Червячок напрягся.

— Зачем тебе его знать?

Лот провел кончиками пальцев вниз по позвоночнику Червячка и почувствовал, как тот вздрогнул.

— Ну, должен же я знать, что шептать тебе на ухо, пока буду соблазнять? — сказал он легко.

Червячок расслабился под его прикосновениями. Спустя мгновение, он сказал:

— Кью. Можешь звать меня Кью.

— Это… безусловно имя, — сказал Лот осторожно.

Червячок — нет, Кью — неожиданно ухмыльнулся.

— Легко запомнишь, пока будешь соблазнять, — отметил он и, возможно, устав ждать обещанного соблазнения, наклонился и поцеловал Лота, прежде чем тот успел сказать что-то еще.

Что касалось поцелуев, они были ужасны — сплошные зубы и неуклюжие ракурсы. Но Лота это не заботило. Он наклонил голову и отстранился ровно настолько, чтобы направить их рты, пробуя вкус соли и шалфея, упиваясь им. Кью («Не червячок, не Червячок», — напомнил он себе) издал тихий, хриплый звук, и, когда они отстранились, широко раскрыл глаза:

— Все… все правильно?

Лот одарил его самой обворожительной улыбкой:

— Все чудесно, — солгал он, одной рукой обняв Кью за плечи и проведя его через всю комнату к кровати. — Почему бы нам не устроиться поудобней, и ты сможешь сказать, что хочешь попробовать.

Лот легонько его толкнул. Задняя часть ног Кью ударилась о кровать, и он тут же сел, заставив хрустнуть солому в матрасе, когда та спружинила.

Кью уставился на него и стал открывать и закрывать рот, пока не признался:

— Не знаю. Понятия не имею, что мне нравится, — нахмурил он лоб, словно боялся, что это был тест, и он его провалил.

Лот шагнул ближе и, оказавшись между ног Кью, опустил руки ему на плечи и мягко подтолкнул назад, заставив плашмя упасть на кровать, а потом заполз следом.

— Давай, сделаем так, — предложил он. — Почему бы мне не показать тебе пару вещей, которые могут тебе понравиться?

Кью сглотнул и тупо кивнул — и что прикажете делать с таким слепым доверием, кроме как наклониться и наградить его поцелуем? На этот раз вышло лучше — менее настойчиво, более осторожно. Лот почувствовал, как по телу прокатилась волна возбуждения, и, чем дольше они целовались, тем сильнее она накрывала. Лот всегда любил секс — во всех его проявлениях. Он считал себя внимательным любовником — отчасти от профессиональной гордости, отчасти потому, что любил наблюдать, как люди распадаются на кусочки. Так что, по всем критериям, он должен был быть уверен в себе. И все же, по какой-то причине, на краткое мгновение он вдруг понял, что колеблется, боясь все испортить.

«Не будь идиотом», — сказал он себе и решительно преодолел внезапный приступ нервозности.

Он провел рукой по ребрам Кью, позволив большому пальцу скользнуть по соску, и был вознагражден резким вздохом. Когда он повторил действие, уверенность снова к нему вернулась. Он напомнил себе, что был хорош в этом. И стал водить руками по всей коже Кью, до которой мог дотянуться, целовать, впитывая тихие звуки всякий раз, когда находил чувствительные места — их он запоминал на будущее.

Когда их рты разошлись, Кью немного задыхался, и Лот с удовлетворением приметил, что член Кью полностью затвердел. Он тоже был очень красивым, торча из гнезда медных волос. Он был длинным, худым и бледным, как и все остальное тело, хотя головка розовела, как и раскрасневшиеся щеки Кью. Лот стянул с себя полотенце и отбросил его в сторону, не упустив ни того, как расширились глаза Кью при виде его обнаженного тела, ни того, как они задержались на его эрекции.

Он не красовался. Совсем. Просто приподнялся на локте, чтобы парень смог лучше его рассмотреть. И, возможно, немного выгнул спину, чтобы продемонстрировать длину своего тела, положил руку на то, что, как он точно знал, было впечатляюще рельефным животом. Это была скорее привычка, чем что-то еще, и все равно было приятно, когда Кью сказал: «Вау».

— Я рад, что тебе нравится, милый, — улыбнулся Лот. — А теперь, как насчет того, чтобы я отсосал тебе, пока ты не забудешь собственное имя?

У Кью перехватило дыхание.

— Мм. П-пожалуйста, да. Сделай это, — пробормотал он, задыхаясь.

