Войдя, великан зажег фитиль, плавающий в тазу, и в помещении стало светло. Боб огляделся и справа увидел еще одну дверь, за которой, по-видимому, хранились съестные припасы. Как оказалось, он не ошибся.
- Тут моя кладовая, - сказал хозяин и вошел туда.
Почти тотчас он вышел обратно, держа в руке тушу карибу, которую бросил к ногам охотника.
- Возьми. Думаю, тебе этого надолго хватит.
Боб оттащил тушу в угол и, задрав голову, открыл было рот, собираясь выразить благодарность.
- Не нужно, - опередил его гигант, небрежно махнув рукой, - этот подарок ничего мне не стоил.
Боб снял шапку, оперся на ружье и стал осматривать жилище.
Посреди него - громадная печь, от нее исходило тепло; вдоль одной из стен - пара высоких стульев, на каждом из которых поместилось бы двое; по другую сторону - кровать неимоверной длины и перпендикулярно ей - другая. На одной из них лежали два человека большого роста. Каждый из них был почти в полтора раза больше Боба.
- Это мои дети, - улыбнувшись, негромко пояснил хозяин, увидев недоуменный взгляд охотника.
- Вот как... - протянул Боб. - А где же их мать? И...
Он хотел спросить, неужели и она такого же роста, но гигант догадался об этом, оборвав охотника движением руки. Он помедлил немного, точно собираясь с мыслями или решая, стоит ли делать то, что собирался. Глубокая борозда пролегла меж его бровей; они сошлись, нависнув над глазами и закрыв их. Потом человек медленно и тяжело вздохнул.
- Садись, - сказал он, кидая гостю охапку сухой травы, - я расскажу тебе.
Они уселись друг против друга, - маленький, серый воробушек и огромный, грозный орел, - и великан начал свой рассказ:
- Она была родом из Солсби, но они с матерью перебрались в наш поселок, такой же, в каком живешь и ты; только Солсби на западе, а мы жили восточнее, это в сутках пути на лыжах через лес. Когда мне исполнилось семнадцать лет, мой рост намного превышал средний человеческий, и мне она казалась невысокой, но для всех не было выше ее женщины на свете. В это время мы и познакомились, и я без памяти влюбился в нее. Полюбила и она меня...
Через год я стал восьми футов росту и все продолжал расти. Люди невзлюбили меня, говорили, что ростом я сродни сатане, хотя тот, полагаю, не отличался в этом смысле от людей. Кроме того, я был сильнее всех в поселке, и мне ничего не стоило задушить любого вот так...
Он показал, как мог бы это сделать, указательным и большим пальцами. Боб поежился, но все же без страха смотрел рассказчику в глаза. Недобрый огонек, который горел в них, не заставил его пожалеть, что он пришел сюда.
Выдержав паузу, словно вновь собираясь с мыслями, великан продолжал:
- Однажды я принес в поселок медведя, которого задушил своими руками. Тогда люди прозвали меня Сатаной и отвернулись от меня, напуганные моим ростом и силой. А на другой день они потребовали, чтобы я уходил. Священник заявил им, что я не верю в Бога и презираю учение Христа. Сказал, будто я послан на землю дьяволом, давшим мне такой рост и силу для того, чтобы я разрушил церковь. И меня выгнали вон. Так уж устроены люди: они всегда в штыки принимают то, что выходит за рамки их обыденности.
Я ушел в лес. Долго скитался я по окрестностям штата, ночевал под открытым небом, часто голодал и, в конце концов, пришел сюда. Здесь и построил себе это жилище. Я прожил в нем почти полгода и за это время еще подрос. Все эти долгие, томительные месяцы меня не оставляла мысль о моей любимой, и однажды ночью я отправился в поселок, а вернулся уже с нею. Мы прожили вместе несколько лет, и она родила мне двух сыновей. Мы были счастливы...
Он замолчал. Боб удивился, как странно дрогнул вдруг голос великана при последних словах. Но необычный рассказ продолжался дальше:
- Не знаю сам, как это случилось, что она вышла из дома одна... Я никогда и никуда не отпускал ее, и вдруг, вернувшись с охоты, обнаружил, что ее нет. Я прождал мою жену целые сутки, стоя на леденящем душу ветру. Я видел множество волчьих глаз, мелькавших в ночи на лесных тропах, слышал жуткий звериный вой, и невеселые мысли овладевали мною. Взяв с собой дубину, я отправился искать ее. Я исходил весь лес вдоль и поперек, но безрезультатно и на исходе ночи вернулся домой. И лишь под утро мне послышались жалобные стоны под дверью. Я бросился туда... Она лежала в снегу, у порога, окровавленная, избитая и чуть живая...
Рассказчик замолчал и опустил косматую голову. Когда он снова поднял ее, глаза его были влажны. Великан ронял на пол горячие слезы, они падали на дощатый настил и растекались маленькими лужицами.
Молчание длилось не более полминуты. Охотник с трепетом ждал конца рассказа.
Голос гиганта заметно изменился и стал тихим и печальным:
- Она умерла у меня на руках, успев сказать только, что ее казнили люди. Священник назвал ее дьяволицей; они стреляли в нее из ружей... а она пришла к своей матери и принесла им всем много мяса... Она собрала остаток сил, чтобы приползти сюда, в последний раз обнять меня, улыбнуться и посмотреть на меня своими голубыми глазами, такими же голубыми, какими бывают небеса летом.
Человек закончил свой рассказ и вдруг резко поднялся со стула, отбросив его ногой далеко назад.
- С тех пор прошло много лет! - прогремел его рев из-под потолка. - За это время я превратился в зверя, убивая без всякой жалости людей из того поселка. Убивал просто: хватал за ноги и разбивал кричащую жертву об дерево, а потом бросал то, что оставалось у меня в руках, в пасти волкам. Мне не надо было далеко ходить, и месть моя была сладка, когда я узнавал своих врагов. Я буду и дальше так поступать, если за мной начнется охота, потому что считаю людей самыми низкими и презренными существами, живущими на этой земле. Звери так не поступают! Я объявил войну людям и этим совершил акт возмездия за смерть моей Марты из Солсби!
Не глядя на хозяина, Боб медленно поднялся с места. Рассказ очень взволновал его.
