– Она это перерастёт, просто не помогай ей ни в чём.

– Ты же знаешь, что этого не будет.

– Посмотрим. Просто не лезь в это дело, Эмма.

Упрям, как всегда. И ведь дураком его не назовешь, но всего лишь из-за упрямства не хочет принять очевидного. Но он прав, это больше не моё дело.

Когда Леонард уехал, то около моей калитки материализовался Тейлор. А этого явно сгубит его любопытство. Ну-ка, как там у братьев Гримм ведьма заманила Ганса и Гретель? Чем я её хуже?

– Не хочешь ли выпить чаю со сладостями? – елейным голоском поинтересовалась я у Тейлора.

– Это был мэр Шеридан? – в свою очередь полюбопытствовал Тейлор – вы разве знакомы?

– Старые друзья. Так как насчет чая?

Тейлор замялся. Соглашайся же, иначе, клянусь, я погонюсь за тобой с гигантским сачком.

– Отец не хочет, чтобы мы разговаривали. Но Анабель говорит, что вы можете мне помочь.

– В чём же? – змей-искуситель при этих моих словах умер бы от зависти.

– Я хочу найти свою маму. Отец ничего мне про неё не рассказывает, но я должен знать, что с ней случилось.

О, я тоже, мой друг, я тоже.

– Я могу тебе помочь – я зашла на крыльцо и открыла дверь – решение за тобой, Тейлор.

Тейлор пару раз оглянулся на свой дом, а потом решительно зашел в мой. Мне стоило огромного труда демонически не расхохотаться не закрыть дверь на все замки. Как ни крути, а тайна у нас была общая.

– Смотри и повторяй за мной – сказала я Тейлору, ставя на стол горшок с землёй из которого торчала иголка.

– Что это?

– Сейчас будем изучать наши генеалогическое древа – я прижала палец к иголке, капля крови сползла оп ней и исчезла в земле, и тут же из горшка стало расти серебряное деревце, только вместо ветвей у него были имена и даты – так, вот, прабабушка и прадедушка со стороны отца – умерли от холеры, со стороны матери – утонули, бабушки и дедушки – чума взяла, тёти и дяди – им тоже не повезло, вот мои папа и мама – умерил от старости, что в нашей семье сродни чуду. Ну и я, Эмма Браунинг, дата рождения есть, дата смерти неизвестна.

– Это когда вы родились? – Тейлор от удивления выпучил глаза чуть ли не с футбольный мяч – сколько же вам лет?

– Не твоё дело. Давай палец – я уколола палец Тейлора об иголку – и тут же в сторону от отца пошла ещё одна линия, а от неё ещё одна и ещё, и всё закончилось на имени Тейлора.

– Что это значит? – полюбопытствовал Тейлор, видя, как я ошарашенно таращусь на древо.

– Это значит, что я твоя прапратётя – буркнула я, когда меня наконец расклинило.

– Чего? – опешил Тейлор.

Видишь это имя, Розалин Джонс, она служила у нас кухаркой, пока мама её не уволила. А я-то всё гадала, за что её выгнали. Теперь ясно. Мой отец женился по любви, но мама была слаба здоровьем, а после моего рождения и вовсе редко покидала свои покои. А Розмари была очень красивой – я провела по черте – Чарльз и Изабелла Джонс, мои сводные брат и сестра, о которых я и не знала. И Чарльз твой прапрадед, Тейлор.

– Этого не может быть!

– Я сама в шоке. Но опять-таки теперь ясно, отчего отец так внезапно полюбил длительные конные прогулки. Он ездил к своей второй семье. Двести лет назад это был жутки моветон, вот почему всё хранилось в строжайшем секрете.

– Значит вы моя тётя? И вам 200 лет?

– 223, если быть точной.

– Офигеть! Как здорово!

Ещё как. Знал бы Тейлор, как я любила своих родителей и как хотела, чтобы та стена отчуждения между ними пропала. На что готов пойти ребёнок, чтобы мама поправилась, а папа больше не уезжал? Тем более, когда вам делают весьма-весьма заманчивое предложение?

– Тётя Эмма!

Я не сразу поняла, что Тейлор обращается ко мне. Тётя! Я тётя! А это значит, что у меня есть племянник, родной мне человек, моя семья, о которой я и мечтать не смела. Какое же счастье, что я переехала именно в Мидлвэй!

– Тётя Эмма, я нашел свою маму – Тейлор указал на имя Пенелопа Хофстедер (Джонс) и две даты.

– Мне жаль, Тейлор.

