– Хороша граппа! – воскликнул он, оценивая напиток. – А уж маринованных маслин, да такой величины, не едал, наверное, с детства. Удружили, князь….

Они прошли в комнаты, где за толстыми каменными стенами их не доставало знойное итальянское солнце. Лёгкие ткани портьер, нежно развиваясь, намекали лишь на лёгкий ветерок, порхающий из одной залы в другую.

– Рад личному знакомству, любезный Николай Фёдорович, – продолжил разговор Писани. – Премного наслышан о ваших доблестях и радушии в Санкт-Петербурге, и от Его Превосходительства, светлой памяти, фельдмаршала Кутузова.

– Мой дорогой тесть изрядно преувеличивал мои скромные заслуги, хотя, надо признать, он был очень заботлив по отношению к дочерям и внукам. Получив от Вас недавнее письмо, мы ждали Вашего приезда с нетерпением.

– Да-да, четыре года назад, перед своим уходом в лучший из миров, он просил передать своим далёким «флорентийцам» некоторые подарки, – с полупоклоном улыбнулся гость. – Простите, что добирался до вас столь долго, Государственные дела, сами понимаете…. Если Вас не затруднит, прикажите принести из фаэтона мой саквояж….

Необходимые распоряжения были тут же даны, а мужчины сели за длинный стол в большой комнате, украшенной лепниной, античными статуями и большими вазами, старинными картинами и трофейным оружием на стенах.

– Пока готовится праздничный ужин по случаю прибытия долгожданного тезоимённого гостя, позвольте предложить вам небольшой аперитив, mon ami, Николай Антонович, – широким жестом провёл над столом Николай Хитрово. – Устрицы под белое сухое вино мигом снимут Вашу дорожную усталость.

– Вы необычайно любезны и предупредительны, милейший Николай Фёдорович, – Николай Антонович взял наполненный лакеем фужер, в котором, казалось, купались все солнечные лучи Италии.

Они оба с видимым удовольствием закусили. Прохладное вину и влажные устрицы, действительно, утолили накопившийся дневной жар, словно, растворили солнечную пыль, пропитавшую всё существо путника. Пикантный рыбный соус «гарум», в который окунали вальяжных устриц, навевал видения морских глубин и древних застолий. Приятная нега завершения дороги окутала Николо Писани. Он как бы почувствовал себя дома.

– Знаете ли Вы, мой любезный гость, что мы находимся на вилле, где жил сам Наполеон Бонапарт, будучи французским консулом? – гордо задрав подбородок, заявил Хитрово. – Именно здесь он начал писать свои заметки по преобразованию государства и армии. Так что, в некоторой степени воздух здесь пронизан наполеоновским духом.

– Не сочтите за нахальство, князь, но, наверное, очень не дёшево обходится постой в столь великолепных апартаментах? – осведомился гость.

– Ах, что об этом говорить?! – воскликнул в ответ его собеседник. – Жалование пока есть, что-то поступает из российских имений, где-то приходится и перехватить деньжат на стоящую вещь….

Он вскочил со стула, подбежал к стене.

– Вот, этот мушкет 15 века, признаюсь, пробил брешь в моём бюджете, – показал он на висящее на стене старинное ружьё. – Говорят, этот мушкет принадлежал самому великому испанскому завоевателю Эрнану Кортесу. Именно с этим оружием в руках он покорил цивилизацию ацтеков.

– Зато нам привёз ваниль и шоколад! – вмешался откуда-то высокий женский голос.

– О, дорогая! – прервал свой монолог Николай Фёдорович. – Девочки, юноша, прошу вас!

Гость из Санкт-Петербурга обернулся и… обомлел, едва не ослепнув от сияния белоснежных обнажённых плеч трёх прелестниц. Невысокая темноволосая женщина и две девушки несколько выше неё в воздушных платьях с глубокими декольте проследовали к Хитрово, встали рядом. Следом подошёл юноша, кудрявый, с красивым лицом – уменьшенная копия самого хозяина дома.

