Девушке своей о проблемах Герман рассказал. И о подписях злополучных, и об уголовном деле. И об очень приличной сумме, с которой он не знает, что делать. Про моральные терзания тоже рассказал, но тут особого понимания не встретил. Девушка заявила, что поступил он правильно, как настоящий мужчина. Сочувствовала, целый вечер гладила буйную головушку и обещала, что они со всем справятся. Утром, радостная и довольная, сообщила, что у ее подруги есть какие-то знакомые, которые непременно помогут покинуть страну за небольшую комиссию. Так же подруга порекомендовала способ вывести деньги на счет в иностранном банке, и даже выдала примерный расклад, сколько это будет стоить.
– То есть ты ей все рассказала? – Герман поверить не мог, что все это происходит с ним.
– Ой, ну конечно же нет! Я так, намеками, завуалированно! – защебетала девушка, и Лежнев отчетливо понял: выложила все, со всеми подробностями, и даже диалоги передала в лицах. Она же не раз упоминала, что от лучшей подружки секретов нет. Только парень почему-то надеялся, что она про себя говорит, но, видимо, его, Германа, секреты, тоже уже проходят по категории лично ее, любимой.
«Что знают двое – знает и свинья». Герман целый день проходил в ожидании, что за ним придут прямо сейчас, потом его немножко отпустило, и он окончательно понял – деньги эти ему не нужны. И за границу он не поедет. Судьба Остапа Бендера его совершенно не прельщала, а на что-то более оптимистичное рассчитывать было бы совсем уже глупостью. Все директорские деньги ушли на благотворительность. Несколько приютов для животных по всей стране теперь имеют возможность кормить своих питомцев мраморной говядиной из серебряной посуды.
Девушка, когда узнала о случившемся, довольна явно не была, но в целом решение Германа поддержала. А на утро исчезла, прихватив содержимое тумбочки с деньгами и обнулив кредитку, а взамен оставила обидную записку. Заканчивалась записка словами: «Тупым дибилам и ниудачникам деньги ни нужны. Пращай и ни ищи меня». Герман даже не удивился и воспринял это не как очередной удар судьбы, а как закономерное развитие событий. В своей способности оценивать людей и подбирать друзей он уже успел разочароваться, на серьезные страдания сил не было.
Период апатии с уходом любимой почему-то прекратился. Уже утром Германа в городе не было. Насчет директора парень не обольщался. Либо откупится, либо просто скостит срок, а вот добрых чувств к бывшему начальнику IT-отдела точно испытывать не будет. Была мысль пойти в органы и во всем чистосердечно признаться, но Герман откровенно побоялся. В тюрьму не хотелось, особенно теперь, когда у него появились взбешенные недоброжелатели, которым если что и в тюрьме его достать не проблема.
Однако несмотря на то, что жизнь, как считал Герман, загублена окончательно и полностью, расставаться с ней ему все равно не хотелось. Денег у него все еще оставалось прилично – ну, по его меркам конечно же. Хватило бы, чтобы убраться куда-нибудь на Гоа и прожить там пару лет, не работая и ни в чем себе не отказывая. Если фрилансить, пребывание в тропическом раю можно продлить до бесконечности. Одна заковыка – Герман еще только вступил на скользкую дорожку афериста и преступника, и потому понятия не имел, как выехать из страны имея на руках подписку о невыезде. Поэтому и пытаться не стал.
Решил залечь на дно и дождаться, когда все хоть немного уляжется. Подумать, а потом уже решать – идти ли с чистосердечным признанием в органы, или придумать что-то более оригинальное. Главное, больше не действовать импульсивно. Деревеньку для залегания на дно выбрал по карте – совершенно произвольную. Электричка довезла до станции, потом еще час автостопом, пара часов пешком по проселочной дороге.
Деревня с незатейливым названием Михайловка опознавательных знаков не имела. Даже дорожного знака. Ближе к центру домики еще выглядели жилыми, ну а те что на краю по большей части смотрели на мир заколоченными окнами и укрывались от непогоды провалившимися крышами.
– То, что нужно, – пробормотал молодой человек. – Даже если не смогу договориться о постое, заночую в какой-нибудь из этих хибар, а потом пойду дальше.
Вокруг, в радиусе пятидесяти километров было два перспективных варианта – правда, чуть менее подходящих чем Михайловка – не таких депрессивных и умирающих. Однако скитаться не пришлось. Всего через час Герман познакомился с одноногим ветераном афганцем, который без долгих разговоров разрешил ему поселиться в соседнем доме.
