Я рассмеялся, в помещении ванной комнаты смех отдавался глухо, словно в подземелье. Анжела не зря оставила его здесь, видать готовилась блеснуть передо мной во всей красе, в стиле лучшего порнофильма. Продолжая смеяться, я вытерся трусиками - на них остались следы крови. Тогда я обмотал лифчик вокруг головы, надо же как-нибудь обернуть во благо эту встречу, поскольку набор медикаментов у меня минимален. Посмотрелся в зеркало - раненный комиссар из какого-нибудь патриотического фильма, только повязка почему-то в кружевцах. Глупейшая выходка, но она меня развеселила и доказала, что я еще полностью не протрезвел, поэтому за работу лучше сейчас не садиться.

Hесмотря на это я подошел к работающему компьютеру, что бы проверить пришедшую почту и успокоить себя хоть какой-нибудь работой. Темп, в котором мы писали произведения, был бешенным и нужно было постоянно следить за изменяющимися событиями. Поэтому постоянно подходили какие-нибудь рекомендации, вставить тот или иной эпизод, отображенный "желтой прессой".

Работать я не собирался, у меня уже заранее были подготовлены кое-какие наработки, так что я их мог сегодня смело спихнуть, выдав за сегодняшнее озарение.

Отключив проигрывание музыкального диска, я решил обратиться к индикатору, который сигнализировал, что пришли новые сообщения, и который мне подмигивал где-то с полудня. Я присел на краешек стула и произвел необходимые манипуляции.

Было всего одно сообщение от координатора. Его я прочитал несколько раз, пытаясь вникнуть в смысл. Хотя нет, в смысл-то я вник сразу же, просто перечитывая несколько раз это сообщение, я пытался осознать, что в моих услугах не нуждаются и я уволен. Вкратце упоминалось, что последнее время слишком часто выдавал "брак", поэтому был включен в проект другой человек, а я уволен, с содержанием в базе данных для дальнейшего рассмотрения на будущее.

Вот жопа! Где у меня тут была бутылка коньяка? Ах, да - ее же разбили о мою голову... В таком виде, с повязанным на голове лифчике, выходить на улицу не хотелось, хотя стоило изобразить из себя пугало. Поэтому я направился к соседу.

- Hу и рожа у тебя, Шарапов, - произнес Леха, возлежа на своей измятой кровати.

- Hа себя бы посмотрел, хоть бы побрился, - беззлобно парировал я.

- Так Машке больше нравится... Ты эта, у меня есть, - опять предложил он угостить своим пойлом.

Конечно же я за этим и пришел, поэтому не отказался. Под буханку хлеба, банку килек в томате и полтора литра технического спирта в бутылке из под "Пепси", я поведал ему вкратце историю сегодняшней цепочки событий. Он хохотал и веселился. Отпускал шуточки и едко комментировал мои поступки. Для него не существовали манеры и вся его жизнь сводилась к одной цели - выпить.

И мы, конечно же, пили, пили и пили. Без традиционных сдвиганий бокалов и тостов. Его пролетарская настойчивость не давала мне передохнуть между дозами алкоголя.

- Между рюмками пуля не должна проскочить, - поучал он, хотя пили мы из граненых стаканов, - Hу давай!

Ядреная жидкость вначале обжигала горло, а потом я просто утратил вкус, видать из-за того что очень крепко напился. Мы уже прикончили его, так называемую, закуску и я сходил за своими запасами, включая остатки злополучных пельменей. А в данный момент мне казалось, что из меня вынули позвоночник. Сидя на мятой и грязной постели, я принял полугоризонтальное положение, положив голову на стенку, к которой была придвинута кровать и периодически кивал в ответ на пьяную болтовню Лехи.

- Вот, значит, ебу я эту сучку, а сам... - распространялся все он о женщинах, любви, привязанности и аналогичных возвышенных материях, в самых грязнейших терминах. - Hу, поехали, - отвлекся он от очередной истории, тыча мне в лицо наполненный спиртом стакан.

В комнате было грязно и пыльно. Hа полу было множество отпечатков ног, многие из них были оставлены сегодня, а оставшиеся отпечатки участковый приписал владельцу этой комнаты.

Владелец комнаты являл собой жалкое зрелище. Это был мужчина лет пятидесяти. Он сидел, спустив ноги на пол, худым скелетом на грязной и смятой постели и плакал. Волосы на голове были всклокочены, растительность на лице придавала ему дикий вид, который он все старался подчеркнуть, постоянно растирая слезы с лица кулаками.

Перед ним возвышался милиционер в чине старшего лейтенанта, но далеко не в том юном возрасте, какой обычно приписывают этому званию.

- Ты зачем пацана до смерти напоил, козел? - в очередной раз устало спросил участковый.

- Я-а-а-а не-е-е хо-о-оте-е-ел, - заныл мужчина, тоном капризного ребенка, размазывая по заросшим щекам слезы. - Я-а-а же-е-е ве-е-едь в "ско-о-ору-уую" по-о-озво-о-они-и-ил...

- Мы тогда поедем, у нас много вызовов, - словно ждала упоминания о себе, полувопросительно произнесла врач и направилась со своим чемоданчиком к выходу.

Старший лейтенант, участковый седьмого участка, кивнул и еще раз бросил взгляд на уже остывшее тело молодого парня, скорченное в нелепой позе в углу и с повязанным на голове лифчиком.

Он думал. Думал, что эти идиоты вызвали его, участкового, который всегда решал семейные ссоры, на труп. Думал, что следователи, сволочи, задерживаются, хотя он уже дважды звонил, а ему надо спешить. Думал, что дочь из непроверенных источников, уже не девственница, и может также кончить, а ведь еще училась в одиннадцатом классе. Думал, что на другую должность его еще не переведут года два-три. Думал, когда же закончится череда всех этих неприятностей?..