Я кивнул. Полгода назад мы вместе ели яблоко и при этом сознательно воспринимали его всеми органами чувств. После этого я мог не только декларативно описать, как выглядит ярко-красное яблоко, но и очень детализированно рассказать, как тихо хрустит кожура при срезании, как пахнет выделяющийся из свежей фруктовой мякоти сок, как ощущается прохладный кусочек во рту, какими звуками сопровождается жевание яблока и какой вкус чувствуется на языке.

– Если бы у вас и в самом деле имелось собственное, истинное воспоминание о кайзершмаррне, вы описали бы, как он восхитительно пахнет растопленным маслом, сладкой сахарной пудрой и свежим яблочным муссом. Как сильно вы желали ощутить во рту его пышность – когда прижимаешь его языком к нёбу и он опадает сам по себе, как подушка. Вы бы запомнили ощущение, как лопается кожица изюма, вызывая настоящий вкусовой взрыв. Вы бы упомянули, как приятное тепло опускается через пищевод в желудок.

Я почувствовал голод, и у меня испортилось настроение.

– Послушайте, не могли бы вы просто показать мне какое-нибудь упражнение, чтобы я справился со следующим срывом, прежде чем травмирую еще кого-нибудь?

– Я с удовольствием научил бы вас, как полностью избежать любых срывов в будущем. Но для этого нам с вами понадобится еще одна, последняя информация.

– И какая же? – с вызовом спросил я.

– Сколько раз на самом деле вы с вашими родителями ели в горах кайзершмаррн?

Теперь я на самом деле занервничал:

– Мне жаль, но у меня на самом деле нет желания мысленно путешествовать в мое детство.

Господин Брайтнер не утратил своей мягкости:

– Здесь не потребуется длинное путешествие. Если только вы перестанете обороняться. Давайте посмотрим короткое слайд-шоу вашего отпуска. Закройте глаза. Я назову три понятия. Вы просто смотрите, какие картины воспоминаний спроецирует память на экран ваших век. Согласны?

Я хотел побыстрее закончить с этой работой над собой. Так что я согласился. И закрыл глаза.

– Так уж и быть.

– Родители. Отпуск. Альпы.

Первый слайд воспоминаний сразу же встал в ячейку диамагазина. Маленький светловолосый мальчик в кожаных штанишках[9] – очевидно, я – самозабвенно бежит к террасе горного приюта. За ним следом – серьезный, насупленный отец с рюкзаком. В двадцати метрах за ними молча шагает мать. За столами сидят семьи, родители смеются, дети едят кайзершмаррн. Следующая картинка. Я спрашиваю отца, не можем ли мы тоже заказать кайзершмаррн. Отец уже смотрит в сторону, говорит, что все это баловство нам ни к чему, и показывает на фонтан, у которого мы сядем. Следующая картинка. Отец открывает старый походный рюкзак. Мать достает оттуда бутерброды, которые она приготовила для нас. В то время как другие дети пьют альмдудлер, мне дозволено черпать руками воду из фонтана. Следующая картинка. Отец ест ландъегер из супермаркета. Мои родители молча жуют, пока я сижу у фонтана, уставившись на других детей за столами, и мне отчаянно хочется попробовать на вкус этот самый кайзершмаррн.

Пустая ячейка. Слайд-шоу закончилось.

Меня охватила глубокая печаль. Неужели все дело было только в еде – или не совсем?

Господин Брайтнер увидел мою печаль и мягким голосом вернул меня обратно в настоящее:

– Поесть кайзершмаррна на альпийском лугу вместе с жизнерадостными родителями после долгой прогулки – это никогда не было вашим детским воспоминанием. Это ваше неисполненное до сих пор детское желание. Верно?

– Ну если так посмотреть…

– Значит, в действительности вы хотели там, в горах, вместе с вашей дочерью исполнить это неисполненное детское желание. А не передать реально пережитое воспоминание.

Я насторожился:

– А какая разница?

– Очень большая. В приюте дело было вовсе не в том, в какое время какой-то официант принесет вам какую-то еду. Дело было в том, что вам снова кто-то не дал осуществить ваше детское желание. На этот раз абсолютно чужой человек. Поэтому и наступила такая сверхэмоциональная реакция.

– И поэтому я сорвался?

– Не вы сорвались там в приюте.

