– Жаль, Лиам? Ну и странный же ты, честное слово, если в твоем положении еще можешь испытывать жалость, и к кому – ко мне! Мой личный маленький чудак, ты не устаешь меня удивлять!

«Слава богу, – подумал Сильвенио, – он так ничего и не понял. А может, и плохо, что не понял, – возможно, если бы до него дошли хоть какие-то из его слов, он бы наконец по-настоящему задумался…»

«Здравствуй, братец».

Аргза опешил. В этот раз он проснулся не один: Конрад все еще был в его сознании.

«Убирайся из моего тела».

«Это тело такое же твое, как и мое, братец. Мы еще посмотрим, кто имеет на него больше прав. А пока – хватит нам уже ссориться. Я разбудил тебя, чтобы показать, как надо правильно воспитывать слуг, а то они у тебя совсем распустились».

Аргза похолодел и внутренне напрягся.

«Что ты опять сделал с моим Лиамом?»

«Увидишь. Уверен, тебе понравится мой подарок».

Конрад беззвучно засмеялся. Аргза еще подумал, помнится, что переругиваться с собственноручно убитым братом у себя в голове – самый дичайший и очевидный признак безумия. М-да… выходит, Лиам был прав относительно его психического здоровья? Он попытался перехватить управление телом – ничего не вышло, Конрад всегда был сильнее. Он присутствовал в собственном сознании исключительно в качестве гостя, как бы это его ни выбешивало. Стоило признать: существовали все же некоторые вещи, перед которыми был бессилен даже могучий Паук.

Конрад пришел в спальню, и – Аргза оцепенел еще больше: Сильвенио уже был там, он сидел на кровати, абсолютно обнаженный и стыдливо прикрывающийся тонким покрывалом.

– М-м, ты уже тут, мой мальчик?

То, как прозвучало это «мой», Аргзе не понравилось. Очень.

– Как вы и приказывали…

– Отлично. Сегодня у нас с тобой контрольный урок, ты ведь помнишь? Ты должен делать все без моих подсказок.

– Да… я помню… мне начинать?

– Разумеется.

«Что еще за уроки такие, эй?!»

«Имей терпение, дорогой брат. Я же сказал – тебе понравится мой подарок».

Конрад прислонился спиной к дверному косяку, прикрыв за собой дверь, а Сильвенио неуверенно отбросил покрывало, бессмысленно глядя куда-то в пространство. Аргза думал, что тот сейчас просто уляжется и будет ждать, как всегда. Но – нет, на этот раз тот проявил неожиданную инициативу: вдруг выпрямился, сидя на коленях, и начал медленно водить руками по своему телу, запрокинув голову и демонстрируя окованное ошейником горло. Аргза следил за этими руками, как завороженный: за узкими ладонями, мягко оглаживающими все изгибы, за неправдоподобно хрупкими запястьями, за длинными талантливыми пальцами, пробегающими по выступающим ребрам и несильно щиплющими бледно-розовые соски, за острыми подвижными локтями, обострившимися еще больше из-за недавнего голодного режима. Аргза и раньше подозревал, что у него какая-то нездоровая фиксация на его руках, теперь же был уверен в этом совершенно точно – он просто не мог перестать на них смотреть. Тем более когда эти самые руки так откровенно ласкали остальное тело, выгнутое вдобавок в столь соблазнительной позе. Лиам мерно раскачивался, как бело-синяя тонкая змейка, то ли гипнотизируя, то ли впадая в транс сам. Конрад медленно, неторопливо подошел к нему, внезапно вцепился в волосы, заставляя замереть на месте, и Лиам все той же змейкой скользнул к нему, призывно прошелся ладошками по брюкам. Аргза почувствовал, как у него встал – от одного лишь нетипичного поведения, делавшего Сильвенио похожим на профессиональную шлюху. Каждый жест, каждое его движение были очень точно спланированными, вызубренными наизусть, рассчитанными. Даже свои длинные синие ресницы он опускал теперь как-то совсем как шлюха. Такими же заученными движениями тот самостоятельно расстегнул брюки Аргзы – Конрада – и, спустив их, совершенно крышесносно припал губами к внутренней стороне бедра.

«Впечатляет, правда? О, я знаю, что впечатляет, – признай, только я мог сотворить такой шедевр из того занудного бревна, которое у тебя было».

