От свежего и прохладного воздуха и от тяжких мыслей голова у Ариты закружилась. Она покачнулась и упала бы, если бы кто-то не подхватил её под руку.

Киммерийка подняла взгляд.

Рядом стоял молодой плечистый скиф. Тёмные глаза смотрели внимательно и хмуро, словно солнце сквозь облака. Длинные русые волосы под высокой шапкой и мех на его накидке, перехваченной поясом с золотой пряжкой, трепетали при малейшем дуновении ветра, отчего скиф становился похожим на льва.

Арита оперлась на подставленный локоть. От прикосновения её словно молнией пронзило. Она вздрогнула и испуганно отдернула руку.

Скиф ещё больше нахмурился, будто и его обожгла маленькая горячая ладонь.

– Меня зовут Тирсай, – голос прозвучал низко и глухо.

– Арита, – ответила киммерийка и поспешила уйти.

С того дня они виделись почти каждый день.

То он проходил мимо, то оказывался рядом с ней за трапезой. Они ни разу они не заговорили, но Арита никак не могла понять, почему всё чаще думает о нём? Почему так часто они оказываются рядом?

В тот день был праздник Великой богини Табити.

В честь покровительницы одной из самых могучих стихий – огня – скифы готовили общую трапезу. В бронзовых котлах варилось мясо, в собственном жиру жарились кабаньи туши и тушки птиц. Скифы с наслаждением пили из большой золотой чаши, ходившей по кругу, синеватое кобылье молоко и быстро хмелели. Было людно, возбуждённые громкоголосые скифы сновали повсюду, но Арита чувствовала себя чужой среди них, не различая голосов, не узнавая напевов. Ей захотелось остаться одной, и она решила уйти к небольшому ручью, резво вытекавшему из-под городской стены.

Девушка присела у самой воды, обхватив руками колени, и стала слушать, как звенит вода, сталкивая друг с другом гладкие камешки. Здесь было спокойно и так хорошо просто сидеть, слушать незатейливую песню ручья, вспоминать о Гирте...

– Арита, – неожиданно услышала она рядом. – Почему ты здесь? Тебе не по нраву наш праздник?

Она обернулась на голос. Это был Тирсай.

Короткий нарядный кафтан с длинными рукавами подпоясывал узкий ремень, на котором висел короткий меч. Длинные широкие штаны заправлены в мягкие кожаные сапоги.

– Киммерийцы не поклоняются скифским богам, – сказала Арита тихо и непреклонно.

– А каким богам поклоняешься ты? – спросил Тирсай, присаживаясь рядом.

Его крепкое плечо коснулось плеча девушки. От смущения она уставилась на воду:

– Богу, который внутри меня, – ответила она, не поворачивая головы, но чувствуя на себе взгляд Тирсая.

– И чему же учит твой внутренний бог?

– Он учит жить на своей земле, не убивать и не грабить...

Арита осеклась, понимая, что не смеет дерзить, если хочет сбежать отсюда до того, как её казнят за такие речи.

– Разве у киммерийцев нет культа Великой Богини? – продолжал Тирсай. – Культы богинь плодородия есть у всех народов. Египетская Сехмет, вавилонская Иштар, греческая Деметра... У неё есть и более древние имена: лувийская Ати Купапа, микенская Тейайа Матреи Матерь Богов…

– Откуда ты всё знаешь? – удивилась Арита познаниями молодого скифа.

– Я служил у Анахарсиса, брата царя Савлия. Царь отправил царевича послом в Афины. Я поехал вместе с ним. В Афинах Анахарсис изучал философию у самого Солона, одного из семи греческих мудрецов, получивших знания у египетских жрецов. Когда Савлий призвал брата обратно, тот не стал торопиться и по пути домой посетил немало городов. В Кизике, где по преданию жили потомки греческого Бога Посейдона долионы, на горе Диндим мы посетили святилище фригийской Богини Кибелы, олицетворения матери-природы. Анахарсис говорил, что святилище Кибелы Диндимены основали ещё аргонавты, посетившие город в поисках Золотого Руна. Анахарсис принял участие в мистериях в честь Богини. Вернувшись домой, мой хозяин хотел ввести культ Кибелы и среди скифов, но царь Савлий страшно разгневался на брата за непочтение к нашим богам, и убил его собственными руками…

Этот скиф, он говорил с ней так, как никто прежде не говорил. Она смотрела на его губы, как смотрела когда-то на губы Гирта. Но они были чужими, незнакомыми, как и удивительный его рассказ. Арита слушала Тирсая, чувствуя странную власть его над собой.

