Я стал прогуливать и откровенно хамить учителям. Меня бесил их подход к ученикам, хорошие оценки тем, чьи родители дают взятки, а плохие – нам, простым ребятам, которым прививали комплекс неполноценности своим отношением. Материальная база школы страдала. На уроках физики не хватало оборудования для опытов, и десять человек делали одну работу на одной установке. На химии и биологии вовсе не было реактивов, поэтому мы перерисовывали картинки из учебников. Полезно? А то! Убийство времени в чистом виде.

В итоге тупоголовые бездари вышли с красными аттестатами, а умные ребята, те, кто не отдавали свои деньги учителям-бюрократам, без привилегий, своими силами поступали.

После окончания школы у меня не было выбора. Моя мама ведь заболела. После годового перерыва, после её смерти, мне даже расхотелось поступать в университет. Но когда я вечером садился перечитывать свои любимые книги в жанре детектив или приключение, у меня возникало непреодолимое желание добиться чего-то, сделать что-то стоящее, что запомнится многим и навсегда. К слову, такие книги меняют человека в большей степени, чем пресловутые издания лицемерных психологов и мотиваторов.

Маму не хотели лечить. Мы много времени потратили на то, чтобы положить её в госпиталь. В платную клинику нам не было дороги – едва ли сводили концы с концами. И вот подошла наша очередь, как врач ушёл в отпуск на три недели. Для нас это был огромный срок, тем более мы ждали своей очереди больше трёх месяцев. В тот же вечер я позвонил ей, нашему врачу.

– Добрый вечер, – скрипучий старушечий голос раздался из динамика.

– Добрый вечер, мисс Хилл, меня зовут Леон Андерсон, я сын Луизы Андерсон. Мы уже очень давно ждём нашей очереди. Времени всё меньше, а вы единственный врач, который может дать нам направление…

– Молодой человек, я ушла в отпуск. По регламенту меня не касаются проблемы вашей матери.

Она тут же бросила трубку. Но я позвонил ей ещё раз, она сбросила вызов. Два дня она меня игнорировала, но я всё равно звонил ей. Иногда она отвечала на звонок и кричала что-то. Но я настаивал на своём. Наконец, она взяла телефон и резким тоном проговорила: «Ладно! Приходите завтра к девяти утра со своей матерью!»

Так и случилось. Мы с мамой уже ожидали её. Старуха пришла с опозданием в 15 минут. Она была ужасно злой, но я так радовался тому, что смог её без лишних слов заставить исполнить свой долг врача. Я решил зайти с мамой для моральной поддержки.

У старухи неприятная внешность, у неё будто от природы брезгливое выражение лица. Она, не поздоровавшись, села за стол и стала что-то быстро писать в карточке мамы. Затем протянула нам и рукой указала на дверь.

На этом наша история не закончилась. Маме становилось хуже, поэтому мы в тот же день помчались в больницу для регистрации. Нервная дамочка забрала наши документы и попросила нас подождать. Освещение в коридорах, мягко говоря, внушало неприятное чувство, вокруг едва ли после операции ходят пациенты в больничных затасканных рубашках. Пахло спиртом и лекарствами. Я не хотел оставлять маму здесь совсем одну, но и места мне здесь не было – в палатах много людей.

Маме назначили операцию через три дня после госпитализации. Это были самые долгие три дня в моей жизни. Её мучали боли, от врачей помощи дожидаться не приходилось. Медсёстры редко заходили в палаты, чтобы проверить состояние пациентов. На жалобы отвечали грубостью, и мама не получала дозу обезболивающего. Я приехал к ней, как посетитель, чтобы остаться на ночь. Пришлось спать на табуретке и бегать к врачам ночью. Я всё-таки мог убеждать их. Днём я приносил ей поесть, в больнице еда ни к чёрту.

В день операции я ужасно нервничал, ведь столько непрофессионализма пришлось увидеть. Даже дело не в том – врачи давно забыли, что их дело спасать людей, облегчать их страдания. А выходило так, что при контакте с ними человек страдает ещё больше. Операция прошла успешно…

Для полного выздоровления операции слишком мало, нужны были лекарства, которые пугали своей ценой и ставили под сомнение эффективность. Я не врач, но мне казалось, что в клинике моей маме безалаберно прописали план лечения. Порой просили двойную сумму за лекарство, которое можно купить в аптеке, со словами «Такое лекарство не продаётся в аптеках!».

