– Один мой друг однажды рассказал поучительную историю о том, как австрийцы устроили роскошный бал в то время, когда в России был траур по почившему великому князю. Этого российская императорская семья простить не могла и однажды очень красиво отомстила. Представь, в Аничковом дворце намечен бал, но за день до этого умирает австрийский эрцгерцог Рудольф. Праздник надо отменять, иначе международный скандал! Однако императрица придумала изящный ход. Велела всем дамам явиться в черных траурных платьях. А на черном, как вы уже поняли, драгоценные камни смотрятся еще ослепительнее. Это было что-то! Всех превзошла сама Мария Федоровна, жена Александра Третьего, которая обожала украшения. Она надела столько бриллиантов, что буквально сияла! Причем играли, как назло, только венскую музыку. Этот «бал нуар» иностранные дипломаты назвали кощунством. Но здорово, правда? Так элегантно отомстить австрийскому двору! А что? Могли себе позволить!
Маша живо представила огромную «бальную залу», заполненную вальсирующими парами. Дамы в черных туалетах, кавалеры – в черных фраках. Настоящий бал у Воланда!
– Я давно хотела вам сказать, Мария, – начала вдруг Элеонора, – что… Нет, не так. Мне кажется или вы действительно комплексуете в моем присутствии?
Маша моргнула.
– Вы, наверное, считаете, что я голубых кровей?
– Ну… да. А разве нет?
Элеонора закинула голову и от души рассмеялась.
– Мое отчество – Степановна. А девичья фамилия – Опанасенко. Элеонора Степановна Опанасенко. Звучит? До сих пор ума не приложу, что заставило токаря Степу и бухгалтершу Галю назвать свою дочь диковинным именем. Лучше бы я была Люсей, честное слово. Надо было пойти и поменять имя. А я, дура такая, решила, что менять надо фамилию. По фамилии мужа и выбирала. Стала Элеонора Крамер. И что? Ей-богу, Люсей Опанасенко я была бы счастливее! Так что не думайте, будто рядом с вами принцесса крови!
Маша была поражена. Конечно, она не сомневалась, что в прекрасной Элеоноре течет кровь потомственной дворянки! Осанка, манеры, речь. Разве этому можно научиться?
– Этому можно научиться, – словно услышав ее мысли, произнесла Элеонора и изящно отпила из крошечной чашечки.
Маша взглянула недоверчиво.
– Не поверите, но все не так безнадежно. Сначала, конечно, придется очень жестко себя контролировать, но потом сформируется привычка. Держать спину, втягивать живот, сидеть, стоять, говорить. Труднее всего следить за жестами, особенно если эмоции бьют через край. Я перед зеркалом репетировала, представляете? Запоминала, как красиво, а как – нет. Хорошо, конечно, покрутиться среди благородного сословия. Там учишься всему быстрее. Муж водил меня на премьеры, выставки, презентации всякие. Это была отличная школа.
– Для меня это недоступно, – честно призналась Маша.
– А вы уверены, что вам это нужно? – Элеонора вдруг взглянула на нее очень внимательно.
– Ну… не знаю…
– Мне кажется, в вас уже есть все, что нужно. Поверьте.
Маша посмотрела с сомнением. В ней?
– Знаете, почему мне приятно общаться с вами?
– Ума не приложу, если честно, – призналась Маша.
– Помните, вы говорили, что все называют вас по-разному? Отец, его жена, Лев Моисеевич.
– Ага. Как кому в голову взбредет.
– Все не так. Просто они видят в вас разные качества. Нежная и изысканная – это Мария, простая и добродушная – Маня, скромная и доверчивая – Муся, прямая и честная – Маша.
– Брат зовет меня Маняшей.
– Значит, вы для него – домашняя и уютная. И все это в вас есть, только вы пока не осознаете.
У Маши даже рот открылся. Не ожидала услышать подобное. Элеонора улыбнулась.
– Мне уже за сорок, и детей, скорей всего, не дождаться. Да я уже и не хочу ничего. Наверное, я вижу в вас кого-то, кому хотела бы передать все, что накопила за жизнь.
– Мне ничего не надо! – вскрикнула Маша, испугавшись.
Элеонора посмотрела на нее и вдруг перекрестилась.
