Домишки Лесницкого, показавшиеся на горизонте, вызвали на губах гендиректора улыбку, мысленно возвращая на два года назад, когда он впервые оказался в этой деревушке и принял решение устроить здесь конную базу.
Глава 45. Бонусный рассказ «Озеро (не)сбывшихся надежд»
Алекс петлял среди деревьев, из последних сил перебирая ногами. Снега было по колено, местами — до середины бедра, поэтому каждый шаг давался с трудом. Сколько он уже так идёт? Три часа? Четыре? У его машины очень «вовремя» сел аккумулятор, а у телефона — батарея, но находиться в холодном автомобиле и ждать помощи среди белой снежной пустыни было бы самоубийством. Гендиректор «Вайлет-компани» ехал не по трассе, а по одной из сельских дорог, и неизвестно, когда на него наткнулись бы люди. Сегодня третье января, не все ещё закончили праздновать, поэтому вполне возможно, что кто-то появится здесь вообще через несколько дней. А так хотя бы есть шанс набрести на какую-нибудь деревеньку. Свои, конечно, тоже начнут волноваться и, увидев включённый в машине маячок, вышлют помощь, но до этого момента можно замёрзнуть насмерть.
Метель, затруднявшая путь, кончилась пару часов назад, но теперь вообще было непонятно, куда идти: все возможные следы напрочь замело. Алекс выбирал направление по наитию и очень надеялся, что интуиция его не подведёт. Когда между деревьями появился просвет, гендиректор ускорился на голом энтузиазме, но радость была преждевременной. Перед его взором предстала вовсе не деревенька, а замёрзшее озеро. Оглядевшись, он понял, где находится, хотя никогда здесь не бывал. Алекс когда-то слышал об этом месте. «Озеро несбывшихся надежд», как звали его люди.
Здесь умирали ёлки… На самом деле тут были и сосны, и ели, но люди всегда всё упрощают. Что ель, что сосна — всё едино. Ёлка — она и есть ёлка! Чего заморачиваться на тонкости?! Да, сюда свозили и сваливали непроданные и зря срубленные ёлки, которые после Нового года уже не нужны: всё равно больше никто не купит. Казалось бы, их можно просто оставить там, где ими торговали, и малоимущие люди быстро растащат зелёных красавиц по своим хибарам, урвав хоть маленькую толику счастья, хоть призрачную иллюзию праздника.
Но нет! Ёлки зачем-то увозили сюда. Туда, где совсем рядом росли их сёстры, которым повезло избежать жала пилы или лезвия топора. И теперь они лежали бесполезным хламом, ненужные, не приносящие радости, и тихо погибали, но никто даже не догадывался об их агонии. Это человек может стонать, в надежде, что кто-то услышит, кто-то придёт и поможет облегчить страдания. А ёлки — нет. Им не на кого надеяться, неоткуда ждать помощи, они обречены…
— Воды! — безмолвно взывала каждая клеточка иссушенного жаждой ствола.
— Дайте хоть капельку влаги! — молило всё их естество.
— Я гибну… — в отчаянии стенала очередная мученица.
А ведь их более удачливые сёстры стоят сейчас в бадейках с влажным песком. Пушистые лапы этих любимиц фортуны украшены цветными шарами, стволы обвиты мириадами сияющих гирлянд, мерцающая канитель переливается в свете огней и создаёт ощущение сказки… Им сейчас так радостно и хорошо. И они возвращают эту радость людям, которые суетятся вокруг них.
— Какая красивая у вас в этом году ёлка! — скажет гость.
Хозяйка тут же расплывётся в улыбке, дети дружно затараторят, что это они её так красиво украсили. И ёлка будет стоять в лучах славы и наслаждаться своим величием… Да, пускай через несколько дней она и будет отправлена на помойку, как любая ненужная вещь, но это будет потом. А сегодня она в центре внимания, она королева! И всё это будет не зря! Она получит свою толику радости и подарит её другим. Дальнейшая жизнь ёлки будет скоротечной, но эта жертва не бессмысленна. Каждый получит своё, каждый заплатит свою цену…
И эта бывшая королева так же будет умирать на ближайшей мусорке, пока её не отвезут на свалку. Она будет изнывать от жажды, её иглы пожелтеют и осыплются… Но она вспомнит мгновения своего величия, и это облегчит её страдания. Это цена за моменты славы. Что уж тут поделать… Зато они были! И восхищение, и радость, и счастье… Ей ещё повезло. Не то, что другим. У других всего этого не было. У них вообще ничего не было. Их просто не продали из-за слишком завышенных цен, а потом отвезли на отшиб и выбросили, как мусор. Они умирают, так и не выполнив своего предназначения, не испытав радости сами, не подарив её кому-то другому… Бессмысленная жизнь. Жизнь, прожитая напрасно. Несбывшиеся надежды, неисполнившиеся мечты… Всё было зря… Как у засохших, но так и не распустившихся цветов. Бутон — а потом смерть.
