***

– У меня плохие новости, кровопускание не дает уже никаких результатов, боюсь, ей осталось недолго… – сказал врач, снимая жуткую чумную маску с лица.

– А как же ребенок? Неужели и его не спасти? – с ужасом в голосе спросил я.

– Единственное, что спасет плод, это кесарево сечение. Но она умрет от боли прежде, чем увидит его, других возможностей, увы, нет… – выдавил врач и спешно удалился из чумной квартиры.

Я заглянул в приоткрытую дверь.

«Лили, моя милая Лили, как же так, почему ничем нельзя помочь тебе и как-то облегчить твои страдания! Боже, дай мне сил пережить это…», – молился я про себя, в то время как по щеке текла обреченная слеза.

– Джон… это ты? – прошептала Лили еле слышно.

– Да, родная, – утерев слезы, сказал я уверенным голосом, будто все хорошо.

Зайдя в серую комнату, сложно было не почувствовать, как дико пахло гнилью вперемешку с кровью. Рвотный рефлекс подступал, но я старался не терять самообладания и пытался принюхаться.

Моя любимая Лили лежит на залитой кровью кровати, в окровавленной одежде от жуткого кашля, который распирает ее легкие. Смотря на родное лицо, понимаю, что от прежней красоты не осталось и следа: вместо ясных ярко-синих глаз – блекло-серые. Полумутные зрачки даже не понимают куда смотреть, они мечутся по сторонам, предсказывая помутнение рассудка моей любимой.

Лили застонала от боли и снова раздалась жутким кашлем, отхаркивая при этом сгустки темной крови.

– Милая… – смотря на нее, на глазах наворачивались слезы. Так страшно видеть мучения любимых…

Я вытер слезы и продолжил рассматривать ее. Как бы то ни было, хотелось запомнить все до мельчайших деталей.

Если подойти ближе, можно увидеть, как ее белесая, невероятно нежная кожа стала серой с черными пятнами, а на ее тонких ручках, шее, везде, где только можно, нарывали огромные зловонные бубоны. Они выглядели, как опухоли, из которых сочился гной с кровью. А ее живот… он такой огромный. Ей вот-вот рожать, ребенок чувствует, что мать болеет, и мечется внутри. В перерывах между тяжелым дыханием Лили, я вижу, как живот ходит ходуном. Не могу смотреть, как два самых дорогих мне человека мучаются в метре от меня. Однако в моих силах только взять за руку жену и сказать ей прощальные слова.

Только спустя минуту Лили поняла, что в комнате кроме нее кто-то есть. Зрачки перестали так быстро метаться и старались сфокусироваться на мне. Она снова закашлялась, брызги крови разлетелись в воздухе и оставили ещё больше следов на ее одежде.

– Джон… ты должен пообещать, что… с нашим малышом все будет хорошо…

Я встал на колени перед ней, нежно обхватив ее руку.

– Лили, милая, не могу представить ни одного вздоха без тебя, но если не спасу и малыша, то и мне не жить на этом свете! Как только он сделает последний вздох, я тут же окажусь в аду, клянусь тебе! – произнося эти слова, моя рука сильнее прижималась к ее руке.

– Джон, это лишнее… не дай Бог ты заразишься… уходи отсюда и жди врача в соседней комнате, молю тебя… – прошептала Лили сквозь слезы, одергивая свою руку из последних сил.

Я не стал утомлять ее, ведь каждое слово приносило ей адскую боль. Не могу быть участником страданий своей любимой, поэтому покорно встаю с колен и выхожу прочь, закрыв плотно дверь.

В правом углу соседней комнаты стояли иконы, недолго думая, встав на колени, я начал молиться так искренне, будто надеялся на то, что Бог будет милостив и чудесным образом прямо сейчас исцелит ее.

– Боже, дай сил мне пережить эту ночь, помоги Лили спокойно уйти из жизни, помоги нашему малышу появиться на свет…

***

В дверь постучали. Я не сразу смог встать, потому что молился на протяжении нескольких часов. Каждая жилка в моих ногах застыла, поэтому пришлось ждать, когда подвижность вернется в мои конечности.

