– Зачем вино принес? – слышит Данька с балкона через открытую кухонную форточку голос тети Оли.

– Завтра отметим, – отвечает папа.

– Если будет, что отмечать, – говорит тетя Оля.

– Ты покаркай…

Данька спешит уйти с балкона, чтобы ненароком не подслушать что-нибудь еще.

И вай-фай у тети Оли запаролен. А спрашивать про пароль – невежливо, он же в гости пришел, а не в телефоне торчать. Хоть бы кот какой был, вроде дяди-костяновского Тупака…

Данька вытаскивает из кармана упаковку с черносмородиновыми «лакеролками». Это такие мягкие пастилки, которые мама привозит ему из Финляндии. Сует одну в рот и, причмокивая от удовольствия, несколько минут слоняется по комнате, рассматривает книжки со скучными названиями и лежащий поверх них красивый лист диплома о прохождении курсов повышения квалификации, после чего заглядывает на кухню:

– Теть-Оля, а вы бухгалтером работаете?

– Да, бухгалтером. А что?

– Просто бухгалтером?

– Как это «просто»?.. Ну да, просто.

– А моя мама – главный бухгалтер, – делает он акцент на слове «главный».

– Данила!.. – снова предостерегает папа.

– Это хорошо – главный бухгалтер, – говорит тетя Оля. – Но я, наверное, не хотела бы.

– А почему? – удивляется Данька.

– Не люблю думать за других, – непонятно отвечает тетя Оля, – лучше – за себя саму. В шесть вечера рабочий день кончается, и ты идешь к Медвежонку, усаживаешься на бревнышко и, прихлебывая чай, смотришь на звездное небо.

Данька не понимает, про какого такого медведя (не про папу ведь?) говорит тетя Оля, но решает запомнить и обсудить ею сказанное с мамой.

После ужина тетя Оля моет посуду (от Данькиных услуг она со смехом отказывается), папа ей рассказывает про вчерашнюю смену, а Данька с интересом, будто его там и не было, слушает папино повествование.

И тут у папы звонит телефон. Оказывается, дед Иван подъедет минут через десять. Даньке пора собираться.

* * *

Он оборачивается и смотрит вверх. Тетя Оля с балкона машет ему рукой. Он машет ей в ответ, вдруг вспоминая, что забыл у нее в комнате свои «лакеролки», но не расстраивается. Пускай тетя Оля тоже попробует.

Возле черной «ауди» стоит высокий пожилой мужчина с худым суровым лицом, похожим на каменные едала моаи с острова Пасхи, про которые недавно показывали по каналу «Телепутешествия».

– Здравствуй, деда, – говорит ему Данька.

– Привет, окунек, – кивает дедушка, открывая перед ним заднюю дверь.

Ну вот, детское кресло…

– Залезай-залезай. И пристегивайся там.

Данька вздыхает так, чтобы не услышал дед Иван, устраивается в кресле, рюкзак бросает рядом. Дедушка закрывает за ним дверь, мельком кидает взгляд на стоящую на балконе тетю Олю и говорит Данькиному папе:

– Понимаю, что точить саблю нужно время от времени, только иногда кажется, родной сын при этом ни Глашке, ни тебе не нужен. Как котенка туда-сюда швыряете…

Точить саблю? А что, у тети Оли есть сабля? И ему не показали?.. А какая, большая или нет? Может, кривая как ятаган?.. Откуда, интересно, у женщины дома сабля?.. Надо будет в следующий раз обязательно спросить, думает Данька.

Главное, не забыть.

Где-то на севере города разбуженный надвигающейся непогодой рассвет открывает воспаленные глаза с набрякшими мешками плотных облаков. А здесь, в Пулково, пока еще чистое небо, истекающее разваренным летним светом. На взлетном поле дремлют самолеты, словно застывшие в янтаре белой ночи реликтовые насекомые.

В такси включено юмористическое радио, но то ли у Аглаи чувство юмора еще спит, то ли юмористы все эти… Даже Жванецкий нудит и нудит, словно старик в кабинете врача, никак не заткнется. Автомобиль останавливается возле терминала. Пока Аглая выбирается из салона, усталый водитель достает из багажника чемодан и дежурно желает счастливого полета.

