Это объяснение «кельтского следа» представляется убедительным, но поскольку оно вызвало возражения, можно привести красноречивый факт. Известная исследовательница Л. Грот, ссылаясь на книгу исследователя Т. Шора, приводит подтверждающие предыдущий тезис данные: «Народ англов был впервые упомянут Тацитом в паре с другим народом – варинами (the Varini). Говоря о варинах, ученый Т. Шор всегда приводит написание этнонима «варины» с вариантом «вэринги» (Varini or Warings), обнаруживая перед нами ту простую истину, что Warings/вэринги совершенно очевидно являются англоязычным вариантом слова Varini. Т. Шор высказывает убеждение, что англы должны были находиться с вэрингами (the Warings) или варинами (the Varini) Тацита в тесных союзнических отношениях в течение длительных периодов. Он напоминает, что во время Карла Великого (742–814) был известен утвержденный королем кодекс законов под названием «Leges Anglorum et Werinorum» – «Законы Англов и Варинов». Слова византийца Кедрина (XII в.), который, воспроизводя Иоанна Скилицу, писал о варангах как о кельтах, а Иоанн Киннам пояснял, что варанги «это Британский народ, издревле служащий императорам греческим» подводят нас к тем же выводам.
Согласуется с этими сведениями и приведенное им замечание норманнского хрониста XI в. Готфрида Малатерры: «англяне, которых мы называем варангами», а также – сообщение византийского писателя Георгия Кодина о том, что варанги прославляли византийского императора на отечественном языке, которым был английский. Имеются в Англии также и топонимы Weringehorda и Wereingeurda в Девоншире, которые остались, по мнению Т. Шора, от варинов/вэрингов [Грот, 2012, с. 45]. Правда, в хрисовуле (византийской императорской грамоте) Алексея Комнина 1088 г. «варанги» отличаются от «англян», равно как от франков и немцев [Кузьмин, 1974]. Это обстоятельство также делает существенным предложение на принадлежность варягов к кельтам, поскольку под «англянами» впоследствии упоминаются уже даны (датские викинги). Либо как исконные жители полуострова Ангельн в восточной части Ютландии, либо уже как викинги-завоеватели Англии.
Однако затем, вопреки работе англичанина и приведённым железобетонным фактам, Грот продолжает «гнуть» свою линию по поводу славянства Рюрика и «компании», правда, предваряя её замысловатым изречением, что не рассматривает венетов, предков славян-венедов ни как кельтов, ни как галлов, в традициях античной лексики, а только как венетов. «Имя венетов, согласно многим источникам, явно древнее имени кельтов. Венеты/венеды (енеты/генеты у Геродота) относились к одному из реликтовых индоевропейских этносов и в ходе тысячелетних миграций отдавали свое имя многим полиэтническим объединениям [Грот, 2012, с. 48].
Далее, Л. Грот просто превращает индоевропейцев венетов в балтийских славян почти мгновенно [Там же]. При этом в рассуждениях, разумеется, теряются промежуточные этнические звенья, положенные по умолчанию. От этого вся цепь доводов выглядит не так убедительно. Ведь кельтский элемент был не единственным на Балтике. Но в данном случае прежнее самоназвание сохранилось почти в первоначальном виде, не смотря на мощные потоки германских народностей, прошедших через ту же территорию.
Что же касается древности индоевропейцев венетов-энетов, то оно требует некоего логического продолжения, так как может пролить свет на некоторые исходные индоевропейские пути с юга на запад Европы. Например, ирландцы в Средневековье ещё помнили, что их предки раньше проживали у Чёрного моря. Но таких продолжений в изложении Л. Грот не следует и всё повествование об индоевропейских корнях вышеуказанных народов обрывается как бы на полуслове.
Между тем и Рюрик, и особенно Трувор (Тревор) и переиначенный на славянский лад Синеус (Sinicus), что ясно показал Кузьмин в своей работе почти 40 лет назад [Кузьмин, 1974] являются в большей степени именно кельтскими именами, чем какими-то ни было ещё. Во времена Юлия Цезаря в кельтской Галлии по соседству с гельветами обитало племя рауриков (Raurici), позднее куда-то переселившееся. Впоследствии здесь был город Augusta Rauricorum (близ Базеля). Название племени, вероятно, имеет географическое происхождение: племя обитало в районе реки Paypa (Рур). Имеется параллель для кельтской Рауры: приток Одера носил название Rurica, Rorece. «Рориками» (Rauricus) прямо называли выходцев из района Рауры.
