– Ну куда ты опять полез?.. Что тебе там понадобилось?.. Что ты за ребенок такой, ни на минуту нельзя оставить одного? То с кровати свалишься, то на стенки лезешь… Посадили тебя и сиди, а ты всюду лезешь. Сколько раз говорили, что гитару трогать нельзя!
Она снимает со стены гитару и даже уносит ее куда-то. Почему нельзя, и почему так приятно это ощущение звука внутри себя, он не понимает, но с этого момента он начинает следить за гитарой и порой даже охотиться за ней, не подозревая еще, что мир звуков уже навсегда вошел в него и еще сыграет в его жизни очень большую роль.
…Он стоит в коридоре барака. Коридор – длинный тоннель, уходящий концами вдаль, слабо освещенный двумя лампочками в концах. По бревенчатым стенам коридора по обе стороны словно приляпаны разнообразные двери; одни обиты для утепления клеенкой, другие – просто старыми одеялами или тряпьем. По сторонам от дверей по стенам коридора выставлен разнообразный домашний скарб, не помещающийся в комнатах, но между стен все же остается большое пространство, где можно играть и бегать.
Какой-то незнакомый Альке мужчина останавливается рядом с ним и говорит:
А-а!.. Это ты Алька?.. Как твои дела?
Алька не узнает этого человека и с удивлением смотрит на него, не понимая откуда он знает, как его зовут. Но мужчина смотрит на него с улыбкой, и это убеждает Альку, что ему следует ответить. И хотя Алька не очень понимает, что такое «дела», но уже знает, что на такой вопрос надо отвечать или «плохо», или «хорошо», в зависимости от того, как ты себя чувствуешь.
– Холосо, – тактично отвечает Алька.
– Холосо! – смеется мужчина. – Ну холосо… А скажи, а кто у тебя есть?
Мужчина явно решил проверить алькины знания, но на этот вопрос Альке приходилось отвечать уже не раз, и он отвечает уверенно:
Мама Аня, папа Лёня и Литка-сиситка.
Литка-сиситка означает Ритка-сестричка: Алька еще плохо выговаривает некоторые буквы, но мужчина видимо хорошо понимает его и продолжает:
Ну хорошо… А теперь покажи, как ты умеешь бегать. Ты ведь умеешь бегать?
Ну, покажи…
«Неужели ему действительно интересно, как я бегаю?» – думает Алька? Последнее время эти предложения побегать стали поступать ему почему-то часто, и Алька смотрит на мужчину с некоторым подозрением. Но мужчина со спокойной улыбкой смотрит на Альку, и это внушает ему доверие, а раз просят так серьезно, надо все-таки постараться.
Алька хмурит брови и сосредотачивается, глядя в глубину коридора – главное в беге – это не врезаться куда-нибудь в стоящий по стенам скарб и не споткнуться – и, прицелившись, выставив грудь вперед, бежит, развивая скорость и стараясь держаться по середине коридора, но все равно забирает ногами вправо: одна нога почему-то упрямо бежит быстрее другой.
Но мужчина словно не замечает этой погрешности:
– Ну, молодец, Алька! Молодец! Ты действительно умеешь бегать.
Алька не знает, что его ноги еще не вполне выправились, после болезни, но он так любит бегать и во время бега так быстро перебирает своими маленькими ногами, что этой беготней веселит всех взрослых. Поэтому в бараке за глаза его часто называют Алька-Колесо и при случае предлагают ему пробежаться.
…Это короткие и еще отрывочные выходы из тумана уже не вызывают у него удивления и постепенно начинают связываться в длительные эпизоды. Интересно, что в этих эпизодах с Алькой всякий раз происходит что-нибудь необычайное; или может быть это память оставляет в его сознании в первую очередь необычайное.
…Алька снова бежит по коридору рядом со своим велосипедом. Велосипед – трехколесный примитив из одной доски-сиденья, правда расписанной «под Хохлому» золотом и красными цветами, через которую вертикально пропущен трубчатый руль с педалями прямо на переднем колесе, а сзади прикреплены еще два колеся, – но при этом – предмет зависти всей коридорной детворы.
