– Отдыхайте, господин Аргза Грэн. – Улыбка Унтеру-Лив Мантэ стала на мгновение по-доброму лукавой, демонстрируя, что телепатия полезна не только для перевода.
И прежде чем он успел разозлиться и спросить, что еще, кроме имени, она теперь о нем знает, она невесомо коснулась его век кончиками пальцев, шепнула какое-то слово, и – он уснул.
Проснулся он снова только тогда, когда все раны и ушибы его, судя по ощущениям, надежно зажили. Комнату, в которой его поселили на время, заливал мягкий солнечный свет, льющийся из непомерно огромных треугольных окон, и в его обволакивающих лучах все предметы выглядели еще более уютно. Из соседней комнаты слышались чьи-то тихие разговоры. Аргза встал с кровати и, направившись к двери, задержался возле зеркала – а то мало ли что тут с ним могли сделать, пока он пребывал в отключке. Впрочем, вроде бы никаких экспериментов на нем эти любители знаний не ставили (значит, одна сказка про них точно не подтвердилась). По крайней мере, внешне в нем ничего вроде бы не изменилось: все та же смуглая кожа, длинные и густые черные волосы, рассыпавшиеся по могучим плечам, все те же стальные мышцы и рост под три метра – хорошо хоть, дом был довольно просторный и о потолок ему стукаться затылком не приходилось. Уши не изменили форму, конечностей по-прежнему сохранилось строго необходимое количество, чешуи не появилось – и на том спасибо. Разве что вместо привычной шубы из перьев ему выдали тонкую белую пижаму, на удивление подходящую по размеру, – должно быть, подогнали магией. Пижама была удобная и мягкая, и это почему-то лучше всего убедило Аргзу в мирных намерениях приютивших его людей: кто же станет давать такую хорошую одежду тому, кого собираются убивать или держать в плену?
Хмыкнув своим мыслям, он толкнул дверь, за которой обнаружилась просторная гостиная с круглыми окнами и пушистыми коврами, больше похожими на расстеленные на полу облака. В гостиной, сидя на одном из них, расположились трое – уже знакомая ему женщина, широко улыбающийся ей мужчина с озорными кудрями цвета весенней травы, на вид такой же молодой и такой же изящный, и маленький мальчик, которого Аргза заметил не сразу. Мальчик тихо играл в углу комнаты, строя большой сияющий замок из гибких светящихся трубочек, заменяющих, видимо, обычные кубики.
– Добрый день, – поприветствовала его Унтеру-Лив. – Я вижу, вы вполне восстановились. Тем не менее, прошу вас, оставайтесь в нашем доме столько, сколько пожелаете. Ваш корабль еще не готов, но наши лучшие механики уже взялись за дело. Все члены команды выжили благодаря усилиям здешних медиков: обошлось без жертв, однако приступить к работе они еще не могут. Позвольте, я представлю вам мою семью: это, – она кивнула на тут же отвесившего приветливый поклон мужчину, – мой муж, Эневиан Гантэ Сиру. И, – она указала на мальчика в углу, – наш сын, Сильвенио Антэ Лиам. Их имена означают «Поющий весенний лес» и «Серебряный осенний дождь», если вам интересно. Желаете пообедать с нами? Как раз подходит время трапезы.
Она вовсе не тараторила, – напротив, голос ее лился гладко и плавно, неизменно завораживая, а информацию она выдавала ровно в порядке по убывающей для него значимости. У Аргзы сводило скулы от такой доброжелательности – он как-то больше привык к несколько другому отношению, и теперь такое безупречное по всем канонам поведение казалось ему неестественным.
И только мальчик, посмотрев на него, не улыбнулся. Аргза поглядел на него с любопытством: было в этом ребенке что-то такое, что цепляло взгляд. Мальчик был больше похож на мать, чем на отца: от нее ему достались такие же синие пушистые и непослушные волосы и общие черты лица, а от него – пронзительно-голубые глаза и тонкие губы. Мальчишка смотрел на него оценивающе, без злобы, но и без этой жизнерадостной приветливости, с которой смотрели его родители: сразу было видно, что такие серьезные дети не улыбаются просто так каким-то незнакомцам.
– Здравствуй, – сказал мальчик таким же серьезным тоном и вдруг поведал: – Я только что закончил модель королевского замка с планеты Рьюга. Хочешь посмотреть?
