– Я просто не мог этого допустить! – горячо выкрикнул он. – И потому сбежал, едва вампиры отпоили меня кровью и вернули мне силы и здоровье. Формально, договоренности были соблюдены. Я заплатил им и уговорил не высовываться на поверхность. Они меня вылечили.

– Ага, – произнес Инквизитор. – Не ваших ли рук дело эти казни каторжников, убийц и негодяев путем искусывания вампирами? Это ваша плата? Это часть договора?

Генри лишь кивнул.

– Именно. И вот я являюсь домой – и поспеваю к похоронам моего замечательного, моего молодого и гениального друга, – с горечью произнес Генри. – Его лаборатория разгромлена, разработки, предназначенные для меня, погублены. Сам он зарезан и ограблен. Полиция бездействует, составляет какие-то странные версии о том, что убийцы прилетели в ночи на воздушном шаре, но я-то знал, чьих это рук дело! Я ощутил себя пойманным в хитроумную ловушку. Я был вне себя от горя и ярости. И все больше и больше хотел крови; голод вампиров ощущается намного острее, чем человеческое желание поесть. Это как огонь, сжигающий изнутри; он тлеет под кожей, горит в каждой вене, и это так больно, что согласиться вцепиться зубами в шейку хорошенькой барышне так же легко, как легко горящему еретику согласиться покинуть костер.

– Словом, вы кого-то покусали, – подытожил Инквизитор. Генри кинул:

– Конечно. Иначе б я не смог успокоиться и ввести себе первую инъекцию.

– Ввел, и? – продолжал свой беспристрастный допрос Инквизитор.

– И ужаснулся, – горько ответил Генри. – Я был пойман, я думал, что все просчитал, но все же попался в очень простую ловушку, и мой друг погиб из-за меня! Раскаянию моему не было предела!

– И вы отомстили, – подсказал инквизитор. Генри снова кивнул:

– О, разумеется. С вампирским чутьем это было совсем не сложно – опознать запах того, кто побил лабораторную посуду и настряпал своих неряшливых, грязных следов на бумагах покойного. Я настиг его через сутки после своего побега и похорон друга. Он даже укусил меня, приняв за человека, – Генри отчего-то рассмеялся, и проницательный Инквизитор снова кивнул головой.

– И вы через укус поделили с ним вашу сыворотку, – подсказал он.

– Да, – ответил Генри. – Я оторвал его от семьи, лишил его возможности позвать на помощь остальных вампиров и пожаловаться Князю, дав отведать сыворотки вместе с моей кровью. На несколько минут он стал простым человеком; даже самого ничтожного магического дара он был лишен.

– Не нужно кровавых подробностей, с нами дамы, – сказал Инквизитор. – Энди, да что вы возитесь в золе сами, пустите свой мешок, и он вам махом соберет все пули разом!

– Ах, в самом деле, – отозвалась я.

На самом деле то, что я искала, было вовсе не пулей, а золотым билетом на экспресс. И я нашла его, под горсткой золы и кусочком обгоревшей материи. Мигом сунула я его за корсаж, поглубже, чтоб беседующие мужчины не заметили. А вдруг пригодится?

– Я оторвал ему голову, – просто сказал Генри. – И выместил на нем все мое зло, всю боль и досаду. Но прежде, чем отдать душу нечистой магии, он признался, что убить моего друга велел ему Князь, чтобы я не ускользнул из его рук. Князю чуждо понятие «честь», и обмануть ему так же просто, как ярмарочному воришке.

– Нужно было думать, – фыркнул насмешливо Инквизитор, – что вампиры, заполучив вас в свои лапы, так просто дадут вам уйти.

– У вас, святой отец, – небрежно заметила я, – как будто тоже к ним какие-то претензии?

– О да, – оживленно ответил Инквизитор, – эти претензии я вспоминаю, всякий раз глядя в зеркало. Видя свои глаза, свои белые волосы.

– Чем вам не милы ваши белые волосы? – удивилась я, и Инквизитор рассмеялся, показав не менее белые зубы:

– Я же альбинос, – снисходительно пояснил он. – Разве не видно?

– О, это видно с первого взгляда, – заверила я его. – И что же?

– О-о, – вкрадчиво протянул Инквизитор. Глаза его разгорелись недобрым светом, ярче глаз вампиров. – В свое время это причинило мне массу неудобств.

