— Я попыталась связаться с Умницей, но она на мои запросы не реагировала. Еле вырвалась на несколько минут из лазарета — люди повалили как умалишенные, у одних сердце болит, у других ноги ломит, у третьих голова болит, задолбали меня.

— И что в комнате? — прервал ее Конседин.

— Ничего, — раздраженно бросила врач. — Дверь закрыта, консоль погасла. Похоже, после отключения системы жизнеобеспечения Умница отключилась первой, почему-то.

— Жаль, — грустно вздохнув, протянул Конседин. — Как тебе удалось уговорить капитана меня выпустить?

— Марк Фортан умный парень, и в отличие от своего начальника признает наличие чьего-либо другого мнения, кроме своего. Он знает, что ты не виноват и сторожил тебя только потому, что в армии нарушение дисциплины строго наказывается. Я ему сказала, что майор закрылся в своей комнате и не отвечает на запросы. И Марк, как старший по званию, автоматически становится командиром, а значит, имеет полное право распоряжаться заключенными в карцере.

Сухвие победно улыбнулась и остановилась у приоткрытых дверей своей каюты.

— Майор, действительно закрылся в комнате и не отвечает? — приподняв бровь, спросил Конседин.

— Насколько я знаю, да. Они с Жанной пытались запустить аварийную систему, но консоль в Зале Управления сдохла и ничего не получилось. Майор психанул, закрылся в каюте, выключил рацию и с тех пор никто от него слова не услышал.

Они совместными усилиями закрыли дверь и в комнате стало тихо.

— Ты же не думаешь, что он….

— Нет, — Сухвие отмахнулась. — Он слишком помешан на ответственности и долге, чтобы покончить с собой. Скорее, сидит там и бухает контрабандную водку.

— И откуда ты только все знаешь? — язвительно протянул Конседин, садясь на кровать и заматываясь в одеяло.

— Поменьше сарказма, — усмехнулась Су. — Я просто наблюдаю за всеми и делаю выводы, основываясь на своем жизненном опыте.

Она пошарила в шкафу и жестом фокусника извлекла две бутылки вина.

— Контрабанда? — приподняв бровь, насмешливо спросил Сендевиа.

— Я тот еще криминальный элемент. На, открывай, а я пока сыр нарежу. Чего ему пропадать зря.

Через пару минут они сидели вдвоем на кровати, держа каждый по бутылке вина, с тарелкой сыра посредине. На прикроватной тумбочке тускло горел светильник в виде цветка лотоса.

— Ну, за то, чтоб мы выжили, — улыбнулась Су, и бутылки с глухим звоном ударились друг о друга.

Вино оказалось крепким, терпким и густым. Оно волной прокатилось по языку, оставив после себя приятное сладковато-цветочное послевкусие. Конседин зажмурился от удовольствия. В последний раз такое хорошее вино он пил много лет назад, на банкете у какого-то богача, спонсировавшего его исследования. В голове тут же зароились сотни воспоминаний — грустных, смешных, нелепых, болезненных и милых. Он так глубоко провалился в пучину собственных мыслей, что вынырнув, понял, что пропустил начало разговора. Сухвие о чем-то рассказывала, судя по ее лицу о чем-то очень важном для нее, о чем-то сокровенном, приятном и грустном одновременно. Конседин попытался сосредоточиться на ее голосе и вскоре, наконец, начал понимать, о чем речь.

— Никогда бы не подумала, что так умру, — с печальной улыбкой на губах проговорила Су. — До войны думала, что умру в старости, после — что убьет осколком или шальной пулей, а оказалось…. Занятная все-таки штука — жизнь.

— А я умру со спокойной душой, — неожиданно для себя сказал Конседин, собственный голос показался ему каким-то чужим. — Я всю жизнь мечтал отыскать корабль инопланетян, отправиться на нем в неизведанные дали, всегда мечтал открывать и изучать, с детства. И вот, моя детская мечта исполнилась. Я нашел корабль, который занимается ни много ни мало тайнами Вселенной и он приоткрыл для меня чуть-чуть завесу тайны. Я счастлив. Большего мне и не надо.

Закончив речь, он основательно приложился к бутылке, выпив за раз чуть ли не треть.

— Я тоже всегда мечтала открыть что-нибудь новое. Я раньше была биохимиком и, знаешь, мне, черт возьми, почти удалось создать препарат, способный удлинить жизнь как минимум вдвое!