Эти слова Аргзу мгновенно отрезвили. Он абсолютно не хотел знать, какими методами Конрад добился такого результата. То есть выглядело это все, конечно, и впрямь потрясающе, но…

Пустые, как у машины, ничего не выражающие голубые глаза, ставшие из пронзительно-лазурных почти бесцветными, не давали Аргзе насладиться зрелищем.

Безусловно, Лиам, соблазнительно облизывающий губы – себе и ему, Лиам, сам подающийся бедрами навстречу, когда он опрокинул его на кровать и приступил от прелюдии к делу, Лиам, стонущий какие-то пошлости томным от хорошо разыгрываемой страсти голосом, – такой Лиам был просто мечтой. Но это был не его Лиам, это был какой-то неживой робот, занявший его место. Конрад, конечно же, не обращал внимания на эти стеклянные глаза, ему требовалось только услужливое, умеющее правильно себя подать тело. А Аргзе – Аргзе нужен был отклик. Зачем – он не знал и сам, и знать, честно говоря, не хотел, но он вдруг очень ясно понял: ему хотелось бы, чтобы Лиам делал все это по доброй воле, сам. Или добровольно, или лучше никак, потому что так было… неправильно. Аргзе нужен был только его Лиам, настоящий – извечно смущающийся, робкий, вовремя и невовремя вставляющий какие-то заумные комментарии, застенчивый, прямо как девчонка, путающийся в собственных желаниях и эмоциях, парадоксально гордый – хотя со стороны это не так заметно – и непременно серьезный, даже в постели. Потому что именно эти качества в основном определяли выбор Аргзы все последние годы в вопросе «кого привести в спальню».

Конрад исчез из его сознания, как всегда, резко и без предупреждения. Когда Аргза понял, что снова может контролировать свое тело, он уже лежал на обессиленном Лиаме, основательно придавливая его своим весом, и восстанавливал дыхание.

– Вы… наблюдали за этим, сир? – спросил тот хрипло, тоже явно ощутив его присутствие.

– Не поверишь, но у меня не было выбора. Да, наблюдал.

Сильвенио осторожно выбрался из-под него, и Аргза увидел, что спина у него вся исцарапана, а плечи – снова искусаны. Хорошо хоть, на этот раз обошлось без лесок и когтей.

– И как? Вам понравилось… представление?

Аргза внимательно посмотрел на него – тон Лиама еще никогда не был так близок к истерическому. Но глаза его были по-прежнему пусты и бесцветны.

– Честно говоря, не очень. Ты здорово переигрывал.

– Прошу прощения, милорд, я постараюсь лучше в следующий раз. Могу я уйти сейчас к себе?

Аргза удивился и хотел было поинтересоваться, зачем ему идти к себе, если можно переночевать и тут, но вовремя сообразил кое-что и только кивнул, разрешая. В конце концов, Лиам не заслужил сейчас еще одного унижения – а его было не избежать, если бы Аргза приказал ему остаться, потому что глаза у него были очень подозрительно сухие, а лицо – подозрительно спокойным. Аргза знал, что последует за этим спокойствием.

Он немного полежал еще с четверть часа после того, как Лиам, одевшись, ушел. А потом встал, натянул штаны и отправился в дальний коридор, ведущий к комнате первого помощника.

Ожидаемые им всхлипывающие звуки он услышал еще на подходе к двери. Звуки были отчаянные, протяжные, и Аргза без труда представил себе Сильвенио, сжавшегося на полу возле своей кровати в комок и закрывающего себе рот руками, чтобы не разбудить своими рыданиями уставших за день рабочих. Сильвенио думал, что никто не знает об этой его привычке выплакиваться после чего-нибудь особенно ужасного у себя в комнате, и даже Джерри с тех пор, как Лиам принял к сведению тот совет Хенны, никогда не видел ни единой слезинки друга. Но Аргза знал, Аргза слышал, как тот плачет, – в основном благодаря пресловутому мысленному каналу, натянутому между ними: бессвязные отголоски его рыданий эхом отдавались у пирата в сознании. До сих пор он успешно делал вид, что ничего не замечает, справедливо полагая, что Сильвенио, верный своему убеждению не плакать при чужих, совершенно не обрадуется, если узнает о его осведомленности.