– Вот как? – удивилась я. Инквизитор неодобрительно посмотрел на меня:

– Энди, вы пытаетесь льстить мне, – строго произнес он, – или в самом деле не видите проблемы?

Я покраснела. Правда, вряд ли в полумраке, едва разогнанном его фонарем, Инквизитор это увидел.

– Словом, – нехотя признался Инквизитор, – моя история до ужаса похожа на историю Генри с той лишь разницей, что совершил ошибку не я, а мои ближайшие родственники. Тоже… весьма родовитое семейство.

– О-о-о, – протянула я. – И кто же ваши родственники?

– Король, – ядовито ответил Инквизитор.

– Гемато-Король?! – изумленная, вскричала я, и Инквизитор расхохотался:

– Да что вы, – с нехорошим удовлетворением произнес он. – Я родился так давно, что о Гемато-Королях тогда и не слышали. И я не принц, я бастард.

Генри смотрел на Инквизитора. Казалось, он готов был потереть глаза кулаками.

– Тристан Инквизитор?! – переспросил он осторожно, и Инквизитор церемонно поклонился ему.

– Тристан Пилигрим, Первый, – поправил он. – Вижу, вы знаете обо мне кое-что.

– Да даже я знаю! – выкрикнула я, изумленная. – Нет, невероятно! Тот самый Тристан?!.. Вы – легенда, вы – мятежный, нелюбимый, упрямый бастард, заставивший Короля-отца целовать вам руки?! Невероятно!

– Да, – потрясенный, вторил мне Генри. – Имя вашего… гхм… отца осталось в веках. Как и ваше. И ваше повторяют чаще…

– А вот моей матери – нет, – задумчиво произнес Тристан. – А ведь он любил ее. И она любила его…

– И что же? – бестактно, с любопытством влез Генри. Тристан снова неодобрительно покосился на него:

– Вы бы должны знать, – едко произнес он, – что Король был на удивление здоровым человеком и прожил до девяноста лет, и жил бы и дольше, если б не вздумал объездить строптивого жеребца и не свернул себе шею. Матушка моя тоже отличалась отменным здоровьем; по крайней мере, помню я ее как высокую, сильную женщину. У нее, помимо меня, было еще два королевских бастарда, две старших сестры, и обе они были… – Тристан запнулся, язык его не смог произнести слово «нормальные», заклеймив себя – ненормальным. – Здоровыми. Я это хотел сказать. Они были совершено здоровы. Король был рад этим детям, и даже подарил матери драгоценности красоты необычайной. Зеленые завораживающие камни в платине. А вот я уже родился таким, каким вы меня видите. Порченным. Мать долго хворала, но оправилась. Ее недуг приписали моему странному виду. Мол, ребенок-призрак вытянул из нее все силы.

– Какая дикость! – возмущенный, воскликнул Генри, изо всех сил старясь поддержать и ободрить Тристана.

– Меня отослали, – не вдаваясь в подробности своего детства, продолжил Тристан. – Долгое время я матери не видел, и увидел лишь перед ее смертным часом. Я уже был Инквизитором, не позвать меня было бы оскорблением. На смертном одре я увидел изможденную болезнями иссохшую старушку, хотя прошло всего-то лет четырнадцать. Не могла она так стремительно состариться! Не могли силы ее утечь в никуда! И детей после меня не родилось; все они погибали до положенного срока и покидали чрево матери. Я был лишь началом; вероятно, пострадал меньше всех.

– А вампиры причем? – встряла я.

– Притом, – ответил Тристан, – что я провел свое расследование. Двенадцать маленьких могил моих нерожденных – скинутых на разных сроках, – братьев и сестер – это много, это очень много! И сгоревшая в горячке мать… Признаки болезни, так или иначе, проявлялись у многих ее слуг, и более всех – у тех, что имели доступ в ее сокровищницу. Я перебрал все – и нашел его, колье. С зелеными магически красивыми камнями. Они так шли к глазам моей матушки…

– И что?! – выкрикнул Генри, опередив меня.

– Оно было отравлено, мой друг, – печально и горько усмехнулся Тристан. – Камни… в них была заключена какая-то злая сила. От их призрачного света болела моя мать и умирали ее дети. Я разузнал у Короля, кто ему преподнес эту вещицу. Он указал на вампиров, – Тристан оскалился страшно, неприятно, хотя ему самому, наверное, казалось, что он улыбается. – Оно предназначалось Королеве.