– Милейший Николай Антонович, разрешите представить Вам моё семейство, – радушно предложил тот. – Супруга моя – княгиня Елизавета Михайловна Хитрово, как Вы знаете, в девичестве – Голенищева-Кутузова; дочки её от первого брака: Катенька и Дашенька, графини Тизенгаузен, которых я люблю, как родных, их папа (он сделал по-французски ударение на последнем слоге) – герой Аустерлица, пал в сражении как герой. А это – наш сынок – Мишенька, по семейному решению унаследовавший имя и титул деда графа Голенищева-Кутузова.

И тут же продолжил:

– Разрешите, в свою очередь, представить вам нашего прекраснейшего гостя, посланца нашей любезной сердцу России – графа Николая Антоновича Писани, уроженца здешних мест и драгомана при фельдмаршале Кутузове.

Дамы присели в глубоком книксене, юноша коротко кивнул и прищёлкнул каблуками.

– Ну, теперь, когда все в сборе, можно и наши хлеб-соль отведать! – воскликнул Николай Фёдорович, делая широкий указующий, приглашающий жест. И, повернувшись в сторону внутренних комнат, скомандовал: «Подавайте!».

– А, чем же это вы тут лакомились без нас? – шутливо спросила графиня Елизавета Михайловна.

– Вот, душа моя, всего-то белое вино с устрицами, – улыбнулся её супруг.

– Забавно, – засмеялась она, – вот только что прочла, что знаменитый ловелас Джакомо Казанова каждое утро съедал по 50 устриц для поддержания своей мужской силы.

– Я думаю, это враки! – парировал супруг. – От такого количества, пардон, не до дамских будуаров будет. Впрочем, рассказывают, что к рецепту Казановы прибегал и любвеобильный Наполеон. Ему доставляли устриц аж с берегов Японии.

– Высокочтимые мужи, я, кажется, прервала ваш разговор о пиратах…? – отозвалась она, меняя «щекотливую» тему.

– Да, Ваш милый супруг увлечённо рассказывал мне об вот этом мушкете, который, возможно, принадлежал конквистадору Кортесу, – кивнул граф Писани.

– Ах, эти несносные торговцы древностями! – воскликнула, смеясь, княгиня Хитрово. – Вечно они играют на увлечении моего мужа, выдумывая разные разности. Скажу вам по секрету (она чуть понизила голос): это уже второй мушкет Кортеса в нашем доме. Первый висит теперь в соседней комнате.

– Дорогая, ты меня конфузишь перед гостем, – развёл руками супруг.

– Прекрасная Елизавета Михайловна, я поддержу вашего мужа, ведь вероятность того, что один из мушкетов принадлежал означенному лицу, теперь в два раза выше. Тем более, что Кортес, по свидетельству современников, имел именно два мушкета. Пока он палил из одного, второй ему заряжал специальный слуга.

– Вот, видишь, дорогая, наш всесторонне образованный гость видит всё не в таком грустном свете, как ты! – И, почти без паузы: – Впрочем, стол уже накрыт, прошу вас, милые дамы и господа!

Антон Писани оказался высоким мужчиной 36 лет, с сильными руками. Жгучий брюнет, ярко-чёрные усы на гладко выбритом лице.

Он спокойно дал снять с себя отпечатки пальцев и пояснил:

– В момент выстрела я находился на кухне, вместе со всеми, готовил заказ для посетителей, меня все видели, все могут подтвердить, что я не отлучался.

Ещё заявил, что мушкет видит впервые.

Его неприятно поразило известие о том, что убитый носит ту же фамилию, что и он. Но объяснил это простым совпадением:

– Я, конечно, этого посетителя не видел, мы не выходим в зал, но родственников по имени Альбано Писани у меня нет. Во всяком случае, я о таком ничего не слышал. Фамилия Писано, Писани распространены в Италии и даже в Испании потому, что её носят все выходцы из города Писа, таково истинное название города, где «падающая» башня. Кстати, в России, Болгарии, других славянских странах распространена фамилия Писанов. А в Польше есть и река Писа, это древнее слово, из каменного века идёт. Так что, подобных однофамильцев довольно много в разных концах света. Наш дворянский род русских Писани пошёл от нашего предка Николая Антоновича Писани, поступившего на русскую службу в 18 веке, он работал даже драгоманом, вроде переводчика, с генерал-фельдмаршалом Кутузовым. Другой ветви нашей фамилии в России я не знаю.

– Нет-нет, он именно из Италии. Из Венеции, возможно.