— Ты голодная? — спросил Серёжа каким-то раздраженным голосом.

— Нет, — отвечаю кокетливо. Подумала, что он сердится на то, что я мало того, что дома не ночевала, так ещё и лезу пальцами в не приготовленное до конца блюдо. Сама терпеть не могу, когда так делают.

— А я голодный, — деревянная толкушка замерла в руке. Он напрягся. Я растерялась. Что происходит? Нашелся повод для ссоры? Будет сейчас рассказывать, какая я никчемная хозяйка? Решила промолчать. Жду продолжения.

— Я голодный, Алёнушка, как волк, — сверкнул Серёжа глазами, обтер ладонь об штанину и впился жадным поцелуем. Не давая продохнуть, он потащил меня в комнату, повалил на диван, резким движением сорвал футболочку и джинсы, навалился всем телом, целовал грудь и живот, крепко сжимая ягодички обеими руками. Я дрожала в предвкушении, забывая дышать, судорожно скребла ногтями толстый велюр дивана, желая проткнуть его и прочно уцепиться.

Дикие стоны, бесстыдные ласки, мощные толчки и яркая вспышка наслаждения — всего этого не случилось. Задыхаясь, словно после марафона, Серёжа повалился рядом и выцедил между глубокими вдохами:

— Я всё!

Может я слишком требовательная? Может перестать читать любовные романы, и украдкой, по ночам смотреть эротические каналы? Но, черт возьми, я тоже хочу, это самое «всё». Серёжа никак дыхание не восстановит, а я ещё надеюсь на продолжение. Даже не столько я, сколько мои женские органы, так некстати растревоженные и так нелепо обманутые за секунды до финального свистка. Ликуй, зритель, в другом кино такое не покажут. Смысл шоу в его реальности, а она, как видите, жестока. Аграрии в таких случаях говорят: стоило ли комбайн заводить?

Серёжа с важным видом продефилировал в ванную, тряся жирком на ягодицах и причиной засора канализации. Я улыбнулась. Бедняга, уже завтра он узнает, что такое настоящий зуд в паху. Первый раз вижу такое вживую и, должна признаться, польщена. Далеко не каждый соглашался брить лицо ради меня, царапали своими усиками мой нежный рот, а тут лысина от пупка и чуть ли не до колен.

Водные процедуры завершились, едва начавшись, носили локальный характер, не охватывая ничего кроме свежевыбритых частей тела. Газ в колонке не загорелся, было бы слышно, а холодная вода, как известно из школьного курса физики (или биологии), уменьшает то, что Серёжа сейчас прикрывает полотенцем. Впрочем, хватило бы и носового платка, дважды сложенного пополам.

— Тебе понравилось? — спрашивает он с таким важным видом, словно только что исполнил мою самую заветную мечту. Подавляя истерический смех, я откинулась на подушку и закрыла ладонью глаза. Имитировать оргазм мне доводилось и раньше, но имитировать восторг от воспоминаний моих имитаций, ещё не приходилось. Как бы там ни было, а после драки кулаками не машут, и я, собрав волю в кулак, оттопырила большой палец на этом самом кулаке, в знак одобрения.

— Я старался, — говорит Серёжа напыщенно. Чёрт бы меня подрал, думаю про себя, так это он, оказывается, старался? Ну, нет, дружочек, кто же так старается? Дам тебе передышку, а вечерком, с последними лучами солнца… ох, что будет, рабам на галерах завидовать будешь. Низ живота наполнился теплом и легонько заныл.

— Не хочешь в Касимов съездить? — продолжает он, ища глазами на полу свое белье.

— Нет. Недавно ж ездили.

— Ну, как недавно? Целая неделя прошла.

— Ты ездишь домой каждую неделю?

— Стараюсь, по крайней мере.

«Зла не хватает. Убила бы. Вот, что за человек такой?», — подумала я, и залепетала сумбурной скороговоркой:

— Нет-нет-нет. Останусь, пожалуй, тут. Хорошенько высплюсь. Дома-то поспать не дадут, а я хочу спать, я остро нуждаюсь в крепком, здоровом сек… э-э-э, сне. Да, в крепком, здоровом сне я нуждаюсь. И начну прямо сейчас. Отключу на телефоне звук, так что если что, не пугайся там, не накручивай себя, как ты умеешь это делать. Не беру трубку — значит сплю, проснусь — перезвоню.

— Как хочешь. Тогда поеду один, — он помедлил и с грустью добавил, — может, передумаешь?

Я покачала головой.

— Ну, тогда я поехал?

