В течение жизни у Лели появлялись ухажеры, она даже замужем побывала, правда, совсем недолго, но после каждого разрыва она понимала, что лучше ей все-таки быть одной. Одной легко, не надо притворятся, строить из себя кого-то, видеть симпатию и знать, что на самом деле она недостойна этой симпатии, ведь она замаскированный урод.

И все-таки любви очень хотелось. Леля не раз задавалась вопросом, когда же это желание в ней пропадет? Вот ей скоро сорок, а она все ждет кого-то необыкновенного. Принца, наверное. Интересно, а в пятьдесят она перестанет ждать или нет? Или и в шестьдесят будет хотеться любви? Но зачем? Как было бы хорошо, если б можно было просто жить и не думать ни о чем таком.

Деревья тихо шелестели листвой, а над их верхушками голубело небо. Леля шла по аллее сквера и вдыхала запах цветущей сирени. Но вдруг она смутилась и даже покраснела. Ей навстречу шел сухощавый мужчина. Леля узнала в нем того самого человека, за которым не раз наблюдала в бинокль со своего девятого этажа. Этот мужчина жил в доме напротив и тоже на девятом этаже. Их окна смотрели друг на друга. А Леля была большая любительница ночных окон. Она могла часами стоять на своей лоджии с биноклем и вглядываться в окна соседних домов. Ей очень нравилось наблюдать за чужой жизнью.

Леля приосанилась, расправила плечи и, желая произвести впечатление на мужчину, пошла навстречу ему походкой манекенщицы. Она будто видела себя со стороны. Стройная, в платье до колен, скрывающим ее толстую попу, с пышной копной волос, скрывающей ее маленькую головку на тонкой шейке. Обычно мужчины на нее всегда обращали внимание. Вот она идет такая вся замаскированная под красотку, и мужики глаз с нее не сводят. Молодые и старые – все на нее глазели. И этот парень, для которого она сейчас старалась, тоже поднял на нее глаза. Леля от его взгляда еще больше покраснела, но вид при этом ее был гордый и независимый, вот только от волнения поджилки у нее задрожали и ноги стали какими-то ватными. Она вдруг споткнулась и полетела вперед, неловко взмахнув сумкой и пакетом. Мужчина быстро сориентировался, подхватил ее за раскинутые в полете руки, и она удержалась на ногах.

– Тихо-тихо! – приговаривал он, а Леля с ужасом подумала, что выглядит она сейчас просто невыносимо страшно. Красное лицо, перепуганные глаза. Какой кошмар! И это он еще не знает, что вся ее идеальная внешность стройной девушки, лишь только маскировка, под которой на самом деле скрывается несуразная тетя среднего возраста.

Похоже, мужчина, и правда, не разглядел в ней ничего несуразного, потому что смотрел на нее теплым взором, и Леля чуть не задохнулась от голубизны его глаз в обрамлении светлых ресниц. Сколько ему лет? Сорок? Сорок пять? Интересно, а есть ли у него жена? В окно она всегда видела только его одного, никакой женщины возле него не было. Но кто знает, вдруг все же он не свободен? Она бросила взгляд на его пальцы – никакого кольца не было.

– Спасибо, – неловко поблагодарила Леля своего спасителя, поправляя подол платья.

– Пожалуйста, – кивнул тот, приветливо улыбнулся и, оставив ее, пошел своей дорогой.

Леля разочарованно смотрела ему в спину. Так не хотелось, чтоб он уходил! Она бы так и смотрела в его голубые глаза! А он… он с таким теплым участием глядел на нее, и какой он красивый! Светлые волосы, а глаза! Раньше она никогда не видела его глаза так близко. Во дворе, когда они проходили мимо друг друга, между ними было достаточно расстояния, и она не могла насладиться подробностями его лица. А в бинокль и подавно не разглядеть ничего такого… Но разве на нее он сейчас смотрел? Он смотрел на образ, который она создала из своей внешности. Леля глубоко вздохнула и тронулась с места. Ничего. Жила она всю жизнь одна, и дальше проживет. Подумаешь – глаза у него… И плечи… А еще высокий такой… Ему бы артистом быть. И все у него настоящее – красота самая настоящая, не то что у нее…

Леша опять крутился возле Лели и немного раздражал ее. Не успела она сесть на скамейку, как он тут же пристроился рядом. Другие дети весело играли на участке, и Леля устало вздыхала, наблюдая за ними. Столько всего сегодня было! Она с ног сбилась с самого утра, готовясь к открытому занятию. А когда проводила его, то так разволновалась, что в груди колоть начало. Прямо посреди занятия колет и колет – дышать больно. И Вася еще, как всегда, под стол залез. Он постоянно во время занятий под столом сидит. Ну сидит и сидит – лишь бы не мешал, но сегодня, когда собрались все воспитатели из других групп, пришли заведующая с методистом – Вася под столом выглядел очень странно. Леля пыталась выманить его оттуда, но нет – он так и просидел там все занятие. Причем, как ни странно, умудрился опять сделать свою работу лучше других детей, сидящих как положено, за столами.