Когда я открыл дверь, то увидел перед собой женщину. Она явно жила в соседней деревне, так как ее одежда была похожа на грязные лохмотья, а в нашем поселке таких нет. От нее пахло потом и коровами, я ощутил это очень четко, потому что хотел глотнуть свежего воздуха с улицы, после того, как побывал в комнате Лили. Это, вероятно, была повитуха, лицо которой было спрятано под жуткой маской. Точно такой же, как у врача, стоящего позади нее.

– Где беременная? – зайдя в квартиру, с порога спросила повитуха.

– Здравствуйте, уважаемая, – обратился я к ней.

– А где обещанная городская повитуха? Я заплатил тебе кучу денег! – обратился я к врачу.

– Услышав, в каком состоянии Ваша супруга, ни один врач из города не согласился даже зайти на эту улицу, уже не говоря о квартире, – оправдался врач, увидев мое недовольное лицо.

– А как же вы, уважаемая? Неужели не боитесь? – обратился я к женщине.

– Дорогой мой, прожив столько лет на этом свете, мне не страшно, даже если сам черт придет, чтобы за ручку отвести в преисподнюю! Радуйся, что я здесь! Более ста родов было принято мною за эти годы, и все рожденные дети сейчас живут и радуются, плодя уже свое потомство! – расправив плечи, сказала повитуха.

Мне нечего было возразить. Я молча указал им на комнату, в которой они могут переодеться и приготовить все для предстоящей операции.

Увидев, как врач распаковывает чемодан, мне показалось, будто сердце вот-вот разорвется в груди. Сделав глубокий вдох, мне нужно было попробовать расслабиться, чтобы боль утихла.

– Можно с ней попрощаться? – спросил я повитуху.

– Только пока мы готовим все к родам. И! – она схватила меня за плечо. – Я прошу Вас, не подходите близко, иначе мы зря спасаем этого несчастного малыша.

– Услышал Вас. Спасибо. – раздраженно отрезал я.

Снова эта мрачная комната, снова этот жуткий запах. Прислушиваюсь… Лили дышит еще реже, мне стало так жутко, что мурашки целым стадом проскакали по спине. Я подошел к кровати, снова заботливо взял ее руку, вложив в этот жест всю свою любовь и боль, чтобы она почувствовала мое присутствие.

– Милая, скоро все начнется… хочу быть рядом, но меня вот-вот выгонят… Боже, как хочется вернуть все обратно и никогда в жизни не ехать в этот гнилой Аугсбург! Прости меня, родная, если сможешь, до конца дней это будет моя вина! – захлебываясь слезами, лепетал я.

Собрав все свои силы, Лили сказала свою прощальную речь, периодически прерываясь на раздирающий кашель:

– Джон, дорогой… я тебя не виню. Все годы, проведенные рядом с тобой, были самыми лучшими в моей жизни… скоро родится наша милая дочь… похожая на меня… ты не останешься одинок…

Неожиданно, скрипя, громко открывается дверь, и первой в комнату входит повитуха, жестом показывая, что мне пора. Я, не сказав ни слова, встал и вышел из комнаты. Буквально минута тишины и началось что-то жуткое…

Лили, выбившаяся из сил, кашляющая кровью, говорящая шепотом, кричала так, будто из нее вынимают душу. Такие крики можно услышать, разве что в аду, когда людей варят заживо в кипящей воде. Я не мог это слушать и, закрыв уши ладонями, сам начал громко выть, а потом и вовсе забился в угол и скулил, как побитая собака.

– Боже! Избавь нас от мучений… дай отпущение грехов наших… благослови на счастливую жизнь моего ребенка… дай сил пережить смерть любимой… – молился я, прерываясь на глубокие вдохи, которые перебивали приступы истерики.

Этот истошный крик был последним в ее жизни… Лили замолчала навсегда… несколько секунд в доме стояла звенящая тишина, мне кажется, весь мир замолчал вместе с любимой. Наконец, послышалась суета в комнате. Я пытался встать, но тело обмякло, будто тряпка в тазу с водой. Кажется, мой организм не помнил, как нужно дышать. Как только пришло осознание, я зарыдал, завыл, как белуга…

Внезапно мир вокруг будто остановился, а мое сердце разорвалось на миллион маленьких осколков и прокололо каждую клеточку внутри. Я осознал, что больше никогда не прикоснусь к ней, больше не почувствую запах ее длинных густых волос цвета пшеницы, больше не скажу, глядя в ее большие горящие глаза, как сильно люблю ее. Никогда. Больше никогда…