– Но ведь дочь-то твоя прекрасно со всем справляется, – добавил он примирительным тоном.
– В таком возрасте девочки всегда мудрее мальчиков. Полагаю, что и Скотт не всегда был примерным учеником!
Она постоянно сравнивала своих сыновей со Скоттом, что в конце концов надоело Ангусу.
– Мой сын всегда шел прямым путем, ничего другого я просто не допустил бы, – проговорил он.
– И что же он выбрал в качестве ориентира?
– Мы выбрали вместе. Он всегда знал, что когда-нибудь ему придется взять дела в свои руки, как это бывало у нас в каждом поколении, и что он обязан обеспечить их процветание, насколько возможно. Поэтому он изучал управление бизнесом, торговлю и маркетинг в течение четырех лет в университете, затем получил диплом бакалавра, после чего уехал в тур по Европе – набираться опыта.
– И ты, разумеется, оплатил ему это развлекательное путешествие? – с иронией произнесла Амели.
– Конечно, нет! Он не поехал туда в качестве туриста, а проходил стажировку в различных хозяйствах, сравнивал различные методы и возможности, изучал рынок алкогольной продукции и текстиля. Да, мне хотелось, чтобы он чувствовал себя более уверенным в тех областях, которыми ему придется заниматься, а не бродил как слепой котенок, натыкаясь на неведомое, как некогда приходилось это делать мне. В мое время все было иначе, специальных знаний тогда было не получить, вот и познавалось все только в процессе самой работы, на практике. Теперь же, с развитием глобализации, все стало иначе, передовые практики внедряются и распространяются очень быстро, за всем нужно поспевать!
Вероятно, он говорил со слишком большим энтузиазмом, поскольку Амели становилась все мрачнее. И хотя Ангус все еще был влюблен в жену, но глупым не был. Он прекрасно понимал, что она задумывалась о будущем собственных сыновей и по возможности постарается ему их навязать. Этой перспективы он боялся больше всего, однако ему следовало быть более дипломатичным, чтобы избежать ссор. Когда Амели бывала чем-то недовольна, она ночью в постели поворачивалась к нему спиной, оставляя его разочарованным, с неутоленным желанием. Ибо он уже вкусил ее тела, привык к удовольствию, которое оно ему доставляло, и не хотел себя его лишать. Слишком долго он жил в воздержании, ведя жизнь вдовца, и теперь в роли «новобрачного» собирался пользоваться удовольствием, которое дарила ему жена, сполна.
– У тебя целых три компании, Ангус. Скотт никогда не сможет управлять ими один, используя передовые методы, это слишком для одного человека. Почему бы тебе не попытаться заинтересовать Джона или Джорджа, например, прядильной фабрикой?
Вопрос застал его врасплох. Фабрика? Помилуй бог, это же было дело Мэри! Никогда Скотт не допустит хозяйничанья там одного из сыновей Амели, он увидел бы в этом оскорбление памяти матери.
– Я предлагаю тебе фабрику, потому что чувствую, что винокурни для нас под запретом! Тем не менее я ношу твою фамилию и тоже Джиллеспи.
– Ты, но не твои дети, – сухо ответил Ангус.
Ответ вырвался сам собой, однако попал точно в цель. Амели испепеляла его взглядом.
– Это потому, что их отец англичанин, ты их отвергаешь, отбрасываешь от себя, да?
– Нет… Я совершенно их не отвергаю. И даже готов предложить им кое-что, что сможет поднять их школьные результаты. Мальчишек следует устроить в закрытый пансион, Амели. Точно так же я поступил и со Скоттом, и он получил там прекрасное среднее образование. Оплата за учебу в таких заведениях превышает все разумные пределы, но я могу себе позволить содержать там всех троих. Можешь считать мое предложение подарком тебе.
Амели все же удалось сдержать гнев, и она возразила плаксивым тоном:
– Я не собираюсь с ними разлучаться. Кроме меня, у них никого нет! Если они уедут в пансион, мы больше не сможем общаться, ведь они будут далеко от меня, от сестры…
– Ваше «общение» обычно сводится к ссорам, и они только мучают сестру.
