– Если вы примиритесь с тем фактом, что я по крайней мере считаю себя вправе рассказать вам все это, возможно, вы простите меня за то, как именно я вам это расскажу. Видите ли, я все думал и думал и мысленно репетировал свои слова, представлял, как начну, а теперь они кажутся такими бессмысленными. Пожалуй, я постараюсь высказаться просто и кратко, несмотря на шок.

– Мне, конечно, придется оставить при себе свое мнение о том, вправе ли вы рассказывать мне это вообще.

– Конечно, вам придется. – Он глотнул виски и уставился на свою нетронутую еду.

– Дейрдре ждет ребенка. Этот ребенок, вне всяких сомнений, мой. По-видимому, она уже некоторое время знала об этом, но мне сообщила лишь вчера ночью. Я знаю, она хочет, чтобы я женился на ней, хоть она об этом и не говорила. А о ребенке не сказала сразу, как и о том, что хочет за меня замуж, потому что ей известно, что я не хочу жениться на ней.

Последовала краткая пауза: он прокашлялся и взглянул на нее. Она не смотрела на него, ее лицо оставалось безучастным. «Господи, выразиться хуже было попросту невозможно, – думал он. – Что она подумает теперь?» Он пробежался по всем возможным направлениям ее мысли в напрасной попытке уловить то, что выберет она. И ничего не нашел, ничего не почувствовал.

– Конечно, из этого положения есть пара выходов, – продолжал он, – но они не так просты, как могло показаться. Вероятно, мне они кажутся более сложными, чем вам.

Миссис Флеминг отпила воды.

– Послушайте, – снова заговорил он: ее молчание вгоняло его в такую умственную наготу, что, по его мнению, ей было неприлично оставаться наедине с ним. – Я пришел сюда не для того, чтобы оправдывать свое поведение или уклоняться от ответственности. Но мое признание не имеет смысла, если я не расскажу вам всей правды и вы не поверите мне.

– Но почему вы мне об этом говорите?

– Потому что честно не знаю, как быть, – ответил он. – Я должен что-то предпринять, и вы казались мне… то есть прошлым вечером показались… человеком, который поймет, как надо поступить. В любой критической ситуации. Прошлым вечером. Вы очень сильно презираете меня за это?

Она почувствовала в нем почти подсознательное стремление разрядить обстановку, на что в нынешних обстоятельствах он едва ли имел право, и сказала:

– Знаете, почему так легко принимать решения за других? Не просто в силу объективности. А потому, что, если я приму решение за вас, мне не придется выполнять его. И если я ошибусь в выборе решения, отвечать за это все равно будете вы.

– Да?

– Может, было бы лучше, если бы вы описали свое поведение и ответственность. У меня нет четкого представления о том, как вы относитесь к тому и к другому.

Он подумал, что это сарказм, и взглянул на нее, ожидая увидеть запятнанное им лицо, но нет, это был не сарказм, и к нему пришла новая мысль: она просто точна в своих словах, и дай мне бог быть честным и точным с ней. Вслух он сказал:

– В некотором смысле очевидным решением для меня было бы жениться на Дейрдре. Беда в том, что я не люблю ее, и со мной она будет совершенно несчастна. В настоящий момент я не хочу жениться ни на ком, и даже теперь я уже неверен Дейрдре. Но вряд ли будет нечестно сказать, что и она не любит меня. Мысленно она представляет меня ничуть не похожим на настоящего и часто страдает из-за того, что я не соответствую тому, что она хочет видеть во мне. При прочих равных условиях она в конце концов разочаровалась бы во мне и создала бы такой же образ другого мужчины. – Он помолчал, пытаясь в тишине оценить ее заинтересованность и неодобрение, но опять не смог. Он чувствовал только, что она вся внимание.

