Без пяти восемь в дверь купе – хотя оно больше напоминало Тиму маленький и очень удобный дом – постучали.

– Ах, ты ещё не готов! – До в притворном ужасе всплеснула руками. – Бегом надевай вот это!

Она вынула из шкафа плечики, на которых висел синий костюм с золотыми пуговицами.

– Это?!

– Это, это. И побыстрее. Неудобно заставлять людей ждать.

Тим хотел было спросить, о ком говорит До, но она так властно указала на ширму, за которой можно было переодеться, что Тим решил подождать.

– Да, а как ты узнала моё имя? Я только сейчас понял, что ещё там, в кабине, ты уже сказала – «Тим»…

– А оно у тебя на лбу написано.

– Нет, серьезно?

– А я серьёзно. Я умею видеть то, что другие не умеют. И вообще – завтра узнаешь!

– А что будет завтра? – Тим вышел из-за ширмы, застёгивая пуговицы на рукавах рубашки.

До мечтательно раскинула руки и сделала несколько танцевальных па:

– Город, большой город… И мы будем чувствовать, как он живёт.

Если первый вагон, который До назвала гостиной, поразил Тима, то второй – ошеломил. Его так же опоясывала антресоль с книгами и фарфоровыми фигурками, но вместо деревянных лестниц и столбов были мраморные, инкрустированные мириадами сверкающих камней – они изображали жуков, бабочек, рыб и каких-то странных улиток. Тим осторожно прикоснулся к одному из жуков с тёмно-красными надкрыльями:

– Это что – рубин?

– Турмалин.

И До потащила его дальше – к столу, стоявшему прямо в центре зала. Стол этот несколько выбивался из общего стиля: он был из того же мрамора, что и безупречные лестницы и колонны, но в нескольких местах края были отколоты, словно по ним били огромной киркой, а возле угла даже виднелась конусообразная дырка. Скатерть словно нарочно была положена наискосок, чтобы не скрывать повреждённые углы.

– Что это? – Тим запустил палец в коническое отверстие.

– Это – Объеденный Стол.

Тим повернулся к нише, откуда звучал незнакомый голос. Там, улыбаясь, стоял худощавый человек в коричневом костюме-тройке и узких очках с золотой оправой. Тим против воли усмехнулся. Незнакомец удивлённо осмотрел себя и поинтересовался:

– Что-то не так? Чем вызван ваш смех, молодой человек?

– Извините, мне показалось, что вы сказали не «обеденный», а «объеденный»!

– Ах, это! Да, я так и сказал. Вот же… – человек указал на сколы, обезображивающие прекрасный мрамор. – Именно тут вот дракон и грыз наш стол.

– Дракон?!

До многозначительно кашлянула:

– Давай я сначала вас познакомлю, а уж потом разговаривайте про всякие столы! Тим, это Книжник, – До церемонно кивнула человеку в очках. – А это Тим.

– Приятно, очень приятно, – Книжник с улыбкой смотрел на Тима. – Ладно, о драконах и прочих чудесах мы ещё наговоримся. Пора к столу – да, До?

– Но где же Садовница?

Книжник недоумённо поднял плечи и посмотрел на большие напольные часы, которые показывали уже четверть девятого.

– Да, что-то мы сегодня нарушаем все правила…

Пока ждали незнакомую Тиму даму, он опять начал рассматривать фигурки на полках. Одна группа изображала мастерскую художника и была сделана столь тонко, что даже маленькие тюбики с краской, лежащие на мольберте, казалось, были настоящими. Сам художник застыл с поднятой кистью, собираясь запечатлеть портрет девушки в простом, но изящном платье. Она задумчиво смотрела куда-то вдаль, но румянец на щеках выдавал её волнение – Тим чувствовал, что на самом деле она думает только о художнике.

– Мне они тоже очень нравятся, – До собиралась сказать что-то ещё, но тут в дальнем конце вагона хлопнула дверь, и До потащила Тима знакомиться с Садовницей.

Вошедшая, дама с очень бледной кожей и тонким носом, пришла с огромным ежом – он был со средних размеров собаку, Тим таких никогда не видел. А ещё у Садовницы была небольшая корзинка, где лежали крупные красные ягоды.