– Святые угодники! Да я вовсе не магазин свой имела в виду! Чего вы всполошились? Помирать пока не собираюсь. Я говорила о… не знаю даже… об опыте, наверное.
– А почему мне?
Маша все не могла поверить, что прекрасная Элеонора говорит серьезно.
– Хочу помочь вам сберечь то, что я в вас вижу. То, что видят многие. Кстати, Бина Рафаэльевна сразу сказала мне: вы – девочка морозной свежести и алмазной чистоты.
– Ух ты!
– Напрасно иронизируете. Бина Рафаэльевна в людях ошибается редко. Вам известно, что Лев Моисеевич называет ее…
– Мудростью Вселенной? Да, знаю.
– Так смею вас уверить, что это таки правда, – одесским говорком сказала Элеонора.
Маша засмеялась и подумала, что впервые услышала о себе так много хорошего.
Камея
Еще целую неделю она не могла отвязаться от воспоминаний об этом разговоре. Ей нравилось пережевывать и лелеять в сердце лестные характеристики своей, как ей всегда казалось, заурядной личности. А что такого? Не так уж много их выпало на ее долю! Но вместе с приятным и очень тепленьким чувством в душе копились сомнения. Что такого они все в ней видят? А вдруг ошибаются?
К суровой реальности ее вернул Лев Моисеевич. Сперва отчитал за беспорядок в бумагах, которые ей поручено было как раз в этот самый порядок привести, а потом ткнул носом в пятно от кружки на стеклянной поверхности витрины. При этом он, как обычно, орал во всю ивановскую, махал руками и топал ножкой. Маша только жмурилась, не в силах смотреть на выпученные от возмущения глазки директора.
Наконец вечером, когда Маша отсиживалась в комнате для персонала, решив, что сегодня ни за что не будет показываться директору на глаза, он сам призвал ее в свой кабинет. Прижав уши и гадая, где она накосячила на этот раз, она поплелась за Львом Моисеевичем.
– Смотри, – без предисловий начал он и сунул ей под нос коробочку.
Маша открыла и увидела прекрасную камею. На темной поверхности какого-то камня была вырезана изящная головка женщины в профиль. Маша не была специалистом, но сразу поняла, что работа очень искусная. Камея была вставлена в золотую оправу, украшенную драгоценными камнями. Сверху выгравированы буквы «А» и «Г». Сразу видно, что вещь дорогая и, скорей всего, старинная.
– Красивое украшение, – сказала она и выжидающе посмотрела на директора.
– Да, вещица не из сувенирной лавки, – кивнул Лев Моисеевич.
Ей показалось, он чем-то озабочен. Пожевал губами, потер левое ухо и испытующе взглянул на юную сотрудницу. Маша приосанилась. Никак, важное что-то хочет поручить.
– Мне нужна качественная экспертиза, только не официальная. Понимаешь?
Маша с готовностью кивнула, хотя ничего не понимала. Почему неофициальная? У них ведь не подпольный ломбард. Вещи с криминальным прошлым они все равно не покупают. Что не так с этой камеей?
– Ты общаешься с Элеонорой Крамер. Встреться с ней и спроси, сможет ли она стать экспертом.
– А вы сами что же?
Маша посмотрела на лицо директора с недоумением. Лев Моисеевич сразу рассердился.
– Говорю же – конфиденциально! Если к ней обращается директор, то это уже официальное предложение!
Маша поняла, что не понимает вообще ничего. Суслин вполне может спросить у Элеоноры о чем угодно как старый знакомый. Что за тайны Мадридского двора? Она уже открыла рот, чтобы потребовать объяснений, но тут же осеклась. Если после сегодняшней взбучки она станет еще чего-то выяснять, он ее вообще прибьет!
Пребывая в крайне недоуменном состоянии, Маша выскочила из салона и, перебежав улицу, зашла в ювелирный. Девушка за стойкой кивнула ей как старой знакомой.
– Привет, Маш.
– Привет, Ир. Элеонора у себя?
– Как всегда, – пожала плечами Ира и, заглянув Маше за плечо, раздвинула губы в сверкающей улыбке.
Подтолкнув замешкавшуюся в дверях Машу, в светлом кашемировом пальто нараспашку и белом костюме в магазин вошел «хозяин жизни». Он обвел зал невидящим взглядом и заявил:
