Мы заходим в холл. Молодая женщина поднимается с кресла и идет нам навстречу. Она обнимает Александра и целует в щеку.
– Привет, папа!
– Привет! Давно ждешь?
– Минут двадцать. Обедал?
– Да. Познакомьтесь, Тамара – моя дочь. Это Наташа – мой новый секретарь. Она помогает мне в работе над книгой.
Тамара, окинула меня строгим взглядом. «Словно рентгеном просветила!» – пронеслось в голове. Не обращая на меня внимания, обхватив отца, она направилась с Александром по коридору.
– Ну, рассказывай! Ты точно уверен, что это не она?
– Да, я видел фотографии. Татьяна Игольникова со своей матерью настолько похожи, что сомнений быть не может: ее не удочеряли.
– Ладно, папа, не расстраивайся, у нас же остался еще один вариант. Я уверена, мы найдем Свету.
Они увлеченно беседовали о своих делах, а я, как дура, плелась сзади, не зная, уходить мне, или мы будем еще работать с Александром. Александр, словно прочитав мои мысли, остановился, пропустив нас с Тамарой вперед. Я незаметно рассматриваю ее. Она чуть ниже меня ростом, яркая брюнетка с хорошей фигурой. Александр сказал, что ей тридцать один год. Выглядит она моложе своих лет, все дело в фигуре. Была бы она расплывшаяся, как квашня, то смотрелась бы старше. Мне почему-то хочется, чтобы она была квашней.
Я демонстративно сажусь за компьютер, начинаю работать над текстом. Тамара по-хозяйски сбрасывает туфли и устраивается с ногами на диване.
– Зато теперь я смогу приехать в Отрадное хоть завтра. Только хочу предупредить, моя помощница Наташа поедет со мной.
– Зачем?
– Буду на лоне природы писать свои мемуары и сочетать приятное с полезным. Соскучился по мальчишкам.
– Тебе виднее, поступай, как тебе удобно. Я всегда тебе рада, и твоим гостям тоже. Пожалуй, пойду, не буду Вам мешать. Я приехала на работу, чтобы оформить второй отпуск. Специально оставляла две недели для тебя, так что теперь до самого твоего отъезда я буду с тобой.
Тамара, окинув меня напоследок холодным взглядом, гордо выплывает из комнаты.
Александр спрашивает меня:
– Вы могли бы рассказать о своей первой любви?
– Могла бы. Мне кажется, это было так давно и не со мной.
– А мне трудно. Груз прожитых лет не притемнил и не оттеснил вглубь моей памяти ту мою семнадцатую весну, когда я был безмерно счастлив.
Я учился на первом курсе консерватории, когда познакомился с Майей. В тот год была удивительно ранняя весна. В начале мая стояли по-летнему теплые дни. Свежая молоденькая травка радовала глаз нежной зеленью. Деревья еще не распустились. Но на тополях уже проклевывались листочки. Казалось, сам воздух пьянил и толкал на безрассудства. Отмечали день рождения Виктора, моего друга. Его мать уехала к родственникам в деревню сажать картошку, предоставив нам с полное распоряжение свою квартиру в полуподвале.
Окончив школу, я почувствовал себя совсем взрослым, мне разонравилось мое детское имя Алик, я стал везде называться полным именем – Александр. Это понравилось и моему другу, он тоже стал Виктором – и никак иначе. Когда я пришел «по-взрослому» с бутылкой вина, в комнате хозяйничали две незнакомые девушки. Одна из них была высокой худощавой брюнеткой с грубыми чертами лица. На ее фоне очаровательно смотрелась вторая, маленькая полненькая блондинка. Она взглянула на меня, и я пропал. Как сейчас она стоит у меня перед глазами: в голубеньком платьице, с ямочками на нежных щеках, крупными завитками золотистых волос, падающих на тонкую шейку. Ее звали Майя. Со всех ног я бросился помогать девушкам. Само собой, я вертелся только вокруг Майи. Выпив немного для храбрости, я пригласил ее на первый танец и весь вечер не отлипал от нее. Меня прорвало: анекдоты так и сыпались из меня. Майя с восторгом смотрела на меня. Мы целовались, я обнимал ее податливые плечи, она прижималась ко мне мягкой грудью. Земля качалась у меня под ногами. Когда все гости разошлись, мы с Майей остались у Витьки в его комнатке. Утром я плакал от восторга, целовал нежные ручки Майи. Если бы она приказала мне умереть, то я бы без единой минуты раздумья отдал за нее свою жизнь.
