– Остановите, я выйду.

– Да музей ещё не открылся!

– Ничего, мне откроют.

Роб спрыгнул с трамвая и больше на водителя не обернулся.

Он барабанил в толстые двери мельницы, но без толку – они подавляли любой шум. Выбивать их было всё равно, что ломать руками ворота замка. Роб стал подниматься по круговой лестнице на мансарду, где, по его мнению, лучше всего было коротать ночь – рядом с голубями и звёздами, под крыльями мельницы, уходящими в небо.

Окно оказалось открытым, и он, не раздумывая, влез в него, но в темноте звонко стукнулся о раму и почти тут же получил удар в нос. Удар прошёл вскользь, и только это спасло Роба от перелома. Инстинктивно он пнул противника и попал ему в живот. Нападавший сложился и рухнул на пол. Краем глаза Роб увидел, как девушка, накинув на себя полотенце, выбежала из комнаты. Голые ноги затопали по винтовой лестнице.

– Как её зовут? – крикнул Роб.

– Она сказала, что не замужем.

– Она не замужем. Точнее, не за мной. Как зовут?

– Сказала, что Лилия.

Роб выдохнул и огляделся.

В комнату вернулась светловолосая девушка, уже одетая и спокойная. На ней была короткая рубашка, завязанная узлом на талии поверх длинного полупрозрачного платья, клиньями расходящегося от бёдер.

– Дверь заперта, – сказала Лилия, словно оправдываясь, почему не сбежала.

На ногах у неё до сих пор виднелся песок. Европейка с зелёными глазами. И совершенно точно не Анна.

– Месье, а вы в курсе, что проникли в чужое жилище и напали на местного? – пришёл в себя сын мельника.

– Я хотел пропустить пару бокалов, и не ожидал, что здесь притон.

– Здесь не притон!

– Возможно, но полицейские консервативны. Для них если есть алкоголь и туристки, и нет лицензии, то…

– Полицейские? – округлил глаза парень. – Лучше воспользуйтесь услугами моего бара: коктейли у меня от бога.

Лилия улыбнулась:

– Да и для притона здесь слишком всё на доверии, без денег.

Все трое опрокинули по холодной «Текиле Санрайз», не заметив льда.

– А девушка по имени Анна к тебе заходила?

– Не пойми меня неправильно, но тут каждый вечер после экскурсии остаётся много людей, которые не прочь выпить, а дамы нередко задерживаются до утра. И имена они не стремятся говорить.

Роб ничего не ответил.

– Не нашли, что искали? – спросила Лилия, когда они спустились на улицу.

Роб поморщился.

– Выпьем в соседнем баре? – предложила она. – Не хочется так просто возвращаться в номер.

Он согласился. Так он и оказался у стены мотеля – из-за девушки без косметики (после моря и бессонной ночи), с разгорячённым телом и уже без всякого интереса к мужчине.

На тротуар упал тлеющий окурок. Роб с минуту смотрел на его пожёванный фильтр, пока тот ещё дымился, и раскручивал будущую историю брака, словно клубок. По сути, для хорошего рассказа хватило бы одной ночи, после которой не осталось бы ни семьи, ни живой жены.

Загудел движок гольф-кара – уборщики мотеля начинали свой день. У соседней гостиницы на газоне заработали автоматические оросители.

Первые лучи солнца освещали здания на набережной, и те приобретали объём и цвет. Роб снова достал мятый лист и в очередной раз за последние сутки перечитал распечатку электронного письма Анны. Это было приглашение приехать на острова, где она должна быть по работе, с указанием места возможной встречи.

«Воздух здесь пьянит», – писала она. Извинилась за импульсивность и неожиданное приглашение. Указала, какие документы надо взять и даже присоединила анкету. Одна беда, точное название острова в письме не прозвучало. То ли забыла, то ли упустила. Анна любила розыгрыши не меньше шарад.