– Брательник у меня там жил, младший, – пояснил, как он представился, дядя Максим. – Помер год назад, нах, а жена с племянниками еще десять лет назад в город уехали. Буен был Лешка, когда выпимши, а не выпимши я его как раз те десять лет и не видел. Нах. Так что заселяйся да живи, мне не жалко. Да и денег особо не надо – только за электричество плати – вы, молодые, дохрена электричества тратите.
Сам дядя Максим тоже не гнушался выпивки и очень обрадовался появлению собутыльника, так что за следующую неделю Герман так и не побывал в арендованном доме. И только на восьмой день, когда проснулся, понял, что если так и продолжится, то никаких бандитов не потребуется. Помрет сам и без всякого насилия.
– Ну, отошел, значит, оттаял, нах. – Пожал плечами хозяин, когда Герман признался в своих опасениях. – Тогда идем, нах, покажу дом да с соседками познакомлю. Так хоть заскучаешь – поможешь старухам, нах. Я-то, сам видишь, только по мелочи. Забор там поправить, или вскопать чего – это пожалуйста, а вот ту же крышу подладить – тут уже не ко мне. С лестницами у меня беда, нах.
Так и повелось. Физический труд на свежем воздухе Германа неожиданно увлек, благо несмотря на офисную профессию, руки у парня росли из плеч. По утрам, как только оправился от тяжелого похмелья, бывший айтишник отправлялся на помощь очередной одинокой бабке. За работу парень получал ворох жизненного опыта старшего поколения и домашнюю кормежку, которая с непривычки казалась божественно вкусной. Тем более тут включилась конкуренция: каждая из бабок старалась переплюнуть соперницу. Вечером приходил дядя Максим, с которым они подолгу играли в третьих героев. Старику игра неожиданно зашла, он увлекся, да так, что и опытному Герману порой не удавалось выиграть. Правда, партию доигрывали редко – за разговорами забывали делать ходы.
По ночам смотрели на звезды. Удивительные звезды вдали от города. Яркие, крупные. Порой кажется, что даже разноцветные, как на фотографиях Хаббла. Иллюзия, конечно, с земли, да невооруженным взглядом такого не разглядеть. Но все равно, любоваться звездами было очень интересно. Вспоминалось детство, когда вот так же смотрел в небо на далекие мигающие огоньки и мечтал, что когда-нибудь к ним полетит.
– Что, парень, такой-то красоты в городе нет? – спрашивал дядя Максим. – Там своя красота, знаю. Суетная. Ты-то молодой еще, а мне она претит. Скучной кажется, нах.
Скучной жизнь в деревне Герману не казалась. Наоборот, неожиданно очень нравилась. Да, поначалу непривычно без телефона и интернета, но уже через пару дней он с удивлением заметил, что рука больше не тянется проверить сообщения, а информационный голод с успехом утоляет библиотека на ноутбуке. Пару раз с тем же дядей Максимом выбирались в лес за грибами. Оказалось, что их достаточно много даже в июне, главное, знать, какие можно собирать. Если бы не постоянное ожидание неприятностей, было бы совсем хорошо, но лучшее враг хорошего. Когда дядя Максим впервые отправился в райцентр на своем мотоцикле – за свежей прессой, и другими мелочами для всех жителей поселка, Герман чуть не поддался слабости. Уже открыл рот, чтобы попросить узнать последние новости, но сдержался. Сам не знал, почему. Побоялся, или, может, просто не хотел знать. В следующие поездки желание быть в курсе событий поутихло. Герман решил – пусть будет, что будет.
Неизвестно, сколько могла бы продолжаться идиллия. В какой-то момент бывший айтишник совершенно уверился – о нем все забыли. Потеряли и искать больше не будут. Да кому он нужен, мелкая сошка! Так что можно спокойно жить вдали от цивилизации до упора. Хоть до конца жизни. Благо деньги в деревне по какой-то причине решительно не желали тратиться. Продуктами жители обеспечивали себя сами, пенсий хватало на оплату счетов и мелких радостей жизни. Такими темпами суммы, которую прихватил с собой парень могло хватить на пару десятилетий тихой жизни. И Лежнев уже был совсем не против – очень уж благотворно сказывался на психике деревенский быт. Как-то забылись проблемы с начавшим было шалить здоровьем – так хорошо Герман себя давненько не чувствовал. Да и отражение в старом, резном зеркале с каждым днем радовало все больше. Исчез намечавшийся живот, плечи раздались, лицо посвежело и помолодело. В общем, он уже придумал себе этакую идиллию, этакий маленький кусочек рая, но реальность, как всегда, внесла свои коррективы.
