– Почему это зря? – не понял я старпома. Мне даже стало как-то обидно за такое отношение к моей работе и стараниям, которые я приложил.

– А потому и зря, – еще шире улыбнулся Олег. – Конец света в полночь наступит. – И он весело осмотрел присутствующих.

– По какому это такому времени он наступит? – шутливо переспросил его Евгении.

– Я думаю, что по Гринвичу, – так же шутливо продолжил старпом.

– А вот и нет, – перебил его я и уверенно закончил: – Он должен наступить в полночь по мексиканскому времени. Но не наступит.

– Почему это не наступит? – так же делано удивился старпом. – Во всем мире наступит, а у нас не наступит. Ты что, телевизор не смотришь или газет не читаешь? – Олег иронично смотрел на меня.

– Вот-вот, – подняв указательный палец, посмотрел я в сторону старпома, – об этом как раз меня и спрашивал мой внук, когда я уезжал из Владика.

– И что же ты ему ответил? – Это уже заинтересовался Евгения.

– А то и ответил, – уже по-английски продолжил я, чтобы всем было понятно моё объяснение, – что рассказал ему правду.

– Какая же это может быть еще правда, которую мы не знаем? – всё не унимался Евгения.

– А вы что, не знаете? – Я с хитрецой осмотрел окружающих меня механиков и штурманов, и даже Руперта, который при моих словах выглянул из буфетной, и загадочно продолжил: – В Мексике две тысячи лет назад жил очень способный каменотес. Всё бы у него было хорошо, но он очень любил выпить. Жрецы же, хоть и знали об этой его страсти, провели с ним воспитательную беседу, а когда он понял всю важность момента, то поручили ему вытесать из камня вечный календарь. – Я оглядел заинтересовавшихся слушателей и продолжил: – Каменотес принялся за работу и начал делать этот календарь. Но работа была такой тяжелой, что однажды он не выдержал трудностей и напился их местной водки, чтобы расслабиться, а на следующий день не вышел на работу, потому что у него сильно болела голова. Жрецы из-за этого на него разозлились, поняв, что никакие меры общественного воздействия на этого каменотеса не подействовали, и отрубили ему голову за нарушение трудовой дисциплины. Так что календарь было доделывать некому. И поэтому записи на этом календаре прекратились на дате 31 декабря 1999 года. – Я иронично осмотрел внимательно слушающих меня окружающих.

Не ожидавшие такого окончания рассказа, все дружно расхохотались.

Дождавшись, когда смех прекратится, я объяснил:

– Не верите? – Я осмотрел улыбающихся штурманов и механиков. – Вот и внук мне тоже не поверил и только сказал, что дедушка всегда шутит, поэтому ему верить не стоит.

– Да, Михалыч, – вытирая слезы и всё еще смеясь, выдавил из себя старпом, – а я уже повелся на твою байку. Ну, думаю, вот как дед знает историю.

Ну а я тем временем покончил с омлетом и посмотрел на Евгенича:

– Евгенич, что-то я сегодня никакой после этой ночки, – скорчив жалостную гримасу на лице, посмотрел я на него. – Пойду-ка посплю часиков до двух. А ты меня подними, и мы домой тогда позвоним. Там как раз наши начнут встречать Новый год. Настроишь нам телефон, Олег? – Это я уже обращался к старпому.

– Конечно, Михалыч, – все ещё смеясь, ответил он на мою просьбу. – Конца света же не будет, поэтому и телефон работать будет.

– Подниму, Михалыч, – понял моё состояние второй механик, – иди спи. Я тебе позвоню, – пообещал он, а я, с трудом поднявшись со стула, побрел в каюту.

После завтрака, сытно поев и расслабившись в тепле кают-компании, я почувствовал такую усталость, что, едва раздевшись и прикоснувшись к подушке, моментально провалился в глубокий сон.

Ровно в четырнадцать мне позвонил Евгении.

– Михалыч, вставай, Новый год приближается, – как всегда неторопливо, пробубнил он в трубку.

– Спасибо, Евгения, – бодро отреагировал я на его звонок. – Сейчас ополоснусь, и пойдем к чифу.

– А он уже ждет нас на мостике, – успокоил меня Евгения, – так что особенно не торопись.