Мы стали встречаться с Майей. Она училась в фармацевтическом училище, а жила у своей родственницы. Тетка пропадала днями на даче, и я оставался на ночь с Майей. Я сходил с ума, когда касался ее тела. Много лет прошло, но я до сих пор помню, как волной лежали на подушке ее волосы цвета спелой пшеницы. Помню, как темнели ее глаза в минуты страсти, как становилось влажным ее тело. Дома я объяснял свое отсутствие тем, что я помогаю Виктору готовиться к экзаменам. Он собирался поступать в институт водного транспорта.
Отец перестал обращать внимание на мою дружбу с Виктором. Вместе с Витькой мы занимались в школьном музыкальном кружке. У Виктора был хороший слух и идеальное чувство ритма. Он был барабанщиком в нашем школьном оркестре. Мои занятия в школьном музыкальном кружке отец считал блажью, но не препятствовал. А наш ансамбль между тем приглашали играть на дискотеки, вечера. На городском конкурсе юных дарований мы заняли первое место. Мы играли все, от попсы до классики. Но больше всего мы любили джаз. Я достал записи американских исполнителей Чарли Паркера и Сони Роллинза. Мы слушали и пытались копировать их. Как будто можно скопировать джаз!
Что такое джаз? Есть определение этого музыкального термина. Но попробуйте задать этот вопрос любому джазовому музыканту. Знаете, что он скажет? «Не путайтесь под ногами, если Вы не знаете, что такое джаз». Джаз – это образ жизни, состояние души. Не каждый музыкант может играть джаз. Я не знал, когда мы дурачились с ребятами, пытаясь импровизировать, что джаз станет делом всей моей жизни.
В июле Майя объявила мне, что ждет ребенка. Я не сомневался, как отреагирует отец. Я доложил ему, как о свершившемся факте, что собираюсь жениться, и что у нас будет ребенок. Он кричал на меня, но я был готов к этому, ничто не дрогнуло во мне. И тогда он сказал: «Убирайся, ты мне больше не сын. Я не желаю знать тебя». Я собирал вещи, а мать молча смотрела на меня. Жалела ли она, что я ухожу навсегда из семьи? Я не знаю.
Мы поженились. Нас приютила тетка Майи, жившая в своем доме на улице Кольцова, в частном секторе, располагавшемся почти в центре Новосибирска. Недавно я был там, но эту часть улицы уже застроили новыми домами, исчез и дом, где я когда-то был так счастлив. Тетя Катя была крупная женщина с зычным голосом, все время шумела и за что-то нас ругала. На самом деле она была добрая и очень одинокая. К Майе она привязалась, приняла безропотно и меня. Тетя Катя была пенсионеркой, но зимой подрабатывала гардеробщицей. Летом она с увлечением копалась в своем огороде. Огородик вокруг дома был крошечный, но у тети Кати была так называеваемая «дача». Этим словом она называла сотки три-четыре огороженной ветхим забором земли с сарайчиком в пригороде Новосибирска. Соленья, варенья были собственные и в достаточном количестве. От Майки я так и не смог добиться, какая степень родства связывала их с Катей. Думаю, они даже не были родственниками.
Я ушел из родительского дома и из консерватории. Мне надо было куда-то устраиваться. Так получилось, что я вместе с Витькой сдал вступительные экзамены в Институт водного транспорта. В институте мы с ребятами организовали ансамбль: я играл на саксофоне, Витька был ударником, пианиста мы взяли из нашего старого ансамбля, а бас-гитариста мы нашли в институте. Вечерами играли в джаз-кафе и подрабатывали где только можно. Майя окончила училище, немного поработала в аптеке и ушла в декретный отпуск. Я получал стипендию и зарабатывал в ансамбле. Денег хватало, но не оставалось времени на учебу. Если бы не Витька, то я бы вылетел еще на самой первой сессии. Он тянул меня изо всех сил. Потом я втянулся, научился спать по четыре-пять часов в сутки.
Вторая сессия далась мне легче, несмотря на то, что к тому времени родилась наша дочь Тамара. Мои женщины сами вставали ночью к ребенку, старались беречь мой сон. Томочка была хорошенькая, пухленькая с черными кудряшками и карими глазками. Она походила на мою мать. Когда она родилась, я позвонил матери, сообщил, что она стала бабушкой. Мать молчала, я повесил трубку. Больше я не звонил родителям.