Сухвие горько усмехнулась и сделала несколько больших глотков вина.

— Ничего себе! — только и смог выговорить слегка охмелевший Конседин. — Да ты оказывается ученый мирового масштаба!

— Нет, — она тряхнула волосами, и веселые кудряшки озорно подпрыгнули. — Мое исследование прошло все стадии теоретического моделирования. Я как раз должна была приступить к практическим наработкам, но началась война и все закончилось. У меня есть пара статей, но в них лишь недоказанные толком данные и куча предположений. Наверняка, сейчас кто-то на другой планете, где войны нет, уже вовсю разрабатывает мою теорию, получит патент, может, даже премию, если получиться. А я умру в этом бункере обычным врачом городской больницы № 4.

Лицо Су совсем погрустнело. Она печально скривила губы и опустила глаза. Густые длинные ресницы отбросили на бледные щеки темные тени, чуть розоватый свет светильника придавал ее лицу таинственности и едва ощутимой нереальности. Конседин ощутил внутри поднимающуюся волну тепла и того особо трепета, который ощущаешь, когда смотришь на что-то невыносимо прекрасное, при этом недоступное и оттого особо желанное. Она на секунду крепко зажмурилась, встряхнулась и улыбнулась. Ученый в очередной раз восхитился ее поразительной силой воли.

В комнате повисла тишина. Каждый задумался о своем, глубокомысленно устремив взор куда-то вдаль, сквозь стены — к невидимым звездам. Периодически они прикладывались к своим бутылкам, закусывая сладкое терпкое вино легким сыром. К друг другу они развернулись одновременно и, не говоря ни слова, жадно впились в губы друг друга поцелуем. Сухвие закрыла глаза от удовольствия, обхватила Конседина руками за шею и, отбрасывая в сторону тарелку с сыром, подсела ближе. Он не отставал, нежно лаская ее теплые мягкие, такие соблазнительные губы языком, он обхватил ее за талию, привлекая к себе, а вторую руку запустил в густые непослушные волосы. Поцелуй прекратился также внезапно и резко, как и начался. Конседин мягко отстранил Сухвие, она мгновенно отпрянула назад. Взгляд ее: растерянный и испуганный, заметался по комнате, она судорожно пыталась подобрать правильные слова, но в голову как назло ничего не лезло. Конседин справился с собой первым.

— Су, извини, — тихо проговорил он. — Ты… прекрасна, правда…

— Но, — перебила его врач.

— Но я женат, — понуро опустив голову, ответил ученый.

— Женат? — удивленно и весело воскликнула она. — Неожиданный поворот.

— Моя жена, конечно, совсем не идеал и, честно говоря, я сожалею, что женился на ней, но я не могу с ней так поступить.

— Даже на пороге смерти? — насмешливо поинтересовалась Су, заглядывая ему в глаза.

— Даже так.

Сендевиа тяжело вздохнул и залпом допил все, что было в бутылке, пытаясь угомонить свое не на шутку возбудившееся тело.

— Ладно, — Су грустно улыбнулась и откинулась на спину кровати. — Расскажи тогда мне о ней. Какая она, твоя жена?

— Моя жена, — Конседин хмыкнул. — Моя жена очень изменилась за десять лет нашей совместной жизни.

— Десять лет?

— Мы с ней еще в университете поженились. Она тогда такая была дерзкая, умная, блистательная. Мы с ней даже соревновались за место лучшего студента курса. А потом все как-то испортилось. Стало скучно, мы друг друга начали раздражать, к тому же она постоянно ныла, что я мало зарабатываю. Обычная, в общем, семейная жизнь. Как у всех.

— Я не считаю, что это нормально, Дин. Отношения должны быть в радость. Защищать и прятать от внешних проблем, а не становится источником внутренних.

— Может, я не умею по-другому любить? — неловко пожал плечами Конседин.

— Уверена, что можешь, — шепнула Су, протягивая ему свою бутылку.

Он сделал два больших глотка и угрюмо насупился. Настроение было безвозвратно испорчено.

***

Майор Ароганта напивался в мрачном одиночестве. Он отключил рацию, заблокировал дверь каюты, достал из заначки коньяк и без всякой закуски влил в себя почти пол-литра. Особенности метаболизма не давали ему сильно охмелеть, но легкого расслабления он все же добился. На душе было пакостно. И не столько из-за того, что все люди в этом бункере через несколько часов умрут, сколько из-за того, что виноват в этом он.