Не поверил Авдей, ведь своими глазами девицу видел. Но делать нечего, собрался назад. Тут зазвала его местная знахарка, чайку кипрейного попить. Согласился Авдей, чего перед дорогой не погреться. А та взвару налила, и спрашивает:

— Ты, мОлодец, охотник. Вспомни-ка, оставался ли после Агафьи след? А то, может она тебя за руку брала?

Тут-то он и понял, что не было за девкой следа, нетронутый снег был.

— Видать, крепко тебя Агафья любила, раз свою душу и посмертие за твою жизнь отдала.

— Как душу?! — вскинулся парень.

— Коли замерз кто в лесу ли, в поле ли, поступает он на службу Карачуну и должен его волю исполнять. Парень ты справный, вот и захотел Карачун тебя в слуги. Закружил, с дороги увел. А Агафья должна была жизнь твою забрать и к нему привести. И гуляли бы вы вдвоем вечно по снежным лесам. Ведь коснись она тебя хоть пальцем — замерз бы насмерть. А ты ее знал, не побоялся бы к себе подпустить.

Только ослушалась она Карачуна, вывела тебя к людям. За такое наказание одно — развеял Владыка Холода ее душу, чтобы и следа в Яви не осталось.

— Да как же так? А если свечку в церкви поставить, сорокоуст отслужить?

— Карачун из прежних, старых богов. Новый ему не указ. Хочешь доброе сделать — назови дочь либо внучку Агафьей, да устрой ее жизнь по ее сердцу и своему разуму.

Так Авдей и сделал. Женился поздно, правда, но дочь Агашей назвал, замуж выдал за хорошего парня. С тех пор в роду у нас хоть одна Агафья да есть. Правда сейчас по-модному Агатой зовут, да все одно имечко. Поняла, веда, к чему сказ мой?

— Кондартьич, а ведь и правда, следов не было. И за руку меня Сергей Геннадьевич ни разу не взял. Значит все? Его тоже развеяли?

— Значит так и есть, дева. Разве кто из старых богов вступится. Не делай больше глупостей, вот и платить за твои взбрыки никому не придется, да и тебя совесть грызть не станет. А сейчас спи. На поправку теперь пойдешь.

Сон, который приснился Лельке в эту ночь, был похож и не похож на прежний, с туманом. Словно за стеной из серебристой дымки разговаривали двое.

— Сказал бы я тебе, человече, «здрав буди!», да только здоровье тебе уже не надобно. Однако благодарность мою прими. Сберег ты мне последнюю из рода, что ключ от Грани хранит. Погибни она сегодня, некому было бы Грань запереть, род бы прервался, а других хранителей ключа у меня не осталось. И рано ли, поздно ли, но рухнула бы Грань, и поползли бы навьи твари в Явь, души жрать, тела терзать, кровь живую пить. Знаю я, что лучшая благодарность человеку — помочь ему устроить судьбу по его собственной воле. Многого я сделать не в силах, ушедшую жизнь вернуть никто не властен. Однако я перехватил тебя у Карачуна. Будь он, как прежде в силе, — не успеть мне, но заперт он в Нави. Только Зюзя, послух его, по Яви ходит, а ему забрать живую душу не можно, пока сама душа не пожелает. Так что от большой беды ты всех отвел, Сергей. Теперь сам решай: я могу тебя отпустить твоим путем, к Карачуну в Навь. Не ведомо мне, что он с тобой сотворит, но мыслю — развеет непокорную душу, как всегда делает. А могу тебя забрать в мое войско, что Грань охраняет.

— Да мне-то какая разница, все равно я покойник.

— Не скажи, мил-человек. Ты успел продолжить род, дочь у тебя есть. Коли Карачун тебя поглотит, всякий твой след из Яви сотрется.

— Это что, Маришка умрет, что ли?

— Не умрет. В ней ведь от тебя лишь половинка, вторая от матери. Только сам посуди — деревце с половиной корней ладно ли живет? Будет ли оно здоровым да крепким?

— А если ты меня в войско возьмешь? Я ведь даже не знаю кто ты, что за войско такое.

— Вы таких как я языческими богами зовете. Все мои братья-сестры в Нави заперты, один я поставлен Грань меж Навью и Явью беречь. Сам понимаешь, в одиночку такое не сотворить, подмога нужна. Вот войско мне и помогает.

— А как же Христос?