Так происходило каждый год. Но сколько это будет продолжаться?! Может, стоит посадить у себя во дворе маленькую ёлочку и украшать её каждый год, а не рубить живую красавицу?! Или хотя бы приобрести искусственную, которая не обречена на гибель?!
— Што, милок, заплутал? — донёсся до Алекса старческий голос.
Гендиректор, вздрогнув от неожиданности, повернул голову и увидел серобородого старичка, который улыбался ему щербатым ртом.
— Да, немного… — осторожно сказал Алекс.
— Угу. То-то я и гляжу, — закивал дедок, разглядывая его с явным любопытством. — Ты не пужайся, не пужайся. Я туточки все окрестные тропки знаю. Быстро выведу, куды надо. Тебе, мил человек, куды надо-то?
— Куда-нибудь, где можно согреться, обсушиться и поесть. И позвонить, — добавил он. — Здесь телефон поблизости есть? Я в долгу не останусь, отблагодарю.
— Телефон-то? Есть, родимый. Один на всё село, у старосты нашего. Да ты не думай, што я на твои благодарственности падкий. Забесплатно помогу. Хто нам ещё поможет, ежели не человек человеку?! Энто другие пущай выгоду какую имеют, а мне и своего довольно. Тока обожди маленько, я оснастку приберу.
Старичок проскрипел снегом до небольшой проруби, собрал рыболовные снасти и притопал обратно.
— Простите. Я вам рыбалку испортил, — Алекс действительно чувствовал себя виноватым.
— Не велика беда, я вон ужо нескольких споймал, — дедок продемонстрировал пакет, в котором покоилось несколько безвременно почивших рыбёшек. — Да и ухи у меня ещё полкаструли. Это я так, на будущую хотел запастись. Да и опосля праздника провизия осталась: и сам проживу, и тебя накормлю.
«Что бы он ни говорил, но отблагодарить его нужно по-королевски. И именно потому, что денег брать не хочет».
— Тебя, милок, как звать-то? — оглянулся старичок, который бодро топал по сугробам (очевидно, по своим же следам), показывая дорогу.
— Алексей, — гендиректор старался ступать точно за проводником.
— Тады будем знакомы. Меня Михеем кличут.
— Очень приятно, — кивнул Алекс. — А как из вашего села до города добраться? Может, машина какая есть или хотя бы трактор?
— Из сусиднего села автобус до города ходыть, а мы до автобуса пешим ходом. Всего-то не более часа будет. Можно ещё электрическим поездом. Тутоньки станция в Липках. Но до неё всё-одно час пешим ходом, ежели по замётам.
— А часто автобус ходит, не подскажете? Не пропустить бы… — заволновался Алекс.
— Не пропустишь, милок, не пропустишь. Я тебя на упряжке довезу, — неожиданно обрадовал Михей. — Моя Марийка хоч и старенька, но дело своё знает. А то ты по энтим замётам до завтрего топать будешь. Ноги-то небось замочил, заморозил? В снегу-то по колено, да без валенок.
— Да, ноги и руки не мешало бы согреть, а то я их уже почти не чувствую, — гендиректор поёжился.
— О, не зря я порыбалить нонче вышел, не зря. Тебя вон подобрал. Идём хутчише, а то и взаправду ноги поморозишь. И на чём тады плясать будешь?
Как ни странно, идти за старичком по скрипучему снегу было не так тяжело. Потом они вышли на протоптанную дорожку, и стало вообще замечательно. Что называется «есть с чем сравнить». Алекс с интересом оглядывал местность. Слева находился еловый бор, а справа — сосновый, потому логичным было и название ближайшего селеньица — Лесницкое, и то, что эти места стали паломническими для браконьеров, которые потом и «возвращали на родину» срубленные, но не реализованные деревья, превратив берег озера в кладбище загубленных хвойных жизней.