– Ольга Сергеевна, – обратилась к ней после методист, – занятие вы провели замечательно, но вот с Васей справиться не смогли. Другие дети, глядя на него, тоже под стол полезли, но им вы не разрешили. А Васе что за привилегии такие? Вы бы строже с ним.

– Хорошо, – кивнула Леля, а сама подумала, что никогда у нее не получиться быть строже с Васей. Этот русоволосый мальчишка был большим оригиналом, и Леля его обожала. Кто его не знал, тому могло показаться, что Вася умственно отсталый, потому что у него был замедленный темп речи и корявые движения рук и ног. Но Леля знала, какой на самом деле Вася умница. Он и читал лучше других детей и на занятиях все схватывал на лету, хотя и сидел при этом под столом. Леля сначала тратила много усилий, чтобы его оттуда выудить, но ничего не помогало. Наверное, она слишком мягка с ним, ведь ее сменщица быстро пресекала попытки Васи залезть под стол. Как гаркнет на него и тот за столом сидит, как все нормальные дети. А у Лели так не получалось. Она питала слабость к этому хорошенькому и такому необычному мальчику. Иногда даже думала о том, что если бы их садик был детским домом, то она бы обязательно усыновила Васю. Но их садик не был детским домом, и у Васи были и папа, и мама, и старшая сестра.

А вот Леша, который сидел сейчас возле нее, напротив вызывал в ней чувство неприятия. Нет, она хорошо к нему относилась, но он так напоминал ей ее саму в детстве! Она одновременно и сочувствовала ему и тяготилась им.

Дети носились по детской площадке, висли на перекладинах, по очереди катались на качелях, а Леша сидел с ней на скамейке, нервно моргал глазами и будто чего-то ждал от нее. Леля осторожно покосилась на него: такой маленький, всего 6 лет, а уже с нервным тиком – вон как глазами сильно моргает. Опять, поди, отец у них напился и гонял всю семью.

– Леша, а ты что с детками не играешь? – ласково спросила она ребенка. Мальчик снова сильно моргнул и посмотрел на нее с какой-то заискивающей и в то же время скорбной улыбкой.

– Вчера папка опять пьяный пришел, и спать нам не давал всю ночь…

– Ты хочешь спать? Тебе было страшно? Ты устал? – Леля забыла о неприязни – теперь только сострадание было в ее душе. – Скоро мы пойдем обедать, а потом тихий час – ты сможешь поспать.

– Мама с ним ругалась, а он табуреткой в нее кидался и зонтиком, и кастрюлей… – заискивающая улыбка сползла с его губ, глаза опять сильно моргнули.

У Лели вся душа перевернулась. Зачем? Зачем этот мальчик все это рассказывает ей? Она так расстраивается после всех этих разговоров! На душе потом мрак. И это чувство бессилия… Что она может сделать? Ничего. Все эти разговоры только расстраивают ее, напоминают ей самой о ее детстве, о пьяном отце, таскающим за волосы маму и разбивающим ей, маленькой, в кровь губы. Она так боялась пьяного отца, что желала ему смерти. Часто ей приходила в голову мысль, что если бы ей пришлось выбирать между мертвым, лежащим в гробу, или живым, но пьяным папой, то она выбрала бы мертвого.

На лице Леши снова появилась эта заискивающая унизительная улыбка. В порыве Леля обняла его, погладила по голове. Если бы она как-то могла помочь ему, но что она может? Хорошо, что у нее самой все это позади. Отец умер давно, а вся издерганная невротичная мама ушла в мир иной совсем недавно. Теперь, когда их не было, Леля думала о них порою даже хорошо, без ненависти, которую питала к ним при их жизни. Вот только от презрения к родителям она, наверное, никогда не избавится. Ну не могла она уважать этих людей и все тут. Хотя разве сама она лучше их? Такая же неприкаянная, такая же закомплексованная, тревожная, перепуганная… Хотя, в отличии от матери, ей хватило ума не связывать свою жизнь с каким-нибудь алкашом и не заводить детей, которых бы потом этот алкаш до смерти пугал. Правда, она и за хорошего человека замуж не вышла, и живет теперь одна, но уж лучше жить одной, чем так, как жили отец с матерью.