В кельтских языках обнаруживаются достаточно ясные и естественные параллели. В них, в частности, встречается большое количество имен, восходящих к sinu – «старший»: Messenius Sinaeus, Sinus, Sinicus, Sincius. Первоначальное кельтское звучание этого важного для эпохи перехода от общинного строя к государству понятия – sinjos – практически совпадает с написанием имени брата Рюрика. Для имени Трувор указывается скандинавский аналог Torvardr. Аналогия не слишком близкая и совсем не ясная.
Гораздо более широкие возможности открывают снова кельтские параллели. Так, имя может быть сопоставлено с многочисленными производными от племени треверов. В древне-французском языке имелось прямо совпадающее с именем слово trouveur, означавшее «поэт», «трубадур», а также, видимо, «предприимчивый человек», «находник». Trevor – одно из наиболее распространенных имен в старой кельтской области Британии – Корнуэлле. Встречается оно также в Уэльсе и Бретани [Там же].
«Кельтическая» примесь прослеживается в Прибалтике специалистами и на основе антропологических данных. Известный советский этнограф Н. Н. Чебоксаров, анализируя становление германского антропологического типа, установил, что в VIII-X вв. как славянское, так и германское население северной Германии было весьма неоднородно. Преобладали местные антропологические типы, сходные с теми, которые отмечаются для данной эпохи у фризов и саксов. Но наряду с ними у полабов и ободритов Мекленбурга, а также в отдельных районах Померании и Западной Пруссии нередко представлены формы, «очень близкие к типу латенских кельтов».
В литературе обращалось внимание на то, что у славян Поморья сохраняются этнические названия предшествующей поры: варины и варны, мугилоны и могиляне, лугии и лужане, ракауты и ракоусы, ругии и руги и др. Видимо, неславянское население слилось со славянским, передав ему свои топонимы и этнонимы и восприняв его язык. Процесс слияния проходил, очевидно, в условиях длительного и широкого взаимодействия, в результате чего осуществлялось взаимопроникновение культур и быта [Там же].
В Норвегии зафиксирован топоним Varangerfjord. Однако значение этого факта совсем не то, которое им придают норманисты. Он свидетельствует о наличии в Прибалтике этнической группы, именовавшейся «варягами», выходцы из которой во всех названных областях были посторонним, пришлым элементом. Примерно такой же топоним есть и в Крыму (Varangolimen) и рассмотренные выше в Англии. Даже в нынешнем ирландском языке море обозначается как «farraige».
Варяги» оставили ряд топонимов на территории от Мекленбурга до Пруссии (на том или ином удалении от моря). В русских летописях (Ермолаевский список) есть фраза: «от помория Варязкаго от Стараго града за Кгданском (нынешним польским Гданьском)». Это точная локализация варягов, отличная от настойчивого навязывания норманистами местоположения варягов на Скандинавском полуострове.
Присутствие некоего стороннего этноса или общности в определении варягов напрашивается само собой, учитывая тот момент, что даже русские летописи выделяют варягов среди и славян, и среди скандинавов, и даже руси. Разумеется, сложно идентифицировать кельтский элемент среди новых этносов по прошествии стольких веков. Ведь активность кельтов относится ещё к векам до н. э. А тут читателю как бы предлагается поверить в то, что в VIII-IX в., то есть почти через тысячу лет некая кельтская общность вполне здравствует и даже ведёт активную политическую деятельность.
Однако косвенные признаки этой деятельности есть. Независимо от того насколько варяги являлись к этому времени кельтами, но английский след в истории Руси известен достаточно хорошо. Гита Уэссекская (Гида) – принцесса английская, дочь последнего правившего англосаксонского короля Гарольда II и Эдиты, первая жена великого князя Владимира Всеволодовича Мономаха и соответственно мать Мстислава Великого. Напомним, что именно его правлению некоторыми исследователями приписывается возникновение данной легенды. Будучи князем Новгородским очень длительное время (1088–1094 и 1095–1117 гг.) он в это время женился на шведской принцессе Христине Ингесдоттер, три дочери от которой (Ингеборга, Мальсфрида и Евпраксия) нашли себе высокопоставленных зарубежных женихов соответственно – датского князя Кнуда Лаварда, короля Норвегии Сигурда I-го и Алексея Комнина, соправителя византийского императора.
