Вместо предисловия. Сравнение исторических путей России и Пруссии

Версия о германско-христианской миссии Пруссии, разработанная немецкими историками и идеологами в 19 веке, напоминает русскую версию о Москве как о Третьем Риме. Пруссия стала германской Московией, поскольку в 18-19 веках сюда сходились все, кто жаждал защиты от внешних врагов и был недоволен политикой мелких немецких князей.

Но нельзя, конечно, питать иллюзии насчёт того, что Пруссия и Московское княжество изначально стремились к объединению Германии и России соответственно. На первых порах, на стадии своего зарождения они представляли собой крошечные государства, окруженные со всех сторон более сильными соседями. Москва была окружена Тверью, Владимиром, Рязанью, Новгородом, Литвой и находилась не так далеко от владений Золотой Орды. Бранденбург-Пруссию же сжимали со всех сторон Швеция, Речь Посполитая, Дания, Саксония и другие мелкие германские государства. В таких условиях и Москва и Пруссия думали, в первую очередь, о собственном выживании. Они были готовы идти на любые хитрости ради расширения своих территорий и всеми силами укрепляли армию и центральную власть.

Пруссия стала духовным центром германского протестантизма, принимая у себя единоверцев как из католических государств империи, так и со всей Европы. Москва же в 14 веке стала духовным центром русского православия, окончательно заменив Киев в данной роли. Таким образом, если Москва стала европейско-азиатским плавильным котлом, то Пруссия стала плавильным котлом Северной и Центральной Европы – тем самым обе державы сыграли колоссальную цивилизационную роль.

Но были и серьёзные отличия. Москва находилась на пересечении торговых путей и была окружена лесами, труднопроходимыми для вражеских армий. Расположенные же на равнинах Бранденбург и Пруссия были со всех сторон уязвимы, из-за чего пострадали в годы Тридцатилетней, Семилетней и Наполеоновских войн. Память об их разрушительных последствиях отразилась на доктрине прусской и германской армий – после 1815 года они вели сугубо наступательные войны, стремясь решать политические вопросы на землях противника. Россия, в свою очередь, вела наступление на Востоке, но была вынуждена почти все время обороняться на Западе. Большим облегчением для последней стало присоединение в конце 18 века земель Польши, которая была для нее, как и для Пруссии, кровным врагом.

На формировании объединительной имперской идеологии сказалось не только наличие у Пруссии и Москвы религиозного авторитета. Этому поспособствовали и внешние враги – если Москва начала восприниматься как центр будущего объединения Руси после Куликовской битвы, то полноценное становление прусского национализма началось после Освободительной войны с Наполеоном 1813-1815 гг. Период монголо-татарской экспансии оказал немалое влияние на становление русского политического организма; так и демократические учреждения Наполеона определили переход Пруссии и Германской империи от абсолютизма к консервативно-парламентской форме правления. Одним словом, если Рюриковичи и Аскании заложили фундамент будущих империй, то Романовы и Гогенцоллерны возвели их фасад.

По понятным причинам, в России все еще распространено много стереотипов о Пруссии как о рассаднике германского милитаризма, сыгравшего решающую роль в развязывании обеих мировых войн. Вместе с тем, сторонники данной точки зрения игнорируют еще одну сторону прусской государственности, заключавшую в себе черты, достойные подражания: эффективная судебная система, неподкупное чиновничество, духовная дисциплина, скромность и простота образа жизни прусских королей, развитая промышленность, передовая система образования и другие.

Сей труд не планировался как сугубо научное произведение или учебное пособие. При его написании я сознательно не заострял внимания на военной составляющей истории Пруссии, дабы избежать «перегруза» информации. В большей степени здесь раскрывается ход политического развития Прусского королевства. Составляя материал для данной книги, я обращался как к российским, так и к германским источникам, стремясь обрисовать максимально объективную, насколько это возможно, картину прусской истории.

На мой взгляд, актуальность нашего нынешнего исследования заключается в том, что без понимания истории Пруссии невозможно понять историю Германии. Без понимания германской истории, в свою очередь, невозможно понять мировую историю. Основываясь на фактах и данных из авторитетных источников, ваш покорный слуга делает гипотезы и высказывает идеи, которые приглашают всех желающих к исторической полемике, содействующей изучению истории Пруссии и Германии.

Наследие тевтонских рыцарей и Великого курфюрста. Рождение Прусского королевства

По выражению великого Вольтера, Пруссия – это «армия, у которой есть государство». Действительно, милитаристские традиции здесь укоренились еще во времена покорения тевтонскими рыцарями земель пруссов. Новая нация рождалась в условиях бесконечных войн, что прямо отразилось на ее менталитете. Немецкие колонисты, прибывавшие в Пруссию со всех уголков империи, раздираемой внутренними войнами, не могли здесь выжить без забвения личных интересов ради общего блага, без отваги и склонности к авантюризму. Вера пруссаков была глубокой, фундаментальной и, в то же время, воинственной – в этом можно убедиться, посмотрев на возводимые рыцарями замки и соборы.

Тевтонский орден

Предшественником Прусского королевства был Тевтонский орден, учрежденный еще во времена крестовых походов на Ближний Восток. Орден формально подчинялся как папе Римскому, так и императору, его ряды пополняли исключительно немцы. Изначально венгерский король предоставил рыцарям земли в Трансильвании, где те построили ряд замков. Однако из-за неприязни венгерских дворян крестоносцам пришлось уйти в Восточную Пруссию, где те с благословения Рима начали постепенное завоевание прусских язычников.

Поражение при Грюнвальде едва не погубило Тевтонский орден, но рыцари выстояли, хоть никогда больше и не смогли вернуть былую мощь. В 1525 году Альбрехт Гогенцоллерн, магистр Тевтонского ордена сделал пусть и банальный, но правильный вывод – времена Средневековья давно прошли и орден теперь не занимается, как в прежние места, христианским миссионерством. Монахи, на словах клявшиеся отречься от мирской жизни, на деле и не думали с ней расставаться.

Учение Мартина Лютера ставило, мягко скажем, под сомнение авторитет светской власти римских пап: немецкий монах считал, что церковь должна заниматься своими непосредственными обязанностями и не лезть в политику – удел государей. Такие идеи были близки как всем скандинавским монархам и английскому королю Генри 8, так и самому Альбрехту. Тем более, что влияние католической церкви в Северной Европе на фоне усиления власти светских правителей и так слабело год от года.

В том же 1525-м Альбрехт упразднил орденское государство, конфисковал имущество церкви, принял лютеранство и принес вассальную присягу польскому королю. Так новорожденное Прусское герцогство, располагавшееся на периферии европейского континента, было спасено от кровавых религиозных войн и получило шанс на мирное государственное строительство. Принятое герцогом решение изменило историю не только Пруссии, но и всей Германии, а возможно и всей Европы.

Альбрехт взялся за свое дело с энтузиазмом. Он покровительствовал культуре, учредил Кенигсбергский университет Альбертину, где, между прочим, учился сам Иммануил Кант, открывал школы и гимназии. Преемники первого герцога Пруссии не смогли достойно продолжить его начинания, а в 1618 году прямая ветвь прусских Гогенцоллернов пресеклась. Если бы Пруссия тогда вошла в состав Польши, история всей Германии пошла бы совершенно другим путем.

Маркграфство Бранденбург