Вдруг, словно её обдало жаром костра, она остро почувствовала рядом плечо скифа. Арита подняла глаза и увидела в распахнувшемся вороте кафтана его могучую шею…

За полночь уставшие скифы разошлись, и всё стихло.

А перед самым рассветом, когда едва уловимый ветерок принёс из степи запахи влажной после дождя земли и посвежевшей зелени, и ещё что-то такое, от чего замирало сердце, она очнулась в полутёмной палатке. Светильники догорали.

Арита не понимала, отчего так размякла. Куда подевалась злость? Она вдруг с удивлением осознала, что совсем не хочет мстить. Напротив, ей было так хорошо и спокойно рядом с этим молодым скифом, мирно спящим рядом с ней. Она разглядывала точёный профиль и не чувствовала ненависти ни к нему, ни к себе.

Эта ночь была ночью истинной жизни и глубоко скрытых желаний сердца. Истина была обнажена, как она, а она обнажена как истина. Она не смогла бы сейчас солгать даже в мелочи, потому что поняла – всё, что она теперь сделает, будет иметь значение, каждое произнесенное слово как сакральная правда.

– Ты действительно киммерийская царевна? – спросил проснувшийся Тирсай.

Арита растерялась. Помнила, что её приняли за царевну, потому что нашли при ней Лазуритовый Жезл. А вдруг только это обстоятельство заставило скифов оставить ей жизнь?

– Я наследница Великой Царицы, – прошептала она.

Это была правда.

Получив той ночью в беспредельной степи в знак посвящения Лазуритовый жезл, она стала полноправной наследницей своего Рода. В ту ночь она утратила всё, что было у неё прежде и начала новую жизнь, приобретя нечто такое, что не совсем ещё осознавала.

Она только ступила на дорогу, по которой должна пройти.

Арита смотрела в глаза Тирсая, и видела свой путь...

...Она увидела, как уходит из города скифов…

Однажды ранним утром она оседлает коня, спрячет Жезл в сумку у седла, и отправится в степь. И никто не догонит её, ведь она умчится, как ветер. Тирсай поможет ей, она знала это уже тогда, в то пасмурное утро, когда они впервые коснулись друг друга, и её пронзило, словно молнией. Она не знала тогда, что эта вспышка была первым опытом дара прозрения, который она получила по наследству от Великой Богини.

Табити, скифская Богиня подземного огня, грозная, воспламеняющая богиня, имела и другие имена...

Огненная, могучая и властная богиня позволила киммерийке заглянуть в волшебное зеркало, в котором был виден весь мир, где отражались все людские судьбы....

Она узнала, что стрела, догнавшая её в степи, когда она мчалась мстить скифам за смерть Гирта, была выпущена Тирсаем.

Она вспомнила, как очнулась лежащей поперёк седла, услышав конский топот, как чья-то сильная рука вцепилась в узду, как качалась степь, мелькали перед глазами алые цветы, гнущиеся на тоненьких огненных стебельках, как белым пятном промелькнул лошадиный череп…

Пронзающие насквозь, как его меткие стрелы, глаза Тирсая удержат её на долгие годы, и она узнает, что и скифы умеют любить и быть преданными.

Табити, богиня жертвенного огня и молитвы. У этого огня она будет согреваться долгие годы.

Именем Табити, богини домашнего огня, принесёт ей клятву верности Тирсай.

Табити, молодая женщина в длинном платье. Такой её изображали скифы. Такой хотел видеть Ариту Тирсай.

... Всё это ей ещё только предстояло узнать. А потом она уйдёт.

…Куда она двинется дальше? Пожалуй, на север. Через степь, такую беспредельную, что понадобится не меньше года, чтобы достичь её края, да и не каждому удастся вернуться из этого странствия. Ведь там, за краем степи клубиться тот самый изначальный мрак, из которого раз в тысячелетие выходят новые народы. Именно оттуда вышли киммерийцы, потом и скифы. А потом придут другие...