Роб быстрыми шагами пошёл к безлюдной в этот час набережной. Песок ещё был холодный и тёмный после ночного прилива – через несколько часов он раскалится и заблестит. Пустые лежаки напоминали об отдыхающих. Здесь же разместилась пара мини-ворот, обозначая нехитрое поле для пляжного футбола. В сетке ютился красный мяч. Роб выгнал из головы все мысли и бросился к воротцам. Бывали моменты, когда отчаяние или чрезмерная усталость накатывали на него сверх всякой меры и казалось, с этим нет сил справиться. Тогда он брал мяч и шёл в ближайший двор…

Сейчас Роб носился по песку и старался не думать о том, что путешествие оказалось напрасным, как все предыдущие, и поиски ни к чему не привели. Переписка с Анной – последняя форма общения, которая осталась у него. Пытался ли он увидеть её лично или хотя бы поговорить? Поговорить пытался, встречи предлагал, но не преследовал; хотя было время, когда он знал, где её искать. Роб убедил себя, что если без её желания он добьётся встречи, то на этом может закончиться даже то немногое, что между ними оставалось. Возможно, думал он, письма для Анны – это форма игры, нежелание отказываться от того, что у неё сейчас есть.

Последний раз Роб так бегал с мячом пару лет назад, около отделения полиции. Туда его привезли по расследованию акции, которую устроила Анна в одном из музеев. Она скрылась, пока охранник вызывал наряд, и поначалу выступала в деле как жертва. На следующий день следователи приехали к институту, её не нашли, зато захватили с собой Роберта «для разговора». Машина доставила его к отделению, где попросили обождать: мол, майор, который тебя затребовал, занят.

Роб закурил и попытался найти себе занятие, но чтение истрёпанных ветром объявлений о розыске много времени не заняло. Около полицейского участка гоняли мяч несколько мужчин в форме и без. Роб бросил сигарету и направился к ним. Через минуту он уже рвался в атаку, оттесняя от мяча здоровяка в камуфляже. Тот уступал в скорости и движении. После проигранного тайма он сказал:

– Ну пойдём, тебя примут.

– Разве майор освободился? – Роб взглядом поискал радиопередатчик в ухе полицейского.

– Уже да, – ответил тот и на всякий случай почесал ухо. – А в погонах ты, я погляжу, совсем не разбираешься…

Разговор в отделении прошёл на удивление тепло, хотя и не без иронии со стороны полицейского. В конце беседы майор дал на память не подписанный протокол, который был составлен на Роба, как возможного соучастника, и вручил визитку, сказав неожиданную для реальной жизни фразу, место которой в кино: «Будут проблемы, звони». А потом со смешком посоветовал бросить курить.

…Через час, вернув мяч в сетку, Роб шёл по мосту мимо мельницы, вымотанный и спокойный. Утренний ветер обдувал его разгорячённое тело. Навстречу попалась парочка влюблённых, идущая по невысоким ограждениям моста. Даже на расстоянии было видно, как они счастливы в этой беспечной прогулке. Весь мир услужливо предоставил им себя, как дополнение к их чувствам.

Они прошли мимо слепого музыканта, играющего на цампуне5, не остановившись и не повернув голов. Звуки, вплывающие в это ясное утро, казались им чем-то отдельным от некрасивого исполнителя. Роб замедлил шаг и положил купюру. Музыкант самозабвенно продолжал игру, опустив голову, – он знал, что людям на отдыхе некомфортно видеть его слепоту.

«Деньги были ему нужны просто для существования. Музыка же была единственным ориентиром, средством выражения и удовольствием в жизни. Как светлячки в темноте, звуки освещали ту ночь, в которую он когда-то погрузился».

Роб не понимал, что, отрицая у музыканта другое счастье – прежде всего счастье любить, он также проходил мимо, как парочка до него.

В опустевшем Старом городе пахло морем и рыбой. По брусчатке летали флаеры, приглашающие в клубы и кафе с видом на море. В сувенирных лавках были опущены ставни. Таксисты то ли ужинали, то ли завтракали за столиками мини-отеля, беседуя с хозяином заведения. В тональности их беседы ощущалось общее недовольство временем, нравами и скупостью клиентов.

За перекрёстком стояла красная телефонная будка. Робу внезапно подумалось, что Анна обязательно возьмёт трубку, если звонить именно из этой будки. Он долго смотрел на кнопки, пытаясь выкинуть из головы номера, оставившие ассоциации и какие-то следы в его жизни. Роб мечтал разом избавиться от воспоминаний, хотя бы на время. Он же умел в детстве управлять снами – если ему снился кошмар, он представлял раковину с водой, умывался и сразу же просыпался. Но что можно представить сейчас? Хотя бы это…