– Ты слишком суров к ним и упрям к тому же. Так послушай: ни за что на свете я не отправлю их туда, чтобы ты мог от них отделаться. Если у тебя хватило жестокости так поступить со своим сыном, мне все равно, но я – другой человек и не сделаю этого. Я слишком чувствительна, чтобы перенести то, что я все время буду думать о них, что они сейчас, в это время, находятся в холодном интернате, может быть, их разлучили друг с другом, может, несправедливо наказали…
– Их и нужно наказывать, а ты на это не способна.
Он сразу понял, что зашел слишком далеко. Амели выпрямилась во весь рост и смерила его презрительным взглядом.
– Вопрос закрыт, – произнесла она. – Не заставляй меня пожалеть о том, что я доверилась тебе и потащила их за собой в такую даль. Дети для меня – святое. Я сразу тебя предупредила. А теперь прошу мне сказать честно, если я и мои дети – нежелательные персоны под твоей крышей.
– Ну хватит тебе, Амели! Вы все пятеро для меня самые «желательные персоны», как ты сказала, и я каждый день благодарю судьбу, что она свела нас с тобой. Этот дом – твой, и я хочу, чтобы ты чувствовала себя в нем хорошо.
– Тогда перестань меня расстраивать, перестань обвинять моих сыновей во всех смертных грехах, и хватит тебе превозносить своего любимчика Скотта, пока я не начала его ненавидеть.
Чтобы смягчить эти слова, она прильнула к нему, обняла его за талию и поцеловала в губы. Почувствовав ее тело так близко, он мгновенно возжелал ее. Ах, как же он обожал подобные мгновения ее обостренной чувственности, когда она начинала его провоцировать на сладкую любовную игру! Да чем он, собственно, заслужил такое, что настолько прелестная женщина хочет заняться с ним любовью? Он не был ни молод, ни хорош собой, он отлично знал это, однако она, несомненно, получала удовольствие, когда он ее ласкал. Неловким жестом он приподнял ее свитер, расстегнул лифчик и впился пальцами в ее грудь. Закрыв глаза, она издала какое-то сладкое урчание удовлетворенного желания, которое попросту приводило его в бешенство, сводило с ума.
Ему страстно хотелось сделать ее счастливой. Не только удовлетворить физически, но и принести ей счастье, и, может быть, как знать, окончательно изгнать из ее сердца этого проклятого Майкла.
* * *
– Мы имеем право прийти с кем захотим, – повторила Кейт. – С кем-нибудь из родни, с другом, братом, лишь бы рядом был сопровождающий кавалер. Но я никого здесь не знаю.
Взгляд, полный надежды, смутил Скотта, который одарил ее признательной улыбкой.
– С братом? Да у тебя их целых три!
– Я никогда не попрошу их меня сопровождать куда бы то ни было. Они совершенно не умеют себя вести, ты же их знаешь. Ну пожалуйста, Скотт… Это будет очень веселая вечеринка, хотя и под присмотром учителей.
– А переодеваться надо?
– Определенного костюма не нужно, можно выбрать любой. В школе всегда устраивают эту вечеринку в ноябре, но в прошлом году я только что приехала и еще чувствовала себя одинокой, потому и не пошла. На этот раз не пойти будет неудобно, нельзя пропустить. У нас будет накрыт стол, все ученицы принесут с собой какое-нибудь угощение, я, например, попросила Мойру испечь шоколадный торт для нас, а потом начнутся танцы!
– Никакого алкоголя, я полагаю?
– Пиво, да и то только для родителей. Ты можешь вполне считать себя родителем, если учесть твой возраст. Ну пожалуйста, согласись, скажи да…
Она была такой трогательной, что, в конце концов, он уступил. Стоит признать, что ей тоже нелегко далось привыкание к школе, как и к самому Джиллеспи, разве не заслуживало это поощрения?
Как только Скотт дал согласие, Кейт, взвизгнув от радости, прыгнула ему на шею.
– Какой ты выберешь себе костюм? – спросил он. – Переоденешься в эльфа? В Белоснежку? В Робин Гуда?
– Почему не в принцессу?
– Мне кажется, стоило бы проявить большую изобретательность.
Разочарованная, она состроила досадливую гримаску.
– Я поговорю с Мойрой, ведь она будет заниматься моим костюмом. А ты, Скотт, в каком образе ты себя видишь?