Когда мы прибыли, я был рад видеть Эдгара и, поздоровавшись, обнял его. Знакомая улыбка и приятный смех вновь заполнили всё моё внимание, пока Блэк не взял в руки скрипку. Я упёрся взглядом в его руки, в эти выразительные и тонкие пальцы, созданные для скрипки и музыки в целом. То, как ловко он управлялся со смычком, как прекрасно брал каждую ноту, не допуская ошибок. Я был заворожён и не мог оторвать взгляда. Так мне хотелось, чтобы этот миг длился вечно, чтобы мелодия не кончалась, но рано или поздно, а смычок должен будет оторваться от скрипки, и я с каким-то предвкушением и страхом ждал этого момента.
Стоило Эдгару закончить, как я вышел из транса. Его музыка без преувеличения гипнотизировала, приковывая всё внимание и сосредоточение. Никак нельзя оторваться, даже допустить постороннюю мысль – всё разом выбивается из головы, стоит Эдгару взять в руки музыкальный инструмент.
Эта волшебная особенность его музыки напоминала мне игру уже сложившихся композиторов и титанов в сфере музыки. Всё же Эдгар довольно молодой музыкант и его имя утвердилось лишь на слуху, но не более того. Просто нельзя не замечать его талант!
– Я бы хотел играть не один,– вдруг сказал он.
– Ты же не…
– Я бы хотел играть вместе с тобой, пока это ещё возможно…
– Ну я ведь не…
– Просто слушай меня, я буду вести. Попробуешь?
– Ладно…
Я сел за предложенный инструмент. Открыл крышку фортепиано и увидел клавиши. В груди что-то заныло, будто бы тоска обрела телесную форму и сжимала сердце. Коснувшись клавиш, я вспомнил все свои неудачи, сколько раз я ошибался и путался в нотах, сколько раз у меня ничего не получалось, сколько раз надо мной смеялись… перед глазами стояла картина моего первого и последнего выступления на соревнованиях, когда я опозорился так, что убежал со сцены сам и не думал, что притронусь к фортепиано ещё хоть раз. Прошло несколько месяцев, перед тем как я сделал это, но все эти месяцы запомнились мне куда лучше, чем уроки преподавателей музыки.
– Прости, я не могу.
– Почему?– Эдгар обернулся ко мне.
– Когда я играю в группе… в общем, на меня они особо и не рассчитывают, так что я привык, но играть с тобой… как музыкант, я ничего не стою, в отличие от тебя…
– И ты даже не попытаешься?– Эдгар удивлённо нахмурил брови.
– Может не сегодня?
Мои слова сильно его расстроили, я это видел и чувствовал нутром, но… как бы мне не хотелось играть с ним, как бы не хотелось даже выступать, я чувствовал эту пропасть между нами так сильно, что не мог сделать и шага на встречу из-за страха. Меня просто сковало это противное липкое чувство и от этого моя вина перед Эдгаром только разрасталась. Казалось, что даже не притронувшись к клавишам фортепиано, я опозорился, как никогда раньше до этого.
– Прости,– тихо сказал я.
– Я ведь хочу помочь тебе,– мягкий голос Эдгара позволил мне выдохнуть чуть спокойней,– Ты ведь не чёрно-белый, верно? В тебе есть много чего, чтобы ты мог вложить в музыку. Понимаешь, ты можешь подарить этим чёрно-белым клавишам яркость своих эмоций, именно это я бы хотел увидеть и услышать в твоей игре.
Я закрыл глаза и всё же решился. Да, я не музыкант даже среднего уровня. Не смотря на долгие тренировки и весь приложенный труд, я далёк от своих сверстников и тем более я в недосягаемости от Эдгара. Да, в меня не особо верит даже семья, но я ведь никогда не сдавался до этого момента и ещё не готов бросить играть!
Я сосредоточился, а после начал игру. В голове навсегда засели ноты Яна Сибелиуса – «Этюд». Это было произведение, которое я играл на концерте в шестом классе. Они въелись мне в память, хотя я всегда отказывался ещё хоть раз играть это произведение. Оно не сложное, финский композитор сделал его на повторах, а по тому сейчас даже без подготовки я смогу сыграть его.
