Егор улыбнулся.
- Извините, но нам пора, - послышался голос собаки.
Она распалась на небольшие, черные шары и тут же приняла свою прежнюю форму, смотря теперь уже в сторону леса. Мальчик с чувством сжал Любину руку.
- До встречи, - тихо проговорил он.
Собака и Егор бегом удалялись от Зарубовой, которая молча провожала их взглядом.
- Подумайте, - услышала она опять голос существа.
Через минуту два расплывчатых силуэта скрылись за деревьями. А еще чуть позже все вокруг озарилось слепящим, белым светом и яркая молния прочертила дугу в небо. Только сейчас нервное напряжение ушло, и Люба устало прислонилась к дверям своего домика. Она тоскливо посмотрела на далекие, подмигивающие ей, звезды и вдруг подумала о том, что же она скажет завтра в школе. Девушка поежилась и плотнее запахнула пальто. "А ничего", - решила она. - "Ничего и никогда, и никому она не расскажет. Никогда? А может..."
Люба улыбнулась.
"А может, только до тех пор, пока не придет время."
МУТАНТЫ.
Когда неожиданно завыла сирена, старик остановил жестом руки мальчика, который уже успел поднять смычек. Ребенок послушно опустил скрипку. Его бесформенная голова повернулась в сторону окна и тяжелый, неподвижный взгляд уперся в спину учителя, который шаркающей походкой подошел к массивной железной раме и приблизил морщинистую, почти лысую голову вплотную к толстым, грязным стеклам. Он положил свою узкую ладошку, покрытую ревматическими узлами, на прохладную поверхность метала, и тяжело вздохнул, всматриваясь слезящимися глазами в туманную мглу надвигающейся на разрушений город ночи. Сирена, наконец, смолкла. Учитель постоял еще минуту, встревожено следя за неясными одинокими силуэтами, мелькающими среди руин соседних домов и обернулся к ученику.
- На сегодня хватит, мой мальчик. - Он кивнул в сторону улицы, - первое предупреждение...
Ребенок разочаровано кивнул своей огромной головой. Аккуратно открыл потертый, старенький футляр. Осторожно и почти нежно провел ладонью по верхней еловой деке инструмента. Повторив указательным пальцем, очертание эфы он с сожалением, которое отразилось в колодцах его зрачков, положил в футляр скрипку и смычек. Затем неторопливо и обстоятельно закрыл замки несоразмерно длинными руками. Медленно поднял свое неказистое тело и застыл, глядя на учителя наивными, голубыми глазами. Старик подошел ближе, поправил на мальчике порванную в нескольких местах тканевую куртку и медленно, борясь со своими непослушными пальцами, застегнул ее на все пуговицы.
- Ну, вот ты и готов. - Старик улыбнулся, - пойдем, я открою тебе дверь.
Он, прикладывая заметное усилие, отомкнул массивный внутренний замок, отодвинул тяжелую щеколду и обернулся к ученику.
- Не забывай повторять гаммы, особенно в си-бемоле и поиграй пьесу, которую мы разучили сегодня.
Тонкие губы мальчика растянулись в улыбке, и он кивнул. Старик погладил ребенка по небольшим клочкам волос, оставшимся еще на покатой голове.
- Нигде не останавливайся! Беги сразу домой, мама будет волноваться.
Мальчик опять кивнул и шагнул к дверям, которые уже распахнул учитель, впустив в свое пустое, небольшое жилище порыв пронизывающе-холодного ветра. Старик, близоруко сощурив глаза, осмотрелся, вглядываясь в чернильные тени ближайших развалин и, тяжело вздохнув, легонько хлопнул ребенка по спине.
- Беги и смотри, не попади под дождь!
Он постоял еще некоторое время в дверном проеме, наблюдая как худенькая фигурка его ученика спешит пересечь открытое пространство городской площади, изрытой и изуродованной сейчас воронками от взрыва бомб, прижимая к себе скрипичный футляр. Когда мальчик скрылся за дальним углом полуразрушенного здания почты, старик еще раз осмотрел серое небо, затянутое свинцовыми тучами, поежился на ветру и тяжело вздохнув, захлопнул массивную, обитую стальными пластинами дверь.
Мальчик бежал тяжело и медленно, неуклюже переставляя косолапые, короткие ноги. Тени сгущались все больше и больше, но он хорошо знал дорогу и заблудиться не боялся. Темнота тоже не волновала его. Ребенок отлично видел, как и при свете дня, так и безлунной ночью. Хотя естественный спутник Земли он ни разу еще за свою короткую, десятилетнюю жизнь не наблюдал. После войны, которая произошла за долго до его рождения, радиоактивная пыль, висящая плотной вуалью в верхних слоях атмосферы, скрывала не только Луну, но и делала каждый прожитый день пасмурным, хмурым и безжизненным. Сейчас мальчик боялся только тех, кто может прятаться среди обломков разрушенного города. Мама часто рассказывала, как страшно оказаться ночью среди мертвых развалин мегаполиса, насколько ужасные и поразительные мутанты бродят по лабиринтам бывших улиц, которым лучше не попадаться на глаза. Он спешил сейчас, как мог. Вдруг вечернюю, напряженную тишину разорвал второй сигнал сирены. Мальчик вздрогнул, но не остановился, зная, что после третьего гудка ни какие отряды самообороны и спасателей уже не помогут ему. Ночью полноправными хозяевами города-призрака становились чудовища, не обремененные ни моралью, ни принципами.
Он обогнул высокое нагромождение развалин полностью разрушенного здания. Дом был уже совсем близко. Свернув за угол очередного безликого, серого строения смотрящего на маленького человека пустыми провалами окон, мальчик неожиданно запнулся и, уже теряя равновесие, крепче прижал к себе скрипичный футляр. Упал он на бок, больно ударившись ребрами о бетонные обломки. Сзади раздался довольный смешок. Ребенок съежился от страха и осторожно повернул голову, сразу облегчено вздохнув. Перед ним стояли всего лишь два подростка, примерно одного с ним возраста. Оба были одеты в серые, грязные куртки и бесформенные штаны. Их вполне можно было принять за близнецов в надвигающихся сумерках, если бы не разный цвет волос. У одного они были заметно светлее и как раз его рот кривился сейчас в ухмылке. Мальчик улыбнулся и попытался встать, но неожиданно получил сильный удар тяжелым ботинком в голову. Скрипка отлетела в сторону, а он сам на небольшой остов стены, возвышающийся утесом среди кирпичной и бетонной крошки. У него перехватило дыхание от боли, в голове странно гудело, в глазах мелькали светящиеся точки и, наконец, ребенок почувствовал солоноватый привкус на губах.
