– Привет, – Лео на секунду отрывается от приготовления четырех одинаковых напитков, для которых на стойке, словно фигуры в шахматной партии Снежной королевы, выстроились набитые льдом бокалы на тонких ножках. – Давненько не виделись. Подождешь немного?
– Привет. Конечно.
Аглая вешает сумочку на крючок под стойкой и наблюдает за манипуляциями бармена, который вливает в шейкер лошадиную дозу «бомбей сапфира», добавляет, кажется, лимонный сок и… Если малиновый сироп, значит, на выходе состоится «клевер клаб». Так и есть. Официантка уносит зеркальный поднос с четырьмя бокалами, в каждом из которых контент с малиновой пенкой украшен парой листиков мяты, и через минуту от столика с «водомерками» раздаются восторженные возгласы.
Лео едва успевает закруглиться с «клевер клаб», как его засыпает новыми заказами, в совокупности – два «эспрессо мартини», «май тай» и целых семь мохито.
– Твою мать, да кто там такой любитель?..
– Занимайся, я подожду, – кивает Аглая.
– Может, тебе хоть воды пока?
– Обойдусь.
Лео наклоняется, отпивает из невидимого ей стакана, выпрямляется, обеими руками поправляет бабочку и очки и тянется за бутылкой белого рома.
– Запара? – спрашивает Аглая.
– Да не, сегодня по-божески, – отвечает Лео, вооружаясь мадлером, – сама видишь, одинаковое заказывают. Вот в прошлый раз как на карусели кружился… Одна «космополитен» просит, второй просечки в фужер ссыкани, третьему намути хрен знает что, похожее на то, чем он год назад в Шанхае убахивался по-черному, четвертому – тупо водоса под бороду закинуть, но из ледяной рюмки. Вылакал в жало триста «финляндии», пока та, которая с просечкой, не притабанила его, но графин так и не взял. Каждый раз в новую ледяную рюмку ему наливай. Весь вечер, представляешь?.. Пот языком со лба не успевал слизывать. Но это ладно… Рассказывай, что нового?
– Послезавтра в Барселону лечу, – решает похвастаться Аглая.
– С-с-сука! – с чувством произносит Лео, топча мадлером мяту и дольки лайма, словно вошедший в исступление серийный убийца. – А мне все лето батрачить.
– Не завидуй. Я по работе и лишь на три дня.
– Лишь на три дня, – повторяет Лео. – Я тогда хоть белой завистью. Можно?
– Белой можно, – смеется Аглая. – Привезу тебе загара на своей коже.
– У меня и своего хватает, но все равно – сука ты. Придумала, что будешь пить?
– Мне чтобы задружилось с двумя моими негрони.
– О, тебе повезло, – произносит бармен. – Я тебе сейчас такое смешаю… – обещает он и устрашающе зыркает на нее глазами-маслинами.
– Уже стремно, если честно, – почти взаправду ежится Аглая. – Может, без экспериментов обойдемся?
– Раньше надо было думать, – ухмыляется Лео, передает подошедшему рыжему официанту украшенные банановыми листьями мохито и, поманив к себе, что-то заговорщицки шепчет ему на ухо.
Официант хмыкает, кидает взгляд на Аглаю и уносит коктейли. Лео одновременно варит эспрессо для «эспрессо мартини», мутит новые мохито и «май тай», попутно выдает подскочившей к стойке взмыленной официантке бутылку охлажденного рислинга. Рыжий возвращается, чтобы забрать кофе и оставить на стойке невысокий стакан для виски, в котором на палец какой-то прозрачной жидкости. Аглая с подозрением разглядывает стакан, поворачивается к Лео:
– Это что?
– Устричный ликер.
– Устричный ликер?
– Ага, сок устрицы с морской водой. Нам вчера партию «новозеландок» подбросили. Саня из нескольких штук слил понемногу, так что будет тебе самая пушка.
– Что-то я не уверена… – тянет Аглая.
– Эй! – почти сердито прикрикивает на нее Лео, включая режим альфа–бармена. – Средиземноморский «Gin Mare», кампари, устричный ликер плюс еще кое-что по мелочи. Будто к твоим негрони вонючий кузен заявился из каталонской рыбацкой деревушки… Рыжий из-за тебя рисковал на штраф нарваться, а ты заднюю включила?
Становится ясно, что от вонючего кузена-рыбака ей не отвертеться. Остается лишь молча наблюдать за его рождением. К удивлению, кузен-рыбак оказывается вполне съедобным. Такой же брутальный как негрони, только солоноватый и пахнущий морем и немного – зубной пастой без фтора.
– Спасибо, вкусно.
– А я предупреждал, – удовлетворенно кивает Лео.
– Но странновато… Придумал ему название?
Лео задумывается.