Только я вступил, как заиграла и скрипка. Это не произведение для струнного музыкального инструмента, а по тому Эдгар не перекрывал меня, но пытался дополнить.
Внутри меня что-то происходило. Всегда я ждал только осуждения, когда в очередной раз меня поправят или попрекнут, что я делаю что-то неправильно, но сейчас мне было легко. Впервые я не был зажат или скован, впервые я играл ради себя, а не потому что хотел доказать кому-то, чего я стою.
Пускай это счастье продлилось всего две минуты, но я запомнил это чувство и захотел, чтобы оно вновь повторилось.
Я смотрел на Эдгара. Его губы слегка улыбались, но смотрел он куда-то на пол. Вскоре он снял с плеча скрипку и полностью обернулся ко мне.
– Вот так и нужно играть,– наконец сказал он,– Не важно, что ты будешь играть, но именно так это и надо делать. Ты долго тренировался и твоя техника на высоте, как я и думал. Раз до этого ты не был в рядах лучших, значит ты просто играл без души. Да, от музыканта в первую очередь требуют технику исполнения, но без души ни один слушатель не поверит тебе, если ты не вложишь себя в игру.
Действительно… всё это время я только гнался за другими, копировал их, но я никогда не пытался вложить часть себя при игре. Я волновался, сбивался, переставал попадать по нотам только по тому, что играл не для себя, а для других.
– Вот значит как…– я улыбнулся,– Может тогда что-нибудь ещё сыграем?
Эдгар выбрал произведение того же композитора, но то был уже «Концерт для скрипки». Действительно, мне всё же рано становиться первым, да и участие скрипки всегда требовало давать именно ей главное место.
Блэк дал мне ноты и попросил их подготовить. Играть сегодня больше я не стал, как и Эдгар. Мы отправились в парк. В этой небольшой проулке не было ничего особенного, мы не говорили о музыке, не обсуждали что-то. Мы молча ходили по дорожкам, переходя из одной петли в другую.
В ларьке купили хот-доги и колу, потом сели на ближайшую свободную скамейку и перекусили. Эдгар нарушил молчание и попросил меня рассказать о родителях. Я немного замялся, потому как не очень любил эту тему, но Эдгару я всё же решил рассказать. Всё же о нём мне уже известно кое-что от Себастьяна, вернее даже львиная доля от прошлого Эдгара, но вот я для него пока неизвестен.
Я сделал пару глотков газировки, прежде чем начать рассказывать. Собственно, почти сразу после моего рождения родители разошлись. Это ещё начиналось, пока рос мой старший брат, из-за чего долгое время он не хотел общаться ни с матерью, ни с отцом, забросил учёбу и всё могло бы вовсе испортиться, если бы отец вовремя не обратил на сына внимание. Мама ушла, вернее даже бросила нас, когда я ещё был совсем маленьким, и я не запомнил её. Позже, когда я видел, что у других детей есть мамы, я спросил, где моя и отец показал её фотографию.
Тогда он не рассказал мне, как всё было, зато рассказал брат, который уже школу заканчивал, пока я учился в начальной. Брат рассказал про все их стычки и драки, рассказал, как он хотел от них сбежать, как бросил из-за этого учёбу. Это был наш с ним первый откровенный разговор. С тех пор мы стали дружнее, и я держался всегда около него.
Когда же Мэтт закончил школу, то поступил в университет и уехал в общежитие. Отец показал мне, как следить за домом и продолжил свои частые командировки. Так я привык к самостоятельности, но всё равно я не похож на взрослого ни поведением, ни умом. Я по-прежнему не люблю уборку и готовку, редко готовлю полезное и вовсе предпочитаю покупать что-то готовое в магазине.
На каникулах я часто бываю у брата и его девушки. Они познакомились в университете и теперь живут вместе. Они далеко не образцовая пара, но вместе им хорошо. Луиза – так зовут девушку – прекрасно готовит и содержит дом. Она успевает работать из дома, в то время, как Мэтт работает в офисе. Они иногда ругаются, но это бывает очень редко, зато всегда слишком шумно. Последний раз это случилось из-за того, что по вине Мэтта Луиза осталась без своей сумки, а там был и телефон, и паспорт, и деньги. Мы тогда втроём ходили гулять и на всю улицу они переругались так, что мне стало страшно.
