогда ты уйдёшь от нас?

Глаза её печальные. Смотрят так грустно и очень устало.

– Женя, ты ведь уже взрослый. Я только жду, когда ты встанешь на ноги. А потом… Может, и о чём-нибудь другом подумаю.

– Ты с ним несчастлива? – спрашиваю я. Почему-то мне хочется, чтобы она сказала «да». Неужели я настолько не люблю отца, что желаю ему плохого?

Мама садится рядом, локтем опирается на стол, подпирает щеку ладонью.

– Честно говоря, я уже забыла, что это такое. Живу так, как надо. Задумываюсь, конечно, о будущем, но… Знаешь, с годами делаю это всё реже. Всё равно ничего не меняется. И ничего от меня не зависит.

– Но это же не так, мама, – возражаю я. А сам понимаю, что она права.

Я никогда не чувствовал в себе сил, что-либо изменить. Инерция – вот что меня движет. Сам бы ни за что не стал себя толкать. Откуда во мне такая пассивность к жизни, я не знаю. Как будто всё время скучно. И заняться нечем, и желания нет. Бывают вспышки интереса, но быстро уходят. И всё опять течёт размеренно, предсказуемо. А ведь меня это устраивает, раз я ничего не хочу изменить. На кого же тогда жаловаться?

Отец совсем другой. Тот бы стену пробил, если надо. А я буду долго обходить, искать безопасный путь. А если не найду, останусь стоять на месте. Или вернусь назад.

– Жень, а что там с Лизой? – мама решает перевести тему разговора. Обсуждать свою жизнь даже со мной она не любит. А ведь ближе у неё никого нет.

– С Лизой? Всё, – просто отвечаю я.

Мы расстались после аварии. Безболезненно. Без объяснений. Она просто устала. Сейчас у неё сессия в другом городе, и летом защита диплома. Может, она вернётся сюда. Может, уедет куда-нибудь. Мне это стало неважно. Пока встречались, я думал о ней. Планы на жизнь строил. Но авария что-то поменяла. И вот уже нет наших отношений. И друга детства тоже нет.

Я вспоминаю о нём. Хороший парень Лёха! Похороны прошли без меня. Мать ходила. Гроб, говорит, закрытый. Молодой парень. Родители не хотели видеть его таким. И горько плакали. Я должен был бы чувствовать стыд. И, конечно, вину. Но предпочёл в тот день об этом не думать. Медсестра Марина, с которой я познакомился в стационаре, оказалась очень приятной девушкой. В последний день не отходила от меня, едва ли не с ложечки кормила. Заботливая, почти как моя мама. Мне нравятся такие девушки. Оказывается, она родом из соседнего с моим городом села. Я взял у неё номер телефона, обещал, как буду дома, позвонить. Но вот уже два дня прошло. Без девушки мне скучно. Наверное, я никогда не смогу быть один. Может, всё-таки, набрать её?

* * *

«Уважаемый Евгений! 17 декабря начинается сессия на вашем курсе. Убедительная просьба принять решение о вашем дальнейшем обучении в университете. В противном случае вы может быть отчислены».

Письмо пришло на почту утром. Первым его почла мама. Взглянула на меня испуганными глазами и растерянно произнесла: «Женя…»

Я лишь пожал плечами.

– Этого следовало ожидать. Я много пропустил. В конце семестра этого делать нельзя.

– Но ведь твой декан в курсе, что ты попал в аварию. Отец ему, наверняка, сообщил.

– Да, сообщил. Но после этого прошло время. И по-хорошему я должен был явиться в универ. Либо написать заявление на академ, либо продолжать учиться.

А я не сделал ни того, ни другого. Просто был дома, окружённый заботой.

– Неужели они не могли подождать?

Мама пытается найти любой способ оправдать меня. И я не пытаюсь её разубедить. Мне нужна эта поддержка. Ведь если не она, то кто? Самому мне справляться до сих пор не приходилось.

– Надо позвонить отцу, – решает мама.

Я тут же останавливаю её.

– Не надо, мам. Я съезжу, разберусь. Уверен: всё будет хорошо.

Как просто обмануть доверие человека, который на тебя едва ли не молится!..

Я собрался быстро, взял деньги (у матери для меня всегда есть) и первым автобусом уехал в областной центр. По пути слушал музыку в наушниках, смотрел в окно. Снега было много, но меня это не радовало. Я зимой родился, а люблю лето. Мне уютно, когда тепло. Когда есть кто-то, от кого можно согреться.

Я знаю, есть люди, которые совершенно не выносят одиночества. Я – один из них. И дело не в том, что я экстраверт. В компании я чаще отрешён и погружён в себя. Но мне важно само присутствие людей, ощущение, что я не один. Что я принадлежен обществу. Всегда боялся стать изгоем. Хотя никогда им не был. Женек хорошо играет на гитаре, Женек поёт, Женек помогает учителю труда таскать парты, а потом вместе с ним за гаражами водку пьёт. Красота!