В то утро Джозефе Карлино отдал Богу душу, даже не успев приобщиться Святых Тайн.

Перед тем, как выдохнуть в последний раз, он крепко схватил руку ученика и произнёс:

– Говорят, в каждом человеке звучит своя нота. Что за нота звучала во мне?

[1] Волчья квинта (букв. пер. с нем. Wolfsquinte) — музыкальный интервал, название очень фальшивой квинты, которая возникала в различных музыкальных строях. Обращение «волчьей квинты» (перемещение нижнего звука на октаву вверх) даёт «волчью кварту». Иногда их называли просто «волками».

[2] Название diabolus in musica употреблялось по отношению к тритону. Тритон - интервал, содержащий три целых тона. Диссонирующий интервал. В музыке эпохи возрождения практически запрещалась использоваться в созвучии с тоникой (параллельно так и последовательно в любом порядке), так как образовывался диссонанс. Тритон называли нотой дьявола.

[3] Анииций Манлий Торкват Северин Боэций в исторических документах Аниций Манлий Северин (ок. 480 — 524, по др. св. 526) — римский государственный деятель, философ-неоплатоник, теоретик музыки, христианский теолог. В трактатах «Основы музыки», «Libri V de institutione musica» передал европейской цивилизации метод и базовые знания лучших греческих авторов (преимущественно пифагорейцев) в области «математических» наук.

[4] Адриан Вилларт (ок. 1490 — 1562), фламандский композитор и педагог, работал в Италии. Представитель франко-фламандской полифонической школы, основоположник венецианской школы.

[5] Итальянский композитор XVI века Никола Вичентино пытался вновь ввести в европейскую музыкальную теорию хроматизм и энгармонизм античной музыки. Результаты своих изысканий он изложил в трактате «Древняя музыка, сведенная к современной практике» (1555).

[6] Хелис – разновидность лиры, простейшая и самая лёгкая по весу, с корпусом из панциря черепахи, обтянутым воловьей кожей. Техника игры на всех античных лирах примерно одинакова: музыкант держал инструмент под углом примерно 45 градусов к корпусу, играя стоя или сидя.

[7]Дидимова комма — интервал менее малой секунды (80/81).

За тьму в ваших глазах

«В надежде, неведении и радости направлялись они к гаваням юга»

Хорхе Луис Борхес.

Предисловие к книге

Марселя Швоба "Крестовый поход детей"

«шли мужи и девы, юноши и старцы,

и всё это были простолюдины»

Монах-хронист

о Крестовом походе детей 1212 года

По дороге, вьющейся по заросшему хвойным лесом холму с пролысиной на верхушке, погромыхивая большой корчагой с пивом, поднималась повозка.

Осенний ветер, усиливающийся в это время года, нещадно трепал хламиду возницы. Тяжёлое пасмурное небо висело так низко над землей, что Галашу приходилось всматриваться, чтобы разглядеть путь. В такой пасмурный день и без того мрачный лес и тёмные каменные глыбы по обочинам смотрели ещё угрюмее. Галаш то и дело понукал чагравую лошадку, торопясь засветло взобраться на холм и увидеть, наконец, трёхъярусную колокольню монастыря Святой Девы Марии, служившую ориентиром в пути и конечной целью.

Вниз по холму к Оболони уходил овечий выгон, по которому бестолково разбрелось овечье стадо, а на дне долины, у лесистого берега Днепра, виднелась высокая звонница и ломаные изгибы монастырских построек.

За два года, что настоятель назначил его возницей, Галаш хорошо изучил каждый камень на этой дороге и отлично знал, когда надо свернуть, чтобы не сгинуть в глубоких яругах Киевских предместий. Время от времени Галаш поправлял охапку соломы под корчагой, опасаясь, как бы огромный сосуд не свалился с повозки, и улыбался, вспоминая дочку сельского пивовара.

За крутым поворотом возле старой надломленной молнией сосны, Галаш заметил путника. В прихрамывающей походке и в том, как он опирался на посох, чувствовалась усталость, дорога поднималась всё время в гору, и идти по ней было нелегко.

Когда повозка поравнялась с прохожим, Галаш придержал лошадь.

Остановился и путник.