– Устричные ссаки, – слышит Аглая хрипловатый женский голос.
Справа на стойку облокачивается шеф-повар «B&B» Анна Леонидовна Железогло. Выглядит она лет на сорок пять, а вот сколько ей на самом деле, никто и не знает. Прямая, прокаченная штангой спина, подведенные тушью глаза, короткие осветленные волосы, резкий профиль – все это делает ее похожей на актрису Екатерину Васильеву из «Бумбараша», заделавшуюся вдруг под берсерка Кита Флинта.
– Думаю, для чего Рыжий устриц мучает, а это, оказывается, барик наш в рабочее время тренируется, к конкурсу готовится, да? – спрашивает шеф у Лео.
Тот не отвечает. Молча шевеля губами, разглядывает бокал с кузеном-рыбаком.
– Заплатишь из своих, – буднично объявляет Анна Леонидовна и смотрит на Аглаю. – Не отвлекай персонал, пожалуйста. И пойдем со мной, раз пришла.
Аглая пожимает плечами, кидает на Лео виноватый взгляд и, сгребая со стойки бокал с «устричными ссаками», а из-под стойки – сумочку, идет следом за Железогло, словно пойманный завучем школьный хулиган. В голове мелькает мысль, что можно попробовать сбежать, но сделанный на ходу глоток кузена-рыбака добавляет ей храбрости.
Прикид шеф-повара (тонкая кожаная куртка, из-под которой торчит подол белой итальянской рубашки, красные, свободного покроя чуть расклешенные спортивные штаны с белыми полосками и красный же повязанный на шее платок «Hermes» с арабской вязью и будто бы сценами то ли из «Тысячи и одной ночи», то ли – из Камасутры) для персонала сигнал лишний раз не отсвечивать. Займись своим делом и не шарь глазами вокруг, чтобы не столкнуться взглядом с Медузой Горгоной. Авось, пронесет.
Аглая боязливо заходит на кухню, будто школьница – в кабинет директора школы. Только такой кабинет директора, где все жарится-парится-чистится-бланшируется, гремит кастрюлями и ножами, хлопает дверцами больших белых «минусов» с залапанными за смену ручками, ругается сквозь сжатые зубы и сует свежие порезы под струю ледяной воды, пока кто-то из коллег достает из аптечки новую упаковку пластырей.
– Макс, – останавливает шеф худого поваренка с охапкой зелени в руках. – Прекращай за гостями гарбич жрать.
– Анна Леонидовна, да я просто…
– Штраф, Макс, – объявляет та. – И не спорь, уволю.
– Анна Леонидовна, мне со штрафом ипотеку будет нечем платить! – ноет поваренок.
– Ипотеку… Ладно, будешь должен, Макс. Запомни.
– Хорошо, Анна Леонидовна. Что захотите. Вот прямо все…
Железогло ведет Аглаю в дальний угол кухни, где стоит «гроб» – холодильник с открывающийся вверх дверцей.
Прямо на дверце откуда-то появляются два стакана и початая бутылка бордосского аперитива «Lillet». Напиток, к которому Анна Леонидовна прикипела еще в Париже, работая су-шефом по семьдесят часов в неделю, меняя мишленовские рестораны и французских любовников как перчатки и гоняя на редких выходных по Евротоннелю через Ла-Манш на рейвы и концерты совсем молодых тогда «The Prodigy».
– Будешь? – кивая на «Lillet», спрашивает она у Аглаи.
– У меня есть, – отвечает та, салютуя бокалом с «устричными ссаками».
Отпивает из него, думая, что все-таки Лео молоток. Очень вкусные «ссаки».
– Как хочешь, – говорит шеф, прикуривая коричневую самокрутку. – На твоем месте я бы поостереглась, чтобы не получить пищевое отравление. Устричный ликер, надо же… – она ставит перед Аглаей тарелку, в которой филе красной рыбы нарезано так тонко, будто строгавший его повар заявился на смену, пересмотрев обе части «Убить Билла». – Севиче из лосося, умирает. Помогай спасать. Вот вилка.
Пока Аглая, не зная, что ей делать (не севиче же, в самом деле, есть), стоит с кузеном-рыбаком в одной руке и с вилкой, как трезубцем царя морского – в другой, Железогло кидает в один из бокалов лед, дольку апельсина и веточку розмарина, размятого длинными, с будто бы лишними фалангами, пальцами. Заливает все сверху аперитивом из бутылки. Пробует, затягивается самокруткой и сквозь табачный дым суровым взглядом Кобы смотрит на Аглаю. Платок, конечно, у нее офигенный. Аглая нашла похожий на фирменном сайте, положила в корзину, где он так пока и лежит. Нажать кнопку, чтобы оплатить, у нее не хватает духа. Двести евро, как-никак.