– Прошу прощения, но я должна была приготовить подарок для нашего нового друга, – Садовница улыбнулась и поправила упавшую на лицо вьющуюся чёрную прядь. – Ты ведь любишь клубнику, Тим?

Тим растерялся: он никогда не ел клубнику, поэтому даже не представлял, любит он её или нет. Но из вежливости сказал, что да.

– Ну вот и замечательно! Возьмёшь эту корзинку, когда пойдёшь к себе.

Тим совершенно не помнил, что они ели в тот вечер. Какие-то блюда, неимоверно вкусные, сменяли друг друга, но Тиму было не до них – он никак не мог наговориться и забрасывал всех вопросами, и голова кружилась от одной мысли, что он общается на равных со взрослыми людьми, причем с такими!

– А растут они очень просто: у моего вагона стены и потолок, если смотреть изнутри, стеклянные, вот солнце и проникает во все нужные уголки, – рассказывала Садовница, отвечая на очередной вопрос Тима и поглаживая ежа, усевшегося к ней на колени. – Это как теплица, только на колёсах.

– А почему «если смотреть изнутри»?

– Ты чертовски внимателен! – хохотнул Книжник. – И любопытен, мне это очень, очень нравится. Дело в том, что… наш поезд совсем не такой, если смотреть на него снаружи. Снаружи у него всего пять вагонов. Ну и паровоз, паровоз, конечно.

– А изнутри?

– Изнутри их гораздо, гораздо больше. Где бы мы иначе всё это хранили? – Книжник широким жестом обвёл зал. И скажу тебе по секрету, что скоро вагонов прибавится.

Поскольку сказано это было по секрету, все тут же поднесли пальцы к губам.

Сев в своём купе за письменный стол, Тим осторожно взял из корзинки первую ягоду. Точно такая была нарисована на жестяной банке, которую отец привёз как-то из города – мама хранила в ней соль. В их краю никто не выращивал такие ягоды. Тим вздохнул: честно говоря, в их краю было мало что интересного – ну или он никогда не замечал ничего такого… За окном вагона давно было темно, и Тим смотрел не на поля, а на отражение в стекле, отправляя в рот одну ягоду за другой. А потом уснул – мгновенно, словно в голове повернули выключатель. И уже не чувствовал, как бесшумно вошедшая До легко взяла его на руки, перенесла на кровать и укрыла невесомым, но тёплым и нечеловечески уютным одеялом.

Коридорчик, куда выходило купе Тима, заканчивался дверью с разноцветными витражами. Две створки легко отъехали в стороны, и Тим оказался на верхнем ярусе вагона-гостиной. Утреннее солнце было ещё совсем низко над горизонтом, и ярко-жёлтые лучи почти не проникали в вагон – только возле окна, где вчера До готовила чай, сверкали чашки и стаканы.

Тим спустился вниз и нашёл на журнальном столике стопку тонких книг. Пролистав верхнюю, он с удивлением увидел иллюстрацию, на которой девочка в белом переднике разговаривала с гусеницей. Тим хмыкнул: с лошадьми или собаками ему разговаривать приходилось, а вот с гусеницей… Интересно, о чём могла быть такая беседа? Усевшись в кресло, Тим начал читать с первой попавшейся строки, но потом пришлось вернуться на страницу раньше, а затем и вовсе к началу. Солнце тем временем поднялось выше, вместо ровной степи за окнами появились высокие холмы, поросшие хвойным лесом, и несколько минут Тим смотрел на незнакомый пейзаж. Поезд ровно и мягко скользил мимо рощ и зелёных склонов, большие часы отмечали звоном каждые четверть часа, а Тим то и дело переворачивал страницы или внимательно рассматривал новую картинку.

В девять в зал впорхнула До.

– Привет! Выспался?

– Конечно! Я всегда встаю в шесть, а сейчас уже вон сколько…

– А что же чаю себе не налил?

Тим удивлённо пожал плечами:

– А разве можно?

До только махнула рукой и сама зазвенела чашками. Тим пересел к ней поближе и, заложив книгу пальцем, смотрел, как До заваривает чай.

– До… я буду всякие вопросы задавать… ладно?

До кивнула:

– Ну и какой первый?