Аглая не спешит. Отыскав обозначенное знаками место для курения, вынимает сигареты, закуривает. В следующий раз ей удастся это сделать лишь через несколько часов, в лучшем случае – на пересадке. Мысль, заставляющая немного занервничать. Ну, хоть какие-то эмоции в скомканном от недосыпа состоянии. Докурив, она подхватывает чемодан и закатывает его за собой в здание терминала. Интересно, Павел и в аэропорт опоздает?

К стойкам регистрации на рейс «люфтов» до Франкфурта тянется очередь из русских, немцев и китайцев. В самом ее хвосте – испаноговорящее семейство, обвешанное чемоданами, сумками, шарфами и спящими на ходу детьми. Немного в стороне с видом человека, у которого колеса дня завращались слишком рано, стоит Павел. Голова волшебника с растрепанными выгоревшими волосами торчит из-за китайских туристов как придорожный репейник.

– Привет, – подходит к нему Аглая. – Уже здесь?

– Доброе утро, полчаса как приехал, – откликается Павел. – Я вас… Я тебя не сразу и узнал. Привык, что ты всегда по-деловому прикинута. А тут прямо из жизни отдыхающих…

– Я когда в Барселону лечу, каждый раз чувствую себя Алисой Селезневой, которая на каникулы на Марс махнула, – объясняет Аглая.

На ней кеды, светло-голубые тесные джинсы и темная, неопределенного цвета футболка с принтом в виде поднимающегося от розовой кофейной чашки пара в форме черепа и надписью «El Cianuro… ¿Solo o con leche?» (Цианид… С молоком или без?). На правом запястье – пара браслетов из коричневой кожи, шнурков и красных шлифованных камней. А вот Павел одет в льняной костюмчик кошмарного цвета вареной креветки.

– А почему галстук не повязал, как Вася в «Любовь и голуби»? – спрашивает Аглая. – Плавки, надеюсь, взял?

– Дома оставил, – Павел выглядит озадаченным. – Думал, ты про пляж и море для красного словца… Ладно, там куплю, если до этого дойдет.

– Все, съездил на курорт! Распаковывай чемодан!.. – смеется Аглая и пожимает плечами. – Ладно, дело твое. Идем.

Они подходят к стойке регистрации пассажиров бизнес-класса, лететь которым Аглае придется впервые в жизни. Все время в ожидании посадки они с Павлом, почти не разговаривая, сидят перед указанными на табло воротами, как собственные тени.

Сразу после взлета Аглая засыпает в непривычно широком кресле и просыпается за двадцать минут до посадки. Рядом разбуженный Павел моргает заспанными глазами, потом по просьбе стюардессы переводит спинку кресла в вертикальное положение и пристегивается ремнем безопасности.

На пересадку во Франкфурте у них чуть больше часа, половину которого они проводят, застряв в очереди на придирчивом немецком паспорт-контроле.

«Привет, мам. Как ты там?» – падает в вотсапе сообщение сразу, как Аглая подключает бесплатный вай-фай в аэропорту. Она едва успевает ответить и послать фотку их «боинга», поданного к телескопическому трапу, как объявляют посадку.

«Люфтганзовский» рейс до Барселоны обслуживает испанский экипаж. Смуглая улыбчивая стюардесса одобрительно хмыкает, разглядев принт на футболке Аглаи, и угощает бизнес-класс тапасами в прозрачном пластиковом боксе (маслины, тонко нарезанный темный хамон, выдержанный сыр двух сортов) и руэдой вердехо из бутылки с квадратными рыбами на этикетке. Аглая просит вторую порцию вина еще до спагетти с цукини и курицей, которые вскоре после тапасов приносит стюардесса. Под спагетти Аглае наливают новую порцию вина. Павел отстает от нее на бокал, но это не мешает ему отложить в сторону «Идиота» в мягкой обложке (взять Достоевского в Барселону – это даже круче креветочного костюма) и присесть Аглае на уши с разговорами, суть которых сводится к тому, что жалко вот, что они летят ненадолго и без близких. Несогласная с этим утверждением Аглая отмалчивается. Ей и без них хорошо, даже учитывая, что сегодня вечером еще встречаться с Шером.

Самолет плавно снижается над Средиземным морем, поверхность которого разглаживают утюги идущих в порт сухогрузов. Полоса пляжа под крылом, высоченные отели Олимпийской деревни, а справа видна Саграда и пересекающая улицы города Диагональ. Коснувшись шасси посадочной полосы, пилот по-испански темпераментно тормозит, используя реверс тяги.