Еще с порога крикнул служанке Аннет, чтобы скорей подала умыться – так невыносимо он пропах благовониями виконтессы, так надеявшейся его обольстить. Но прежде положил на место лютню, обернув ее любовно тонким полотном. Швырнул на кровать сорочку с письмом, и подхватив шнурком чуть вьющиеся волосы, с наслаждением подставил шею и плечи под струю из кувшина. Но резко отшатнулся – вода оказалась слишком холодной! В ярости он хлестко ударил Аннет по лицу: "Ты что, угробить меня хочешь, дрянь?! Чтобы я голоса лишился?" Перепуганная девушка опрометью выскочила за дверь и через мгновение вернулась с горячей водой, не смея поднять на него глаза. А когда он вытирался протянутым полотенцем, робко поцеловала между лопаток, и всхлипнув, виновато прижалась мокрой щекой. "Ну, ладно, ладно… не плачь." Аннет радостно вздохнула, и ласкаясь, обняла его со спины, скользнув по груди ладонями. Жильбер недовольно отстранился: "Не сейчас, крошка. Пока ступай, я позову…"

Он старательно запер за ней дверь, а то женщины слишком любопытны и ревнивы, дай им только волю. Какую пакость устроила мерзавка, уловив чужой запах! Теперь ей придется очень постараться, чтобы загладить вину… Хмыкнув, он отпил терпкого вина из кувшина, и утомленно зевая, кинулся на постель. С удовольствием вытянул уставшие за вечер ноги, и нашарив под боком письмо, сломал знакомую печать.

"Жильбер, любовь моя! Минула уже третья неделя, как я не имею счастья обнять тебя. Все дни проходят в неутолимых страданиях сердца и неизбывной тоске по твоим… " Жильбер закатил глаза и с досадой скрипнул зубами! Опять придется где-то украдкой поджидать ее паланкин… Или высиживать воскресную мессу, а после топтаться у чаши со святой водой, чтобы Леонора осчастливилась прикосновением его руки и парой слов. "Муж завтра уезжает по приглашению родных на несколько дней. Умоляю, дай мне знать, когда мы наконец сможем увидеться? Я буду со страстным нетерпением и… "

Еще не легче! Ну почему ее муж не занудный старик-домосед, а беззаботный охотник? Конечно, Леонора знатная дама и не столь навязчива, как разбитная хозяйка гостиницы, где он остановился по приезде в этот город, к тому же именно она представила его виконту, но все же немыслимо так докучать своей безудержной любовью. Хорошо, что скоро Великий пост, закончится праздничный угар с круговертью выступлений перед гостями замка, наступит долгожданный покой, и тогда он все обдумает и найдет выход. Легким движением, неизменно сводящим с ума женщин, он небрежно откинул волосы со лба и предался печальным размышлениям.

Ясно, что виконтесса не простит ему отказа. Было в ее глазах нечто рысье, таящее угрозу, а такие намеченную жертву просто не выпускают. И ей уже за тридцать – возраст самых неуемных страстей для женщины. Она способна на любое коварство, чтобы из мести навлечь на него гнев супруга или подослать кого-нибудь с кинжалом. Неужели из-за ее прихоти рассыплются прахом старания целого года? Все так удачно здесь складывалось: беспечная жизнь менестреля во дворце благоволившего к нему виконта, рукоплескания изысканной публики и восторженная любовь чувствительных дам.

А недавно проходя рыночной площадью, он услышал, что какой-то ловкий малый поет его балладу, причем вполне сносно, хотя и безбожно перевирая слова – значит, слуги уже разнесли ее по городу. И судя по тому, как щедро сыпались певцу монетки от столпившихся слушателей, творение Жильбера оценено ими по достоинству. Если придется отсюда уехать, разумеется, он со своим даром не пропадет. И прежде в разных городах Бургундии его нарасхват приглашали на праздники гильдий и в богатые дома. Но все же отчаянно жаль…

Эх, скрыться бы от всех неприятностей в дальнюю, уединенную деревушку и тихо пожить отшельником в свое удовольствие. Главное, чтобы ни одной из прилипчивых женщин не было поблизости! Чтобы никто не смел посягать на его свободу! Кажется, он согласился бы даже подурнеть лицом… так, самую малость. И сразу вспомнил, как в одном приветливом городке его хитроумной уловкой чуть не заманили к алтарю, и пришлось спасаться позорным бегством. Да, остается исчезнуть в глухую деревню. Возможно, там к нему вернется вдохновение, и он сможет завершить балладу, начатую еще осенью и теперь безнадежно заброшенную. "Благоговейно умолкает голос мой перед безмолвною улыбкой уст прелестных…" Губы Жильбера чуть дрогнули, любовно припоминая и с наслаждением пробуя на вкус полузабытые слова…

"Еще одна метель замкнула года круг, и ускользая вслед за ним…" Он промурлыкал еще несколько звуков, изящно протанцевав пальцами в воздухе, и мечтательно вздохнул, сладостно уплывая из тревожной реальности… Его веки смежились во сне, свиток забытого письма выпал из разжавшихся пальцев и скатился на пол. "… тысячу раз с преданной любовью и мучительным восторгом целую твои чудесные руки, чье волнующее прикосновение превращает мое сердце в певучую лютню, на струнах которой ты… "

* * *

Жильберу пришлось покинуть замок виконта. Потом были другие города и другие покровители. Через десять лет он отправился на родину узнать, жива ли еще его матушка? По пути его заколол ножом в таверне чей-то ревнивый муж. А баллады, сочиненные им, еще долго звучали в городах Бургундии.

Старый худой монах с болезненной тоской посмотрел на низкую дверцу, за которой исчез юноша. Потом задумчиво перевел тусклый взгляд к маленькому окошку. Вековой покой устремленных в небеса заснеженных гор на фоне небесной лазури всегда возвращал мыслям умиротворяющий и возвышенный настрой – то, чего ему сейчас мучительно не хватало. И хуже того, он постыдно нуждался в утешении…

Почти семь десятков лет отрешенности от мира, стоического преодоления множества свойственных человеку слабостей и полного аскетизма. По священному завету Будды он покинул родительский дом, освободившись от всех житейских привязанностей и мирских ценностей, чтобы не знать ни суетных стремлений, ни сожалений и страха, ни душевных страданий. Он прилежно трудился для монастыря и часто ходил по окрестным горным деревням, собирая скудные пожертвования. Год за годом учился управлять своим сознанием и жизненной энергией через овладение пранаямой, совершенствовал свой дух, очищая карму ради будущего обретения нирваны.

Он почти достиг состояния полного покоя и в медитации не раз испытывал просветление самадхи, воспаряя к высшей реальности, постижению истинной сущности бытия и сливаясь с "душой мира"… Все здешние монахи относились к нему с искренним почтением, а иные даже называли его не только гуру, но и "освобожденным при жизни"2. И многие миряне приходили за советами, в которых он никому не отказывал.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.