— Так ты ведь крещение не принимал, его покровительства не просил. Обычно такие души сразу в Навь пролетают, а у тебя вот другая судьба получилась.

— Ладно, языческий бог, забирай меня в свое войско. При жизни воевал и после смерти повоюю.

На этом сон закончился, будто кто фильм выключил. Много позже прочла Лелька в старой газете, что замерз в лесу военный врач, Сергей Геннадьевич Охлопков. На рыбалке на зимней под лед попал. Выбраться-то выбрался, а вот до людей дойти не сумел. Осталась у него вдова да дочка Мариночка. Долго Лелька добром своего спасителя вспоминала.

Выздоравливала Вольга долго. Ее мучила слабость, бил сильный кашель. Вера Васильевна посоветовала Наталье поводить девочку на физиолечение к ней в кабинет, где бодро жужжала и подмигивала огоньками старая, еще советская аппаратура. Посещение процедур стало давать результаты, но ходить с Лелькой к врачу ежедневно Наталья не могла, просто не успевала. Было решено, что девочка станет посещать процедуры самостоятельно. Лелька не возражала, ей было совестно обременять тетю, да и сил чуть прибавилось, она уже могла одна дойти до сельской больнички.

В одно из таких посещений девочка отметила, что Вера Васильевна выглядит особенно уставшей. Прием уже заканчивался, так что Лельке ничего не стоило чуть замешкаться и дождаться доктора, с которой ей было по пути. Выйдя из больницы, Леля спросила:

— Вера Васильевна, у вас все хорошо? Кажется, будто вы заболели.

— Н-да, комплиментов от нынешней молодежи не дождешься, — мрачновато усмехнулась врач. Ей нравилась эта девочка, была в ней тяга к жизни, дополненная чем-то необычным, а загадки Вера всегда любила.

— Простите, — смутилась Лелька.

— Да нет, детка, все хорошо. Ты права, я действительно плохо сплю последнюю неделю, все мне кажется, будто кто-то ходит по дому. Шумит, вещи роняет, а я ведь давно одна живу. Пойду посмотреть — все на месте.

Лелька задумалась. Ей страшно не хотелось показывать кому-то свои способности, она догадывалась, чем это чревато. Но доктор ей нравилась, так что желание помочь оказалось сильнее опасений.

— Я могу попытаться разобраться в этом. Вы же знаете, у меня бабушка знала кое-что.

Вера Васильевна, проработавшая большую часть жизни в медвежьих углах Сибири и Крайнего Севера, упертой материалисткой никогда не была. Профессия врача вообще помогает понять, что не все в жизни укладывается в привычные рамки, да и Таисию она помнила, хоть та и была постарше.

— Леля, я благодарна тебе за предложение помочь, но ты совсем слабая, я не имею права делать что-то. что повредит твоему здоровью.

— Я буду осторожна. Мне для начала надо просто у вас дома оказаться попозже вечером, но я не знаю, как это сделать.

— Давай-ка я завтра переговорю с твоей тетей, если она позволит, переночуешь у меня. Сегодня не будем, тебе же все равно твоего защитника надо взять?

— Да. И если можно, приготовьте блюдце, немного молока и свежего хлеба.

Проблема с ночевкой действительно решилась легко. Лелька не знала, что сказала тете Наташе доктор, но следующим вечером она была в гостях у Веры Васильевны. Пожилая женщина заранее припасла все необходимое, так что Лелька пристроилась в кухне и пригласила домового хозяина на беседу.

Из темного угла выбрался древний-древний старичок, замотанный в рваную тряпку.

— Здравствуйте, — сказала вежливая Лелька и тут же не утерпела — что с вами случилось?

— Здравствуй, веда, коль не шутишь. Касаемо меня — история давняя. Хозяйка дома живет здесь давно, но ни разу она меня не покормила. Женщина она хорошая, добрая, так что мне и крошечек хватало, но недавно подселил кто-то в дом шишигу. Теперь мне даже крошек не достается, не могу я эту пакость выставить. А она шумит, вредничает, мусорит, просто беда.

— Извините, пожалуйста, а как вас зовут?

— Вавилой кличут.

— Уважаемый Вавила, шишига мешает не только вам. Могу я как-то вам поспособствовать, чтобы вы сил набрали и ее выгнали?

— А тебе что за интерес, веда? Знаешь ведь, что без просьбы не положено тебе мешаться.

— Меня хозяйка дома попросила. Очень ей тяжело стало с такой подселенкой дом делить.