В грязной, с короткими рукавами курточке и в клоунских ботинках, на два размера больше ноги, мальчик, не обращая внимания на окрики, пожирал глазами механических собачек. Продавец только один раз, с брезгливостью, оглядел мальчонку и отвернулся. Он даже не заметил, какая гамма чувств скачет в зрачках этого маленького существа - сумасшедшее желание потрогать гладкий мех, сменялось вдруг ненавистью и опять безумным обожанием, не говоря уже о том, что сжатые в кулак пальцы и хищно приоткрытый рот выдавали его полностью. Но неожиданно мальчик забыл об игрушках. Он услышал музыку. Посмотрел в мертвые, стеклянные глазки собачек и заглянул в мечтательные, стеклянные глаза старика. Не долго думая, он подошел к скрипачу. Посмотрел в футляр, думая о том, как было бы неплохо взять от туда деньги. Старик все равно не увидит. А мелодия лилась и лилась. И вдруг деньги перестали его интересовать. Он почувствовал тяжелый, приятно распирающий внутренности комок в груди. Мальчик испуганно положил туда руку. Но немного погодя понял, что звуки, извлекаемые палочкой старика и тягучая, блаженная боль чуть выше живота, как-то связаны между собой.

  - Сережа, Сережа! - Опять пронеслось имя, эхом отражаясь от стен.

   Двое, не замечая окриков и шума вокруг слушали сказку. А рядом, с настойчивостью водоворота, скользил людской поток, обдавая волнами дорогих парфюмов, выброшенных на берег мальчика и старика.

  ОТРАВА.

   Утро решило быть солнечным и дышало приятной свежестью после ночного дождя. Несмотря на это, люди угрюмо обходили лужи, панически пытаясь успеть на работу. Из болтающихся в разные стороны стеклянных дверей метрополитена неторопливо вышел человек, чисто выбритый, невысокого роста, в старомодном, но опрятном, коричневого цвета костюме. Его темные, с проседью волосы были зачесаны назад, прикрывая залысину, тем самым, выдавая человека обремененного годами. Хотя на вид мужчина выглядел моложаво. Он осмотрелся на оживленном пятачке, утыканном железными коммерческими коробками ларьков и киосков и просто торговцами, стоящими цепочками по обе стороны от выхода из подземки. Человек немного прошелся по левому ряду, почти сразу приметив то, что хотел. Через минуту он отдал деньги. В свою очередь бумажный полукилограммовый пакетик, полный крупной, спелой черешни, перекочевал ему в руки, а затем во вместительный, местами, потертый дипломат. Утро стало по-настоящему прекрасным и теперь его не могло испортить ничего, тем более какой-то там неосторожный шаг в лужу. Мужчина почувствовал, как его носок набухает влагой и только сейчас вспомнил, что опять забыл починить ботинок. Отнесся он к этому спокойно, просто дальше искусно принялся лавировать между лужами. Минут через десять человек толкнул от себя тяжелую, темно-грязного цвета, дверь пятиэтажного здания с кое-где облупившейся желтой штукатуркой и табличкой, возвещающей, что это музыкально-педагогический институт, и оказался в темном холле.

  - Здравствуйте, Евгений Григорьевич.

   За конторкой сидела не молодая уже вахтерша, называемая всеми тетей Валей, придерживая морщинистой рукой строку в газете, с которой ее сорвала скрипнувшая дверь.

  - Здравствуйте, Валентина Петровна.

   Вошедший человек никогда не страдал ни мнимым, ни настоящим панибратским отношением к кому-либо, скорее всего в силу довольно нелюдимого характера и, как некоторым иногда казалось, излишней интеллигентности.

  - Что-то вы рановато, да и студенты на каникулах.

  - Подработка у меня, - приостановившись, отозвался мужчина.

   Тетя Валя понимающе кивнула.

   Человек поднялся на второй этаж, уверенно направившись к нужному классу. Комната была небольшой, являя собой класс для индивидуальных занятий. По обеим стенам вытянулись два фортепьяно, у грязного окна стоял стол с потрескавшимся темным лаком на крышке и рядом с ним стул, потерявший почти всю краску со своего деревянного сиденья. Мужчина положил дипломат на стол, сразу открыв его. Скользнул удовлетворенным взглядом по бумажному пакетику, но решил растянуть удовольствие и сначала поработать. Он стянул с себя пиджак, а затем и галстук, развесив и то и другое на спинке стула. Затем извлек из дипломата целлофановый пакет с инструментом для настройки. Пакет с черешней лег рядом. Он приоткрыл его и, не удержавшись, отправил парочку ягод в рот. Сплюнул косточки в кулак и кинул их на стол, решив избавиться потом сразу от всех. Секунду, поколебавшись, подошел все-таки к инструменту. Отвинтил и снял верхнюю крышку, клавиатурную и нижнюю. Работа затянула его быстро, да так, что за пролетевший час он даже не притронулся к ягоде. В дверь тихо постучали.

  - Можно?

  - Можно, можно, - ворчливо отозвался настройщик, не отрываясь от дела.

   В комнату проскользнул преподаватель игры на фортепьяно.

  - Здравствуйте, Евгений Григорьевич. Вот зашел посмотреть.

   Он представлял собой преинтересное зрелище. Худощавый, среднего роста, с торчащими в разные стороны волосами грязно-белого цвета. Серый пиджак нелепо сидел на его тощих плечах, так же как зеленые брюки на узких бедрах. А окончательно зрителя шокировал вид черных сандалий и белых носков на его ногах.

  - Виктор Иванович, раз уж зашли, подайте настроечный ключ, вон тот.

   Получив ключ, мужчина подкрутил несколько колков и тут его насторожил какой-то причмокивающий звук. Он обернулся. Горка косточек на столе росла. И трудился над этим, лазая костлявой рукой в пакетик, не кто иной, как Виктор Иванович.

  - Вы зря это делаете, - спокойно сообщил настройщик.

  - Ой, извините, вы сами, наверное, еще не ели?

  - Не ел и не собираюсь.