Видимо, это было самое щедрое проявление гостеприимства для него, но Аргзе это понравилось гораздо больше радушия его родителей. Он подошел и с интересом оглядел замок из трубочек. На Рьюге он бывал, но до замка так и не добрался. Однако почему-то сразу понял, что перед ним абсолютно точная миниатюрная копия оригинала: уж больно много было мелких деталей. Как будто замок из сияющих трубочек строил не ребенок, а профессиональный архитектор.
– Неплохо, – оценил Аргза и попытался потрепать мальчишку по похожим на синий пух волосам, но тот сердито сдвинул бровки и уклонился от его ладони.
– Сильвенио не любит чужих прикосновений, – пояснила Унтеру-Лив все с той же раздражающей улыбкой.
– У нашей расы, – присоединился ее муж, – очень высокий порог чувствительности из-за насыщенности кожи нервными окончаниями. Пожалуйста, не тревожьте нашего сына, он еще не привык к чужим.
Аргза неопределенно хмыкнул и пожал плечами. Мальчишка молча смотрел на него своим очень взрослым изучающим взглядом; он не был похож на остальных детей, шумных и слишком надоедливых, которые встречались Аргзе раньше.
– Так вы не против разделить с нами трапезу? – напомнила женщина.
Он неохотно кивнул, выражая согласие. Вероятность отравления, конечно, по-прежнему была велика, но, с другой стороны, его вполне оправившийся организм уже настойчиво требовал едва ли не удвоенной нормы питания, да и отказ наверняка вызвал бы подозрения – то, что подозрительности у этих людей не бывает в принципе, в голову ему как-то не пришло.
Чем больше он узнавал этот маленький мирок, похожий на огромный человеческий заповедник (иначе зачем бы там столько нетронутого природного пространства и ни одного животного в неволе?), тем больше пропитывался неприятным ощущением собственной чужеродности. Никто не упрекал его в этом вслух, и все они – пестроволосые, прекрасные, добрые – по-прежнему дружелюбно улыбались ему при встрече и все порывались предложить любую помощь, которая только могла потребоваться: от советов по улучшению корабля до экскурсии по самым памятным уголкам и демонстрации магии (Аргза, впрочем, все равно почти от всего отказывался – он не настолько им доверял, чтобы согласиться менять свой корабль по их усмотрению, а до местных красот ему не было никакого дела). Но слово «чужак» все равно проскальзывало в каждом взгляде, в каждом снисходительном жесте, в каждом сочувственном к нему обращении. Команда же, тоже заботливо исцеленная, носилась по изумрудной траве и едва ли в рот не заглядывала посмеивающимся над ними эрландеранцам. Аргза про себя чертыхался, но смиренно ждал: после злополучной атаки Близнецов ему и его парням и впрямь требовалась большая передышка – особенно если учесть, сколько им еще придется лететь до более-менее вменяемых людей. Самого же его не впечатляло ни оранжевое небо над головой, ни все эти заумные беседы, которые с ним пытались вести местные, ни эта всеобщая атмосфера любви и гармонии, царившая здесь. От последнего у Аргзы, надо сказать, вообще оставался на языке какой-то кисловатый привкус, и видя в очередной раз, как воркует какая-нибудь парочка влюбленных, нашедшая себе укромный уголок в лесу, где он гулял, он резко разворачивался и шел от них в противоположном направлении – пока не стошнило от этой умилительной картины.
И только маленький сын приютившей его семейной четы почему-то не раздражал. Аргза видел, как тот тоже частенько ищет уединения от окружающих его людей, играя с какими-то хитроумными игрушками (Аргза вовсе не был уверен, что, дай ему одно из этих странных приспособлений в десять – да даже в двадцать! – лет, он бы смог разобраться в устройстве, а не разломать его к чертям) либо устраиваясь где-нибудь в уголке гостиной или в тени деревьев с очередной толстой книгой. Наблюдать за ним было как-то даже… приятно? Всегда тихий, всегда чем-то занятый, сам не занимающий много пространства, никогда не позволяющий своему личику подхватить одну из этих сочувственно-приветливых улыбок, в изобилии встречающихся вокруг, – в представлении Аргзы он был идеальным жителем этой планеты.