Альке долго объясняли, что этот велосипед принадлежит ему, Альке, что именно он имеет право на нем кататься, распоряжаться им и разрешать кататься другим, но понятие собственности, «твое-мое», как-то еще не входит в его сознание. Ему все еще кажется, что окружающие его вещи должны принадлежат всем, а право распоряжаться ими принадлежит только старшим. Алька очень любит кататься на велосипеде, легко преодолевая большое, как кажется ему, пространство коридора, но он всегда видит с каким вожделением смотрят на велосипед другие дети и, как ему кажется, с укором и завистью на самого Альку. Поэтому прокатавшись немного, он обычно уступает велосипед другим. Тогда велосипед облепляют гроздьями по три, четыре человека. И сейчас на велосипеде едет некий местный гражданин лет семи-восьми, явно переросший этот велосипеда, из-за чего ему приходится раздвигать колени в сторону, чтобы не сбить собственные руки с руля. Наездник отчаянно крутит педали, стараясь выжать из велосипеда все возможное, рядом с велосипедом и за ним бежит ватага коридорных ребятишек, так же жаждущих побегать и покататься, а Алька бежит рядом и с удивлением замечает, что бежать рядом и наблюдать, как на велосипеде едет другой, не менее интересно, чем ездить самому.
…Неожиданно появляется отец. Алька помнит его смутно, почти не помнит, но отец такой радостный, такой ладный и красивый, что Алька сразу тянется к нему. У него светлые волосы, светлые серые глаза и сильные руки. Он идет к Альке, улыбаясь, подхватывает его на руки, подбрасывает вверх и спрашивает: «Не узнал? Узнал?» Алька чувствует его доброту и то, что отцу хочется, чтобы его узнали, и согласно кивает головой.
Отец приносит с собой подарок, где-то добытую им селедку. Рыбу Алька видит в первый раз, и отец кладет ее на лавку, разворачивает бумагу и объясняет Альке, что это – рыба, что она живет в воде и все время плавает, для этого у нее – хвост и плавники, а ног у нее нет и ходить она поэтому не умеет. Под водой она дышит жабрами, хотя у нее, как и у других животных есть и рот, и нос, и глаза.
Алька сразу же предлагает запустить ее в таз с водой, но отец смеется, говорит, что она уже не поплывет, потому что уже не живая. Отец и мать начинают разговаривать, а Алька увлеченно изучает селедку. Он осторожно растягивает ей плавник, гладит мягкий скользящий глаз, нажимает на жабры, отчего селедка даже открывает рот. Алька пугается, но наблюдающий за ним отец, смеется: «не бойся, она же не живая». У отца с матерью какой-то напряженный разговор. Отец в чем-то уговаривает мать, а она не соглашается и говорит резко, недовольно. Альке не хочется уходить от них, но и мешать им тоже не хочется, и он начинает исследовать селедку, для чего ему, конечно, необходимо засунуть палец ей в полуоткрытый рот. Рот у селедки раздвигается легко, и палец легко проскальзывает внутрь, раздвигая губы, но, когда Алька хочет вытащить палец обратно, рот сжимается, и мелкие рыбьи зубы впиваются ему в палец.
«Живая!» – от страха кричит Алька и в доказательство поднимает вверх руку с висящей на пальце селедкой. Смеется и освобождает палец от селедки, а мать, сердясь чему-то, моет ему руки и отправляет играть в коридор. Когда, набегавшись по коридору, Алька возвращается, отца уже нет, и мать говорит Альке, что уже ушел на работу и уехал в командировку. «Почему он так быстро ушел, – с огорчением думает Алька, – почему не попрощался со мной?..» Потом он не раз будет слышать, что не приходит потому, что он в командировке, и даже привыкнет к этому. Что такое командировка и почему в нее надо уезжать так на долго, Алька не понимает.
…Начало лета. Все в бараке словно проснулись от спячки. Детвора бестолково носится по коридору, влетает в свои и чужие комнаты или бежит всей оравой в один из концов коридора, затем через дверь вылетает в тамбур, из него, через еще одну дверь – на крыльцо. Крыльцо дощатое, но высокое, в несколько ступенек; с него открывается вид на окружающий пустырь, заросший кустарником и бурьяном: справа вдалеке – какой-то забор и непонятные строения над ним, слева – малопонятная длинная гора.
Мальчишки постарше скатываются с крыльца и несутся по середине пустыря вперед; Алька, не желая отстать от столь интересной экспедиции, преодолев крутые ступеньки, торопиться за ними. Тропинка тянется среди кустов бурьяна и лопухов и выводит к широкому полю, изрытому вдоль и поперек странными канавами, и горбами. Старший мальчишка с видом знатока что-то рассказывает остальным, но Алька плохо понимает его быструю речь и отстает от них, зачарованный открывшимся видом. (Вам приходилось когда-нибудь выскочить из собственного жилища прямо в джунгли или на Луну?)