– Но вы же можете посмотреть там в хрустальный шар и сказать мне, почему она меня бросила.

– Некоторые тайны не стоит знать – я сделала попытку удержать Тейлора, но куда там.

– Я хочу знать, я имею на это право.

– Воля ваша – я сжала имя матери Тейлора в кулак, произнесла заклинание, а потом сдула с ладони белую пыль, которая зависла в воздухе и на ней замелькали силуэты, которые постепенно становились ярче.

Пенелопа Джонс не очень любила свои дни рождения. Вернее, вообще их не любила. Каждый раз одно и тоже – год тут и день за год там. Заслужила ли она такое проклятье? Возможно. Но, черт возьми, ей всего 28, и уже 8 лет она расплачивается за свои грехи, когда же наступит прощение? Оно ей очень нужно.

Размышляя подобным образом Пенелопа уже по налаженной схеме собиралась в дорогу. Тёплые вещи, лёгкие доспехи, немного еды и воды, медикаменты – всего этого хватит максимум на неделю, но хоть что-то. Теперь она научилась ценить мелочи. И главное, меч и кинжал.

Но тут в дверь позвонили. Странно, Пенелопа уже давно запретила своей семье и друзьям тревожить её в день рождение.

– Кто там?

– Я доктор Рэймонд Хофстедер, я звонил вам пару часов назад.

А, психиатр, которого наняли её родители. Ну что же, пусть посмотрит – злорадно подумала Пенелопа – потом сам себе успокоительное и выпишет. Если сможет, конечно. Пенелопа открыла дверь – доктор Хофстедер оказался высоким и крепким мужчиной лет 30-ти. Быстро окинул взглядом её наряд, но промолчал.

– Где мы можем поговорить?

– Проходите в гостиную. Я сейчас – Пенелопа зашла к себе в спальню и достала из-под кровати ножны с мечом и кинжалом, взяла рюкзак и вернулась к доктору.

– Вы куда-то собираетесь?

– Нет, что вы, доктор, я просто люблю ходить по дому с рюкзаком – съехидничала Пенелопа в ответ – ей осталось меньше 15-ти минут 0 мне кажется, вы не настоящий доктор.

– Я психиатр, мисс Джонс.

– Я же говорю, что ненастоящий.

– Это потому что я лечу души, а не тело, как вы, хирурги.

– Нет, просто вы никого не вылечите, в отличие от меня.

– А от чего я вас должен вылечить, Пенелопа?

– От ведьменского проклятья, разумеется.

Видимо доктор Хофстедер ожидал услышать что угодно, но только не это, так как удивлённо воззрился на Пенелопу.

– И кто же вас проклял? – наконец спросил он.

– Гвендолин. За дело. Вы же знаете, я ездила во многие «горячие точки» с «Красным крестом», вот и доездилась. Плен никого не красит, люди ломаются очень быстро, ну и я сломалась. Я делала смертельные инъекции другим пленникам, и среди них была одна ведьма, совсем ещё девчонка, и как оказалось протеже Гвендолин. Она пришла ко мне сразу после того, как нас спасли военные и прокляла – я буду жить жизнью той, которую отняла. Жизнью ведьмы.

– И что это значит?

– В свой день рождения я переношусь в другое измерение и живу там год, хотя здесь проходят всего сутки. Та несчастная девочка была оттуда, и я год за годом помогаю её семье, лечу всех, кто попросит, сражаюсь, если придётся. Места там, знаете, неспокойные.

Доктор Хофстедер впервые в своей практике столкнулся с подобным случаем. На первый взгляд Пенелопа была вполне адекватна, но этот её рассказ говорит или о шизофрении или о раздвоении личности. Надо понаблюдать за ней.

– А как вы сами, Пенелопа, с точки зрения врача можете объяснить происходящее с вами?

– Волшебство.

– Ясно. Я думаю, вы должны будете записаться ко мне на приём в клинику.

– Обязательно, только вы сначала объясните себе это другими словом – тут Пенелопа печально улыбнулась и… исчезла.

– Хватит! – этот крикнул Тейлор и видение исчезло.

Я пока молчала, хотя мне тоже хотелось кричать. Вот оно что, вечно вся такая правильная Гвендолин Моргенштерн когда-то одна из сильнейших ведьм в мире успела испортить жизнь моим родственникам, а не только мне. Но на себя она проклятье не наложила, хотя предала всех свои сестёр-ведьм, обрекла на смерть почти весь свой ковен. Её им теперь под запретом, а ведь когда-то она была моей лучшей подругой и наставницей в ворожбе.