Эта находка также могла бы никак не приблизить поимку маньяка, но, к счастью, следователь, которому поручили дело об убийстве девушки, ненавидел в этой жизни две вещи: работать и портить себе статистику. Он с жадностью ухватился за информацию, которой с ним поделился оперативник, и стал носиться по всей прокуратуре, истошно вопя, что в городе много лет орудует маньяк, а никто не чешется. Не сразу, но все-таки он добился своего – дело у него забрали и передали более опытному коллеге. Наконец версия маньяка стала официальной и приоритетной, но поймать его удалось только через три года, и то благодаря случайности…

Очнувшись от раздумий, Ирина взглянула на часы. Надо же, через десять минут полночь, а она и не заметила, как пролетело время. Пора ложиться, ведь завтра на работу.

Странно, раньше она в одиннадцать вечера еле доносила голову до подушки. Даже кино после программы «Время» не всегда получалось досмотреть, и иногда это бывало так обидно, если шел новый фильм или любимый из тех, что редко показывают. Увлекшись происходящим на экране, Ирина специально садилась в кровати по-турецки, энергично растирала уши, чтобы не заснуть, потом малодушно разрешала себе полежать пять минуточек с закрытыми глазами, и на этом киносеанс заканчивался. Ирина проваливалась в глубокий сон, откуда ее вырывал в семь утра звонок будильника.

А сейчас она живет сама, ни за кем не ухаживает, не устает, поэтому и спать не хочется. Но и фильмы смотреть почему-то настроения нет.

Улегшись в кровать, Ирина погладила подушку Кирилла. Как хочется, чтобы он спал рядом, большой, теплый… Они оба любили лежать на животе, согнув ногу, и Кирилл шутил, что если инопланетяне из космоса смотрят, как они спят, то, наверное, думают, что Ирина отвешивает ему пинок. Или, как вариант, что они исполняют танец маленьких лебедей. Ничего, скоро муж вернется из санатория, а ей будет на животе уже не поспать. Время летит быстро, оглянуться не успеют, как придется доставать с антресолей кроватку, которую они только-только туда убрали, переселив Володю на детский диванчик Егора, который получил настоящую взрослую тахту.

Ирина улыбнулась, вспомнив, как горд был сын, что теперь спит «как большой».

Может, ну ее, эту работу? Ради чего выскакивать из штанов, как выражается мама? Чтобы всю жизнь семьи не видеть и сразу умереть, когда тебя выкинут на пенсию? Для мужика это достойная судьба, но от женщины нужно другое, все-таки она в первую очередь жена и мать. Должна заботиться о своей семье и не просто кормить-обстирывать, а поддерживать, помогать справляться с трудностями. Знать, что их тревожит, к чему они стремятся, подсказывать, как лучше всего добиться своей цели, подбадривать, давать советы, а иногда и выручать. Все это требует много времени и сосредоточенности, а у вымотанной на работе мамаши хватает сил только на то, чтобы стыдить и виноватить своих домочадцев.

Ирина тяжело вздохнула. Мысли верные, только вот не хватит у нее сил добровольно отказаться от повышения! Если бы председатель сам передумал, она бы, наверное, сильно расстраиваться не стала, но когда тебе буквально с поклоном преподносят то, что другие люди выгрызают у судьбы годами интриг… Нет, искушение слишком велико!

Придется учиться выносить смертный приговор и вникать в дело.

…Вся эта многолетняя предварительная возня проходила на глазах у Ирины. Она участвовала в поисках Василисы, в кулуарах заступалась за доставшего всех жалобщика Москаленко, провожала в последний путь Семенову, слушая сетования ее коллег, что если бы начальство к ней прислушивалось и больше уважало, то Альбина Александровна до сих пор бы работала и была жива-здорова. Посмеивалась и над курьезным парадоксом, что официально существование серийного убийцы признали не благодаря трудолюбию и проницательности, а только лишь из-за фантастической лени и наглости следователя. Возмущалась инертностью руководства, отрицающего реальность в угоду показателям.