– А кто же?

– Ваш внутренний ребенок.

Так я впервые в жизни услышал о своем внутреннем ребенке. Это изменило мою жизнь.

Во мне пробудилось любопытство.

– Кто это такой – мой внутренний ребенок?

Господин Брайтнер ответил образным сравнением:

– Допустим, у вас большой синяк на бедре – он ограничивает вас в повседневной жизни?

– Нет.

– А если кто-то ударит вас именно в это место?

– Тогда мне будет адски больно.

– Вот видите. С внутренним ребенком то же самое. Ваш внутренний ребенок несет на себе синяки вашей души.

Число вопросительных знаков над моей головой во много раз превысило число всех синяков, которые я получил в жизни.

– Я не понимаю, о чем вы говорите.

Господин Брайтнер отставил свою чашку.

– Внутренний ребенок – это образ для объяснения глубинных психологических процессов. Ваш внутренний ребенок – часть вашего подсознания, в котором хранятся душевные травмы из самого раннего детства. Представьте себе последствия этих травм как синяки. Вы совсем не видите и не ощущаете эти старые травмы в повседневной жизни. Вы понятия не имеете о том, что травмированный ребенок вообще существует в вас. Но если кто-то заденет именно это место, то он сделает вашему внутреннему ребенку очень больно. Однако, поскольку вы совсем ничего не знаете о вашем внутреннем ребенке, вы просто услышите крик, но не поймете, кто кричит.

– Какое отношение это имеет к моему срыву в приюте?

– В приюте официант надавил на какой-то синяк, который родители поставили вашему внутреннему ребенку десятилетия назад.

– Какой именно?

– Родители, очевидно, весьма интенсивно транслировали вам в детстве, что ваши желания не в счет. Другие дети имели право наслаждаться кайзершмаррном и альмдудлером. Вы должны были довольствоваться водой из фонтана и бутербродами. Ваше желание испытать такое же наслаждение, как другие дети, игнорировалось. Тем самым ваши родители дополнительно транслировали вам веру в то, что наслаждение – это нечто излишнее. «Наслаждение – это баловство» и «Твои желания не в счет» – вот так называемые догматы этой веры. Эти догматы родители, вероятно, прививали вам на протяжении всего детства, а не только в горах.

– Как мог какой-то догмат поставить мне синяк?

– Вернемся к нашему образному сравнению. Представьте себе, что догматы ваших родителей написаны на таких больших круглых значках. На одном значке – «Наслаждение – это баловство!», на другом – «Твои желания не в счет!». Каждый из этих значков-догматов вам снова и снова вонзали в душу, когда вы выражали свои желания. Так получился синяк. Уж поверьте мне. В вас прямо-таки вколачивали до посинения эти догматы.

– Возможно. Но все это было много лет назад. К тому же неполученный вовремя кайзершмаррн в приюте все-таки не стоит перелома ноги, – скептически заметил я.

– Так сказал бы официант Нильс. И то, что вы видите это так же, вполне понятно. За все годы взрослой жизни вы вытеснили из своего сознания многие травмы, нанесенные родителями. Вытеснили – а не вылечили! Но ваш внутренний ребенок – часть не сознания, а подсознания. Там все травмы и догматы веры хранятся и по сей день. И тот синяк, оставленный догматом «Твои желания не в счет», там тоже все еще присутствует. В приюте ваше детское подсознание очень болезненно напомнило о некоем опыте, который взрослое сознание давно вытеснило.

– Можно поконкретнее?

– Своей дочери вы хотели бессознательно транслировать нечто совсем иное, чем то, что транслировали ваши родители. Вы хотели вознаградить себя и дочь, исполнив этим и свое желание. Ваша дочь – в отличие от вас – должна была узнать, что наслаждение – это нечто прекрасное. Но вот опять там, в приюте, находится кто-то, кто все портит точно так же, как ваши родители почти сорок лет назад. Он игнорирует ваши желания. Кайзершмаррн и альмдудлер? Нет. Мало того. Он еще говорит вам, хотя его никто не спрашивал, что запретил бы ландъегер и фруктовое пюре. И тем самым ударяет в больное место вашей души. Это заставило внутреннего ребенка закричать. Вы описали это очень четко: громкий высокий голос внутри. Этот голос – ваш внутренний ребенок.