Мияко снова пожала плечами и легла на кровать.

– Не знаю, – тихо сказала она.

Следовало рассердиться, а мне хотелось только лечь рядом и обнять ее. Я не имел права расстраиваться. В конце концов, идея была моя – я все затеял, я поцеловал Мияко. Я наконец переспал с девушкой, которой добивался месяцами, а теперь сожалел о случившемся.

Разве мог я предугадать, к чему приведет затея? Нет, не мог.

– Рюсэй, ты не думаешь, что Фуми-нэ станет мне плохой золовкой, если мы будем парой? – спросила Мияко. – Она меня не любит.

На этот раз я смог засмеяться, стараясь не зацикливаться на беглом упоминании того, что мы можем быть парой.

– Даже ты понимаешь, что она меня ненавидит, – продолжала Мияко. – Значит, должен понимать и то, что с тобой я переспала не из-за нее.

Чувствовалось, что Мияко лжет. Частым перебранкам вопреки Фуми-нэ она нравилась. Не раз и не два моя сестра говорила, что обожает ее прямоту. Мияко просто подбадривала меня, за что я был очень ей благодарен. Но даже благодарность не отменяла разочарования, ведь случившееся не значило для нее ровным счетом ничего.

Ничего личного. Только секс.

Мияко встала и схватила меня за руку:

– Пошли, я есть хочу!

– Дождь еще моросит, – сказал я, выгляну в в окно.

– Мне он не мешает, а тебе?

– А мне мешает, – сказал я, потому что не хотел, чтобы она простудилась.

– У двери висит зонт, – сказала Мияко, пожав плечами.

Мияко остановилась.

– Слышишь? – спросила она, взглянув на меня.

– Что именно?

Вместо ответа Мияко развернулась и побежала в проулок, который мы только что прошли.

– Подожди! Куда ты? – закричал, бросаясь за ней.

Проулок окаймляли две многоэтажки, и кое-кто из жильцов бросал мусор прямо там. Среди картонных коробок валялись старый телевизор, сломанные пластмассовые стулья и гигантский плюшевый медведь без лап. Присев на корточки перед одной из коробок, Мияко открыла ее. В ней сидел котенок, белый с черными и рыжими пятнами. Малыш промок, замерз и казался испуганным.

– Не трогай его! – посоветовал я. – Ты только хуже ему сделаешь, потому что себе взять не можешь.

Пропустив мой совет мимо ушей, Мияко вытащила котенка из коробки. Он замурлыкал и свернулся клубком у нее на руках.

– Не беспокойся, я о нем позабочусь.

Она явно шутила.

– Тебе разрешено держать кошек в квартире?

– Никто не узнает.

– Не будь безответственной! Вдруг кто-то из соседей донесет домовладельцу?

– Не будь параноиком! – парировала Мияко, гладя котенку живот. – Соседи не узнают. Да и если кто-нибудь донесет домовладельцу, я обращусь за помощью к маме.

– Ну, как скажешь! – вздохнул я: кто бы что ни говорил, если Мияко принимала решение, изменить его было нереально.

– А в студии его можно держать? – спросила она, глянув на меня.

– По-моему, идея так себе. Котенок будет лазить по картинам, испортит краски. Фуми-нэ ни за что не разрешит.

– Это точно, – согласилась Мияко. – Я подумаю, какие есть варианты, и позабочусь о бедняге, пока мы его не пристроим.

С котенком на руках Мияко казалась спокойнее и мягче. Ее лицо дышало умиротворением, совсем как когда она читала книги. Может, взять котенка все-таки стоило.

– Это мальчик или девочка? – спросил я.

– Кажется, девочка, – ответила Мияко, проверив.

– Как ее зовут?

Мияко ощупала коробку: вдруг подсказки найдутся?

– Ничего нет. Значит, мы можем назвать малышку, как захотим. Есть предложения?

– Как насчет Тамы[6]?

– Мне нравится, – кивнула Мияко.

– Настоящее сокровище! Ты ведь в куче мусора ее откопала… Может, мне тоже залезть в старую коробку? Вдруг ты и меня подберешь?