Не хочу я рассказывать дальше о том, что было… Долго тянули силы эти события, но как бы я ни грешил на этих врачей, виноватым чувствую себя я. Именно я не смог найти достаточно средств, единственный мужчина в семье, и не справился со своей задачей.

После её смерти я остался совсем один. Я знал, что смогу себя содержать, оплачивать эту убогую квартиру, но у меня совсем никого нет. Я так и не обрёл друзей. Про школу и говорить нечего, были товарищи, но после окончания нам не о чем стало общаться. Я пошёл своей дорогой. Честно, даже девушки не привлекали меня. Да, мне часто говорили, что я странный в этом плане. Я не чувствую к ним совершенно ничего, мне не интересно с ними. Они все какие-то глупые, инфантильные в основном. Не было со мной человека, с которым я был бы счастлив. А зачем мне эта девушка, если не для счастья? Потому что так надо? Держать рядом с собой человека, который тянет силы, разочаровывает, злит сегодня модно. Я заперся в своей однокомнатной каморке, закрыл окно, преградив путь тусклому свету. Выходил только на работу, где равнодушный и пресный коллектив. Моя жизнь стала бесконечным и бессмысленным циклом денежного круговорота – заработал денег, потратил на обыденные вещи… И так по кругу. Не получаются строки и абзацы, просто повторяющаяся бессмыслица. Разве так пишутся истории? А если бы они были такими их интересно было бы читать?

Полгода я ничего не хотел, слова «светлое будущее» стали как никогда пустыми. Однажды я проснулся среди ночи и прошёлся по квартире. Знаешь, ночью мысли особенно обостряют эмоции. Причём не самые приятные. Вспомнилось мне, как в детстве я просыпался и приходил иногда к маме. И она просыпалась! И мы с ней включали какой-нибудь фильм по телеку, самый весёлый и смотрели, пока я не усну. А теперь только тёмные коридоры и одиночество. Я тогда понял, что больше не могу. Это не жизнь! Мне надо выбираться из этой квартиры, из этого города!

По вечерам после работы я стал готовиться к вступительным испытаниям в университет. Это стало целью и наполнило мою бесконечную жизнь смыслом. Уже через полгода я поехал подавать документы и в этот день я как никогда разнервничался. Таких переживаний у меня ещё не было. Меня трясло, ноги подкашивались, когда я подходил к дверям величественного здания. Надо ли говорить, что такие эмоции лучше, чем опустошение и чувство безысходности. Я почему-то верил, что здесь живут настоящие наука и образование. Это не школа, где, по сути, всё напоказ, потому что так надо.

Нас, абитуриентов, запустили в огромный лекционный зал. Столько света в нём, как и во всём университете. Правда ремонта не было давно. Как построили, наверно, с тех пор ничего в нём не обновляли. Но это даже завораживало, стены, коридоры, классы не обладали той убогостью. Здесь началась история науки, это место в городе, где посадили корень чего-то хорошего и светлого. И здесь вырос университет, где уживаются и математики, и инженеры, и химики. Я же направился в журналистику.

Зашли трое преподавателей, выложили билеты и ребята, по десять человек подходили и брали их. Затем садились за первые парты и готовились к ответу. Остальные сверху наблюдали за процессом. Я нервничал и не мог даже ни с кем словом перекинуться. Ребята сидели на год, на два младше, из-за этого я чувствовал себя второгодником. Хотя иногда в университет поступают люди куда старше…

Аудитория постепенно пустела, и ребята выходили, зная результат. Одни счастливые, другие огорчённые. Были те, кто очень сильно расстраивались, до слёз, в основном девочки. Меня такая обстановка уж совсем лишала уверенности. Мне даже хотелось встать и уйти, не сдавая экзамен. Бросить это к чёрту! Но тут прозвучала моя фамилия – деваться некуда. Фамилии были не в алфавитном порядке. И когда подойдёт твоя очередь можно только гадать. После меня оставались ещё пять ребят.