– Еще одним решением было бы для нее не иметь ребенка. К сожалению, прошлой ночью я начал с предположения, что она не захочет его, и конечно, предложил ей все устроить. Но обнаружил, что она полна решимости ребенка сохранить. Прежде чем я скажу нечто еще более возмутительное, хочу заверить вас, что хоть я и не люблю Дейрдре, она очень дорога мне; я считаю, что несу за нее ответственность и готов, если так будет лучше для нее, жениться на ней. И конечно, я готов также – да, я помню, что я это уже говорил, – заняться, то есть заботиться…

– В сущности, речь идет не о любви или деньгах, – спокойно произнесла миссис Флеминг.

Он резко оторвал взгляд от своего портсигара (есть он даже не пытался), и его довольно вялые трагические черты оживило недоумение. Что бы она ни предлагала – утешение, неприязнь, совет, помощь, – это понимание было недоступно его умственным способностям. Всю силу своей мысли, свой интеллект, упорство и интуицию Луи всегда вкладывал в собственную карьеру, ограничивая (что было легко) личные отношения в основном женщинами, в жизни которых господствовали эмоции и чувства. По сути дела, в свои двадцать семь он оказался на верном пути к успеху; в данном случае – как образец человека массового производства, «не оснащенный человеческим сердцем». Однако, попав в затруднительное положение, он искренне стремился руководствоваться принципами, которые не вполне понимал, но знал, что они не обязательно способствуют его успеху. Ему было всего двадцать семь лет.

О чем-то подобном подумала миссис Флеминг, пока варила кофе и пыталась понять Луи. Кофе вместо еды, которой, по-видимому, ни один из них не желал, она предложила для того, чтобы оба могли помолчать, пока она его варит.

Взятые по отдельности люди не представляли затруднения, если не полениться рассматривать их каждого отдельно. Что ее озадачивало, так это люди в связи один с другим. Что побудило ее дочь поставить себя в зависимость от этого молодого человека? Она пыталась найти ответ; но шуточки о деревенских девицах и скверные лимерики об абортмахерах… браки по расчету… предельно краткое блаженство невежества, обрывки разговоров, которые она вела поздно ночью с мужем, беспорядочно рассеивали мысли… ничто, казалось ей, не сравнится с бесполезностью опыта, когда он кажется неуместным… а ей требовалось сосредоточиться на единственной точке зрения – по примеру Пинеро или Элгара[4].

Она с любопытством спросила:

– Какие слова вы рассчитываете услышать от меня?

– Если бы я знал, я не ждал бы здесь, потому что происходящее не казалось бы таким немыслимо сложным. Я думал, что вы, вероятно, захотите подробнее расспросить меня. Может, просто пожелаете сказать, как скверно я повел себя по отношению к вашей дочери.

– Ваше предположение, что Дейрдре вас не любит, кажется мне довольно-таки несправедливым.

– Возможно, так и есть. Возможно, на самом деле она любит меня.

Его готовность согласиться с ней слегка пошатнула моральную почву под ногами миссис Флеминг. Нравственность, мелькнуло у нее, подобна песку. Она сказала:

– Мне кажется, есть обстоятельство, о котором вам следует знать. По-видимому, этот ребенок – результат случая.

Прежде чем ответить, он осторожно поставил кофейную чашку обратно на блюдечко, и за краткий миг, пока он ставил ее, у миссис Флеминг успело упасть сердце.

– Уверен, так и есть, – сказал он.

Впервые за все время он ей нравился.

– Пожалуй, мне будет лучше поговорить с Дейрдре.

– А-а.

Она так и не смогла определить, встревожился он или вздохнул с облегчением.

– Разумеется, она не знает о моей встрече с вами.

– Полагаю, она была бы решительно против, – сказала миссис Флеминг.

– Боюсь, да. Не могли бы вы выяснить, что случилось… Правда, я не знаю, рассказывает ли она вам… боюсь, что… – Его голос стал нерешительным и виноватым.

– Нет, она ничего мне не рассказывает, и выяснить, в чем дело, будет очень трудно. Я попробую, но, как вы понимаете, что-то предпринимать все равно придется. Не могу же я оставить все это без внимания только потому, что вы боитесь, как бы она не рассердилась на вас. Дейрдре всего девятнадцать.

– Я только хотел сказать, что, если мне предстоит жениться на ней, было бы лучше не начинать с обиды, нанесенной ее чувствам…