Обхватив одной рукой твердый член Кью, Лот тихо запел себе под нос. «Никаких веснушек», — мимоходом отметил он.

— Расслабься, милый. Просто лежи и позволь мне сделать тебе хорошо.

В ответ он услышал сдавленный стон и воспринял его как разрешение продолжать. Он положил предплечье на живот Кью, коснувшись острой, как бритва, тазовой кости — боги, этого парня, правда, нужно было откормить — и принялся целовать и лизать головку члена, сначала нежно, так, чтобы Кью задрожал, медленно, не торопясь, вбирая больше плоти, лаская бархатисто-мягкую кожу самым кончиком языка.

Кью пискнул, и Лот замурлыкал вокруг горячей длины в своем рту, вкладывая в работу каждую унцию опыта, который у него был. Покачивал головой вверх и вниз, проводил языком по всей длине, обхватил рукой яички и стал ласкать их в нежном ритме. Кью заскулил и заерзал под его рукой на животе, бедра дернулись, и он вздохнул:

— О! О! — и хлынул потоком в горло Лота.

Все это заняло не больше минуты, и, когда Лот, наконец, отнял рот, Кью с отвисшей челюстью уставился в потолок. Лот не смог сдержать вырвавшегося тихого смешка:

— Я же говорил, что тебе понравится, — поддразнил он, чувствуя необъяснимую гордость.

— Это было… — Кью вздохнул и позволил руке безвольно упасть в сторону.

— Это было, — легко согласился Лот.

Кью издал задыхающийся смешок:

— Считай, что я соблазнился.

Лот скользнул вверх по кровати и приподнял подбородок Кью так, чтобы тот повернулся к нему лицом.

— Хочешь остановиться или большего?

Глаза Кью скользнули вниз по кровати к члену Лота.

— Мм, большего? Хочу, чтобы ты… трахнул меня. — Его голос слегка дрожал, но тон был уверенным, так что Лот обходительно предположил, что парень знал, чего хотел.

— С большим наслаждением, милый.

Он притянул Кью поближе, выровнял тела так, чтобы они оказались прижаты друг к другу, и замер на какое-то время, уткнувшись носом в шею Кью, просто чтобы заставить его поиздавать больше этих милых звуков. Кью, в свою очередь, позволил обеим рукам свободно блуждать, нежно касаться осторожными и любопытными пальцами обнаженной кожи. Лот поцеловал его ключицу и напряг мышцы спины, чтобы они задвигались под руками Кью, потому что у него была очень красивая спина и было бы расточительством не позволить парню оценить ее во всей красе.

Лот проложил дорожку вниз по ребрам Кью, прижимаясь губами к коже с веснушками везде, где только мог их отыскать. Просунул между ними руку и обхватил член Кью, уже зашевелившийся у его бедра, красиво набухающий и возвращающийся к жизни.

Лот слез с кровати за крошечным горшочком со смазкой, которую всегда носил в штанах, и, когда Кью издал любопытный звук, показал его и наклонил голову в молчаливом вопросе: «Ты уверен?» Кью молча на него уставился, и на долю секунды Лот подумал, что тот передумал, но парень перекатился на живот, положил голову на руки и с уверенностью, которой, вероятно, не чувствовал, сказал:

— Давай уже. Посмотрим, так ли ты хорош, как говоришь.

Лот был не из тех, кто отступал перед вызовом.

Он не торопился, просовывая внутрь сначала один смазанный палец, потом другой, осторожно расслабляя молодое тело под собой, открывая по всхлипу за каждый толчок и не переставая напевать мягкие заверения, пока Кью извивался от его прикосновений. И он понял, что правильно выбрал угол, когда парень выгнулся от его касания и тяжело выдохнул:

— О, боги! Сделай это снова!

Лот засмеялся и ввел третий палец, целясь в то же место, дразня и поглаживая, не двигаясь дальше, пока не услышал то, чего ожидал — прерывистое:

— П-пожалуйста!

Он убрал руку и перевернул Кью на спину. Ему нужно было увидеть его лицо, убедиться, что он не сделал ему больно. Или же так велико было желание заглянуть в широко раскрытые зеленые глаза, когда он погрузится внутрь? Ну, Лот открыто признавал, что в свое время сорвал много вишенок. Было что-то очень приятное в выражении лиц парней, когда они впервые принимали член, и Лот не хотел упустить этот момент, вот и все.