Плечами пожимала уже в прощальных объятьях. Отрывистый и быстрый поцелуйчик в лоб, как контрольный выстрел, секунда, Серёжа звенит в коридоре ключами, скрипит дверь, тишина, соленый привкус слез во рту, сжимаю подушку, сжимаюсь сама. Грустно. Горько. Одиноко. Обидно. Ведь не бывает всё и сразу? Так, чтобы в постели чу́ток, как и в жизни, был? Он кончил пьесу, а я расстроенный рояль, похожий звук, но режет слух, всем тем, кто эти ноты знал…

Мама мне говорила: не плачь. У неё на всё один ответ: не плачь. Ушиблась — не плачь, двойку получила — не плачь, платье порвалось — не плачь. И я не плакала, сдерживалась, сколько могла, проглатывала тяжелый ком обид, который вечно застревал в горле. Но это неправильно. Если когда-нибудь у меня будет дочь, я скажу ей: плачь, доченька, плачь навзрыд, реви, что есть силы и никогда не держи в себе слёзы. И сыну скажу так же, если когда-нибудь у меня будет сын. Плакать не стыдно, плакать нормально, особенно если тебе причинили боль. Слёзы это тот же синяк, что чернеет от удара на коже. Говорят ведь, что глаза — зеркало души, вот и слезы — синяк, который кто-то влепил прямо в душу.

Хотела бы сейчас разреветься, но не могу, не умею. Сколько же можно терпеть? До конца этого долбанного шоу? Или может быть дольше? Есть же перспектива привыкнуть к Серёже и дальше терпеть. Нормальный ведь парень? Мечта, а не парень, и любящий, и хозяйственный, ну прям на зависть. Один только минус: Серёжа — козёл. Любящий козёл. Будь он хоть дважды хозяйственный, а всё равно козёл остаётся козлом. Но разве есть альтернатива? Есть! Скоро всё пройдет, позабудется, как страшный сон. Реалити-шоу выйдет в эфир, его посмотрят сотни человек, посмотрят и не вспомнят уже через сорок минут. Шоу пройдёт, а я останусь. На этом же диване буду также лежать вечерами, а мимо будут годы проходить, и будут в моей жизни персонажи появляться и исчезать, домой, к семье спешить. Сейчас, как никогда, уместно разрыдаться.

Глава седьмая

В семь часов вечера позвонил Серёжа. Доехал без приключений, всё хорошо, привет от мамы. Я к этому времени окончательно остыла, и уже час, как не материла его последними словами, но и соскучиться не успела. Он сказал, что хочет отдохнуть с друзьями. Что ж, всё честно, вчера я гуляла с подругами, сегодня он со своими деградантами. Разговор не клеился, тяжело вздохнув, напомнила ему, что собиралась спать и положила трубку. Сна, как назло, ни в одном глазу, читать тоже не хотелось. Поверхность дивана показалась жестче, чем обычно, возможно потому, что я лежала голышом, под простыней, и за три часа Серёжиного отсутствия успела отлежать себе все бока. Пройдясь быстренько глазами по социальным сетям, не нашла ничего интересного. Поворочалась. Помяла подушку, та на мгновение стала мягкой и прохладной, хоть и не шла ни в какое сравнение с подушками Ниночкиных родителей. Спустя минуту подушка снова стала твердой, как бетон. Обернулась простыней, встала. Можно сходить в душ, и даже нужно, но как-то не очень хочется. Вода взбодрит, а я не в том настроении, чтобы бодриться, мне похандрить охота, малость поскулить, пожалеть себя, несчастную.

Бесцельно пройдясь по квартире, я, не включая свет, нащупала в кармане джинсов визитку Геннадия. На темно-синем фоне призывно блестят золотые цифры. Три семерки подряд, три восьмерки, единица. Такой номер порядочных денег стоит. Бессмысленная трата. Кто же сегодня заучивает телефонные номера? А в телефонной книжке он всё равно будет записан как Геннадий, и там пусть хоть все цифры семерками будут, хоть восьмерками, да хоть иероглифами китайскими, нет никакой разницы. Но на визитке смотрится эффектно. Может, мне не понять, потому что у меня нет собственной визитки? Нужно обязательно сделать. Сунула бы ему визитку, дескать, журналист я и всё такое, Геннадий, звоните в любое время, он бы и позвонил. Серёжа в Касимове котлетки мамины жуёт, я в ресторане устриц уминаю — хорошие получились бы выходные. Но визитки у меня не было и Геннадий не знает мой номер, а сама я звонить не стану. Просто наберу его номер и после первого же гудка сброшу. Когда он перезвонит, скажу, что набрала случайно, записывала контактный номер в телефон, не туда пальцем ткнула, извинюсь, положу трубку, но номер мой у него останется. К гадалке не ходи, запишет, сам потом позвонит.