А потом как-то у нее стало меньше времени на досужие разговоры с коллегами. Председатель стал расписывать сложные дела, требующие максимальной концентрации, а домашних забот тоже никто не отменял. В обед Ирина бегала по магазинам за продуктами, а рабочее время использовала максимально интенсивно, чтобы не засиживаться в суде ни одной лишней минуты. Распивать чаи или торчать в курилке было некогда, поэтому подробности поимки маньяка остались ей неизвестны, знала только, что взяли его благодаря какой-то случайности. Как, впрочем, и всех известных ей серийных убийц.

«Так что, может, и хорошо, что маньяка восемь лет игнорировали, – подумала она, засыпая. – Ведь действительно, будь ты хоть семи пядей во лбу, как ты вычислишь убийцу, которого не связывает с жертвой абсолютно ничего? Только случайно, когда он потеряет осторожность, а если он умный и хитрый, то происходит это очень нескоро. А если маньяк официально признан, то надо как можно скорее рапортовать наверх о его поимке, и кто знает, сколько невиновных людей посадили бы или даже расстреляли прежде, чем задержали настоящего убийцу…»

Драма моей жизни состоит в том, что я родилась умной и способной, а хотела выйти замуж. Даже не знаю, родилась я с этой мыслью или она пришла в мою голову позже, в сознательном возрасте, но, сколько себя помню, всегда знала, что ничего не имеет значения, если ты не замужем.

Остаться одной – нет, эта участь хуже смерти. Намного хуже. Откуда взялись эти мысли? Да, черт возьми, мы все так считали. В стране, где песню про десять девчонок и девять ребят можно смело назначать вторым гимном, трудно было думать иначе.

Пятерки в дневнике, похвалы учителей, победы в олимпиадах – все это воспринималось дома как само собой разумеющееся. Что ты там получила за контрольную, какая разница, главное для девочки – это уметь чисто вымыть пол, приготовить еду и сделать прочую домашнюю работу. «Будешь разводы оставлять, никто замуж не возьмет!» – восклицала в ужасе бабушка, а мне еще предстояло узнать, что замужи и разводы идут по жизни рука об руку.

Вообще было очень много хозяйственных недостатков, из-за которых девочка не котировалась на рынке невест, и я старательно от них избавлялась. Училась мыть полы и окна, печь пироги, шить и штопать, а также выглядеть прилично и аккуратно. Иногда бабушка, принимая работу, говорила «Дай бог тебе хорошего мужа», намекая, что не все потеряно даже для такой неумехи, как я.

Школьные успехи, спортивные рекорды, таланты в рисовании и прочих искусствах – все это было для сыновей, для мальчиков. Восемь из десяти дочек, хвастаясь родителям отличными оценками или успехами своего пионерского звена, слышали в ответ «лучше бы по дому больше помогала». Остальные две числились в классе белоручками, а учительницы строили самые пессимистические предположения на тему «что из них только вырастет, если матери совсем не приучают их к труду».

Если заходила речь о какой-нибудь известной женщине, достаточно было припечатать «старая дева» или «разведенка», чтобы спустить в унитаз все ее достижения. Стань первой в мире женщиной-летчиком или премьер-министром, открой радий, изобрети лекарство от рака – если ты не сумела создать семью, все твои успехи не стоят выеденного яйца. Не вышла замуж и не родила – зря прожила жизнь, так и знай.

Не могу сравнивать, но порой мне кажется, что новобранцы испытывают меньший ужас перед первым боем, чем девушки, когда думают, что никто не женится на них. Ведь в бою ты просто можешь умереть, и все, а оставшись одной, будешь влачить жалкое существование человека третьего сорта. Все будут презирать тебя, даже жены конченых алкоголиков. Даже те, кто сами называют своего мужа тряпкой и ничтожеством. Они хотя бы гордо несут по жизни свой крест-тряпку, а ты что?

Самое смешное, что все мы довольно рано перестаем верить в сказочное «долго и счастливо». Дымка волшебных миров рассеивается вместе с детством, и мы вступаем в серое и пасмурное поле жизни, где нас ждут безрадостные идеалы возможного бытия.