Это был немолодой человек в потрёпанном плаще, накинутом на крепкие плечи. Он кивком приветствовал возницу.

– Куда идёшь, добрый человек? – спросил Галаш.

– В монастырь, – ответил путник, вставляя посох в землю и пряча руки в полы плаща. – Слыхал я о доминиканской обители на Оболони.

– За холмом она и есть. Помолиться или, может, остаться хочешь? Садись, подвезу. Туда еду, – радуясь попутчику, предложил Галаш.

– Там видно будет, — ответил странник, садясь в повозку и укладывая рядом посох.

– А звать тебя как? – приветливо поинтересовался Галаш, дёргая вожжи.

– Отец знает моё имя, – уклончиво ответил пришелец. – А ты называй Паломником.

На востоке горизонт угрожающе загородили тучи.

– Дождь, – сказал Галаш, когда ему на руку упала первая крупная капля…

…Смеркалось. Только что кончился ливень. Пряно пахло прелыми листьями.

Отец настоятель осторожно, боясь оступиться, шёл по тропинке, выложенной грубо обтёсанными серыми камнями, скользкими после дождя. В ветвях шумнул ветер, и на куполе церкви Святой Девы Марии жалобно заскрипел крест.

Отец Максимилиан поднял голову. На фоне бледного неба отчётливо выделялась тёмная осиновая крыша и две остроконечные башенки храма. В наступающих сумерках они приобрели странную причудливую форму, к тому же откуда-то появилась птица – чёрная, как сама башня, на которой она сидела, задрав к небу уродливую голову с огромным клювом и скрестив за спиной несоразмерно огромные крылья.

– Святая Дева Мария, Матерь Божия, пошли нам святых Ангелов, чтобы они нас защитили и отогнали бы от нас злого врага рода людского, – прошептал отец Максимилиан, безотчётно пугаясь странного существа.

Слова молитвы прервал горластый петух, вечерним криком возвестивший о чьей-то скорой смерти. Отец Максимилиан осенил себя крестным знамением, и торопливо ступил на порог храма. Он отворил дверь и шагнул внутрь.

На мгновенье задержавшись возле караульного помещения, он глянул вниз, где после пяти крутых ступенек находился вход в крипту. Дверь была приоткрыта. Настоятель покачал головой, отметив непорядок, но отвлекаться на его устранение не стал. Обхватив обеими руками наперсный крест, он направился прямиком к алтарю.

У аналоя отец Максимилиан преклонил колени, неуклюже опустив грузное тело, облачённое в белый хабит, на деревянный пол и, закрыв глаза, направил взор глубоко внутрь себя, туда, где он обычно видел Бога...

Тихая молитва полетела по храму:

– Deus coeli, Deus terrae, Deus Angelorum… Ты Создатель всего видимого и невидимого, и царствию Твоему не будет конца: смиренно пред величием славы Твоей молю, да благоволишь освободить меня властию Своею от всяческого обладания духов адских, от козней их, от обманов и нечестия….

Неожиданное и резкое круговое движение воздуха по наосу заставило настоятеля открыть глаза. Свечи ярко вспыхнули, язычки пламени задёргались и затрещали, «заплакал» воск. Чьи-то глухие шаги и шорох одежды заставили священника обернуться на потемневшую от копоти дверь исповедальни.

Позднее появление прихожанина вывело его из молитвенного состояния. Какому грешнику понадобилось срочно покаяться!

Отец Максимилиан тяжело поднялся.

Он вошёл в тесную кабинку и сел на скамью, сложив руки на животе. Свет от свечей проникал сквозь решётку и бледными пятнами ложился на его морщинистые ладони. Отец Максимилиан шумно вздохнул и смежил веки, снова погружаясь в себя.

– Сколько времени прошло со дня последней исповеди, дитя моё? – строго спросил он.

Но глубокий низкий голос и холодные страшные слова вывели священника из самосозерцания.

– Я принял демона, святой отец.

Настоятель открыл глаза. Холодная дрожь пробежала по спине.

– Которого из семи, сын мой? Был ли это Асмодей, разлагающий душу похотью, Валефор, подбивающий к воровству, Бельфегор — повелитель праздности, Велиар — демон лжи, или же гнев, очерняющий сердце…