– Добро, – согласился я с ним и прошел в ванную комнату умыться.

Быстро сполоснув лицо и почистив зубы, я оделся и вышел из каюты.

Дверь в каюте второго механика была открыта, и я громко крикнул:

– Евгения! Пошли!

Из каюты тут же вышел второй, и мы вместе с ним поднялись на мостик.

Это сейчас, на современных судах, все компьютеры и прочие передающие устройства размещены в небольшой нише на ходовом мостике, только отгороженной от него плотной шторкой. А «Фредерике» был не такой. Оборудование было размещено в радиорубке, которая располагалась как раз перед входом на мостик.

Дверь в радиорубку была открыта, и я увидел старпома, который в ожидании нас курил.

Войдя в радиорубку, я огляделся.

Да… Как всё здесь было знакомо. В рубке даже остались старые передатчики, которые я встречал ещё тогда, когда начинал работать на флоте, но тут стояли и мониторы новых компьютеров, и станция «Инмарсат», через которую нам сейчас предстояло звонить домой. Конечно, это было дорого. Минута разговора иной раз доходила до восьми долларов. Но когда очень хочется услышать голоса родных и близких, когда хочется узнать о том, что происходит с ними, и передать пару слов о себе, то деньги тут уже роли не играют.

Увидев нас, старпом затушил сигарету и поторопил:

– Ну и где вы там шляетесь? У вас во Владике сейчас новый год наступит, а вы не торопитесь.

– Ещё есть время, – успокоил я его, поглядывая на часы. – А вот то, что они проводили старый год, – так это точно.

– Хорошо, – согласился Олег. – Я тут написал, в каком порядке вводить цифры и номера телефонов, так что разберётесь. – И он засобирался выходить.

– Подожди, – остановил я его. – Для начала давай сделаем пробный звонок, и Евгения первый позвонит домой. Я посмотрю, как это всё набирается, а потом уже и сам смогу это сделать. – Я посмотрел на реакцию Олега на моё предложене. – Добро?

– Ладно, смотрите. – И Олег начал набирать номер домашнего телефона Евгенича.

С первого раза ничего не получилось, но с третьего раза номер набрался, и когда в трубке послышались длинные гудки и женский голос ответил:

– Алё… – мы с Олегом вышли из рубки, чтобы не мешать Евгеничу общаться с семьей.

Зашли на мостик, подошли к лобовым иллюминаторам и тупо уставились на пустую палубу и мелкий противный дождь, который моросил с утра.

– А у нас бы шёл снег, – мечтательно вымолвил Олег. – Уже который год не встречаю Новый год дома, – печально продолжил он. – Но ничего, через пару недель приедет замена – и уж тогда я оторвусь!

– А я прошлый Новый год встречал дома, – невольно вспомнилось мне. – Снег выпал пару дней назад, было холодно, но мы всё равно пошли пускать ракеты на улице. У меня еще была пара фальшфейеров, я их зажег, и пацаны с воплями с ними носились, пока они не затухли. Замерзли все, но потом очень даже существенно согрелись, – с намеком посмотрел я на Олега.

– Да и мы сейчас согреемся, – намекнул старпом. – Взял я перед приходом кое-что из бондовой. Так что Дед Мороз нас не заморозит. – Он весело рассмеялся.

– Ну ты даёшь! – восхитился я предусмотрительностью Олега. – Я ни за что бы не дотумкал про это.

– А я как чуял, что мы тут застрянем, – пояснил Олег, – потому и заглянул наперед.

Но тут на мостик вышел Евгения. Вид у него был отрешенный, он как будто ещё говорил и слышал тот ласковый и нежный голос, который был ему дорог и который всё ещё звучал в нем, но на самом деле находился далеко-далеко от этого дождливого и промозглого Антверпена. И с этим волей-неволей приходилось мириться.

– Ну что? – поинтересовался Олег. – Поговорил?

– Ага, – кивнул головой Евгения и присоединился к нам, также уставившись в иллюминатор.

– Ладно, – встрепенулся Олег, – пойдем посмотрим, что ты там наговорил, да тебе, Михалыч, номер наберем.

У Евгенича получилось восемь минут. Олег переписал данные разговора в специальный журнал и предложил мне:

– Ну что? Сам наберешь?

– Попробую.