– Не болтай ерунду! – Мияко пронзила меня гневным взглядом.

Я засмеялся:

– Она на амулет похожа. Делают же амулетами статуэтки в виде кошки?

Мияко кивнула:

– Рюсэй, ты слышал, на что кошка тратит свои девять жизней? – Мияко пересказала старую английскую пословицу. – Три жизни она играет, три ходит сама по себе, три сидит на месте.

Я усмехнулся:

– У кошек хорошие рефлексы и чувство равновесия, поэтому они частенько выходят сухими из воды.

– Нет! – с серьезным видом возразила Мияко. – У кошек впрямь несколько жизней, и они могут перемещаться между мирами живых и мертвых.

Я угукнул чисто для проформы, гадая, почему ей это так принципиально, хотя сам умилялся ее серьезности.

– Идем обратно?

Мияко кивнула.

На миг я отрешился от случившегося между нами. Напевая, Мияко понесла котенка к себе на квартиру, я раскрыл над ними зонт из прозрачного пластика, наши шаги звучали в унисон.

– Как думаешь, где сейчас Тама? – спросила Фуми-нэ, продолжая разглядывать картину с кошкой.

– Наверное, у матери Мияко, – ответил я. – Мияко говорила, что если домовладелец узнает про кошку и пригрозит выселением, она отвезет Таму туда.

– Тама наверняка скучает по Мияко.

– Мы все скучаем, так ведь? – спросил я, и Фуми-нэ заплакала. Я протянул сестре руку, помогая подняться: – Пойдем домой, на улице темнеет. Или ты хочешь еще поработать?

Фуми-нэ вытерла слезы:

– Нет, пошли домой.

Мы закрыли студию и зашагали по тихой улице, держась за руки. Фуми-нэ сказала, что не желает садиться на автобус.

– Не будем спешить! – попросила она, и я согласно угукнул.

Спорить не хотелось, хотя вечер был холодный и ветреный. Я предложил Фуми-нэ свой пиджак, но она отказалась.

– Не настолько разные у нас тела, – проговорила она. – Миндальничать ни к чему.

Больно такое выслушивать, но подходящий ответ не придумался.

– У тебя сохранились письма Мияко? – спросила Фуми.

– Нет, я давно их выбросил, – соврал я, не желая ее тревожить. – Ничего особенного в них не было – так, обычные привет, как дела… Абсолютно ничего личного.

– А-а, – протянула Фуми, и в ее голосе мне послышалось недоверие.

– Я не из тех, кто хранит письма, – сказал я.

Фуми-нэ натянуто улыбнулась:

– Конечно, нет. Ты не настолько сентиментален.

Когда я открыл глаза, все вокруг было ярким. Белый потолок ослеплял. Вентилятор крутился медленнее обычного. Я начал считать его обороты: один, два, три, четыре… Пришлось остановиться, потому что голова раскалывалась.

Открылась дверь, вошла Фуми-нэ в розовой пижаме, с витаминной маской на лице:

– Я столько раз тебя звала! Почему ты не вышел?

– Потому что спал. – Я попробовал сесть, но все тело болело. – Что ты хочешь?

Фуми-нэ склонилась надо мой и принюхалась:

– Ты пил?

– Чуток.

– Ты до сих пор пьян.

– Хорош голос повышать! Голова болит.

– Звонит мать Мияко, – объявила Фуми-нэ, скрестив руки на груди.

Я тотчас встрепенулся.

– Но ты сейчас явно не в форме, поэтому я скажу ей, что ты еще спишь.

– Нет! – Я заставил себя подняться. – Я ей отвечу.

Фуми-нэ пожала плечами, и я прошел мимо нее в коридор.

– Рю! – крикнула сестра. – Потом под душ сходи. От тебя несет.

– Замолчи! – огрызнулся я, чувствуя, что от меня разит алкоголем и потом. Внутренне собравшись, я вошел в гостиную, откашлялся и взял трубку: – Доброе утро! Это Рюсэй Янаги.

В трубке послышался приглушенный женский голос: