Я совершенно ничего не понимала. Если это не его куколка, то чего же это она предательница?..

Но прояснять все эти вопросы было некогда. Князь Полуночи взревел, превращаясь в мерзкого монстра, из души его вырвалась такая тьма, что, казалось, воздух кричит вороньими голосами и хриплыми смешками самых лютых демонов.

Бесформенный рот вампира оскалился желтыми, старыми, но очень острыми зубами, он втянул в себя воздух и выдохнул синим пламенем прямо в меня, в то самое место, на котором я стояла. И тут бы и пришел мне конец, если б Генри ловко не сдернул меня из-под смертельного дыхания Князя, а Инквизитор не закрыл нас собой, распахнув шире крылья и бросившись прямо под пламя.

– Что происходит?!

Я ничего и понять не успела, как мы с Генри уже неслись по темным залам подземного замка. Позади нас, раскаленный, сиял белый крест – то Инквизитор, заслонив рукой лицо, принимал на себя всю пламенную ярость от короля вампиров, – а вслед за нами, по пятам, неслось синее страшное пламя, сумевшее вырваться из-под белоснежных крыльев Инквизитора.

– Мы что, бросим его там?! Одного?! Погибать?! – проорала я. Мне казалось, что носки моих ботинок не касаются пола, и Генри тащит меня по воздуху, словно воздушный шар.

– Инквизитору не страшен гнев Князя! – проорал Генри, задыхаясь от быстрого бега. – А нам несдобровать! Быстрее, быстрее!

Но все, что я могла сделать – это перебирать ногами в воздухе.

Огонь катился за нами, как живой, яростный зверь. Он карабкался по стенам, страшными когтями комкая роскошные шелковые обои и портьеры, охватывал люстры, заставляя свечи янтарными слезами проливаться на ковры и сгорать до черного пепла, прыгал по мебели, превращая лакированное дерево и шикарную обивку в уродливые черные головешки.

Он хватал меня за подол, и я принялась прибивать его своим верным мешочком, желая только одного – чтобы мешок пожрал все пламя, как до этого слопал бомбу. Но магическое пламя – это даже не взрывчатка. Я видела, как мешок разевает свою бархатную пасть, но огня было слишком, слишком много…

На Генри загорелся его котелок. Вампир одним взмахом его откинул прочь, а бушующее пламя поглотило шляпу в один миг.

Подол моего платья тоже полыхнул, и Генри, заметив это, на бегу ухватил его одной рукой и рывком лишил меня юбки.

– Мама! – заверещала я, семеня следом за вампиром в одних панталонах.

Следом за моим платьем в огнь полетел и сюртук Генри, и почти сразу же – его жилет и сорочка. От жара на моих ботинках лопнули и расползлись шнурки, и я избавилась от обуви, дрыгнув ногами.

– Мы сгорим! – верещала я. – Генри, это конец! Куда мы бежим, Генри, выхода нет!

– Есть! – рявкнул он.

Словом, спасения мы достигли в престранном виде, и я бы даже сказала – в постыдном. В совершенно голом, если быть точнее, Генри – с тростью, а я – размахивая пистолетом и разбухшим от адского пламени мешком.

Генри привел меня, как ни странно, не наверх, а в самый низ замка, в склеп, где стоял каменный саркофаг. Толком оглядеться я не успела: Генри плечом поддел крышку и буквально швырнул меня в каменный гроб, на выцветшие, осыпающиеся от старости голубые шелка. Не успела я и пискнуть, как он свалился рядом со мной, и с трудом вернул тяжелую каменную крышку на место.

Пламя налетело на саркофаг с гудением и воем, захлестнуло его своими голубыми лепестками, рекой огня омыло его, как волна омывает разбитый корабль. А мы с Генри в ужасе прижались друг к другу, глядя, как в щель между неплотно подогнанными камнями, словно дымные пальцы черного призрака, рвутся жуткие синие лепестки огня.

Вскоре все стихло.

Огонь, оббежав весь склеп, не смог нас найти, и ушел куда-то, пожирая все на своем пути. А мы с Генри, переведя дух и кое-как придя в себя, сообразили, что лежим в гробу в весьма развратной позе, словно любовники, совершенно голышом, прижатые тяжелой каменной крышкой, и одежды, чтобы прикрыть наш срам, нету! Ни клочка!

– О, – только и смогла сказать я. Генри, тяжело дыша после бега и проделанной работы с крышкой каменного саркофага, шумно сопел, подрагивая, прижимаясь ко мне, и что-то жесткое упиралось мне в область как раз между целомудренно сжатых ног.

– Прощу прощения, Энди, – вежливо произнес Генри, утыкаясь носом мне в шею. – Но иного способа избежать смерти не было. Вероятно, если б мы смогли бежать быстрее, то остались хотя бы в белье, но вышло так, как вышло.

Он неловко пошевелился, жесткий неудобный предмет снова настойчиво ткнулся мне меж ног.

– Генри, – несчастным, дрожащим голоском проблеяла я, погибая от стыда и желая только одного – умереть сию секунду. Тем более, что гроб уже есть. Самое подходящее место. – Уберите вашу трость, пожалуйста.

Генри завозился, больно толкаясь коленками, и мне пришлось чуточку разжать ноги. Сразу стало удобнее, Генри устроился как нельзя лучше, но вот этот предмет… он назойливо давил там, где и касаться не стоило бы!

– Генри…

– Прошу прощения, Энди, – пропыхтел Генри, краснея до корней волос, – но это не трость. Просто вы такая привлекательная юная леди, что я не мог не выразить свой восторг.

– Генри! Чем это таким вы в меня тычете?! – воскликнула я, подозревая неладное.

– Вам лучше не знать, Энди, – мучительно краснея и кусая губы, произнес смущенный Генри.

– О, – в полном замешательстве произнесла я.

– Энди, – произнес несчастным голосом Генри. – Вы же на службе у Короля. А служба подразумевает трудности и лишения, – он снова завозился, твердое и упругое снова ткнулось между моих ног, и я почувствовала, как волна непонятного восторга и тепла сжала мое тело, поднимаясь от живота вверх, в груди, выбивая напрочь дыхание и останавливая сердце. Да, да! Мне показалось, что сердце в моей груди замерло, когда Генри, устроившись с максимальным комфортом, вдруг положил мне на бедро теплую ладонь.

– Смелее обнимайте меня ногами, – хрипло пробормотал Генри, сопя, как паровоз, разводящий пары. – Мы никому не скажем об этой… м-м-м… пикантной ситуации. Ради Короля можно и потерпеть.

– Да, ради Короля, – повторила я как заклинание, зажмурившись и списывая все происходящее на долг. Я должна терпеть лишения и неудобства… тем более, что неудобства такие приятные…

Мы обняли друг друга, сплелись, как две лозы, растущие тесно-тесно, сразу отыскалось место для рук и ног, и стало совсем не тесно в гробу, предназначенном для одного… Так, стоп! Прочь, бессовестный и романтический момент – а он был более чем романтическим, потому что Генри сопел мне в шею и аккуратно приглаживал мои волосы, лезущие ему в лицо.

– Генри! – изумленно выдохнула я, осматривая наше каменное убежище, чтобы как-то отвлечься от стыдного момента, – но это же гроб, Генри! Как вы догадались, что он тут есть?! А вдруг бы тут кто-то был?!

– Никого бы тут не было, – ответил Генри. – Потому, что это мой… гхм…. гроб. Я тут спал.

Ну, с точки зрения комфорта, он неплохо тут был устроен! Когда-то… Мягкое шелковое ложе, подушка в тонких кружевах…

Меж тем Генри стал как-то особенно беспокоен. Он думал, я не замечаю, но его нервные, но очень осторожные телодвижения, осторожные поглаживания моих раскрытых бедер его бедрами было не заметить трудно. И этот жесткий предмет… гхм… конечно, я уже догадалась, что это такое, и обмирала от страха и смущения, он упирался мне прямо… гхм… в то место, где отчего-то ныло и пульсировало так, словно сердце решило перебраться жить в мои панталоны.

– Что такое, Генри? – спросила я. Вампир еще немного повозился, и я заметила, что его спина под моими ладонями дрожит мелкой дрожью.

– Ох, Энди, – потерянно и смущенно пробормотал Генри. – Поймите меня правильно… У меня с девушками очень, очень скромный опыт… да и не было давно…

– Но вам же триста лет, Генри! – изумилась я. – Вы вечно молоды и очень хороши собой! Как так вышло?! Вы могли бы выбрать любую девушку, укусить ее и сделать вечно юной, как и вы!

– Ну… – неопределенно протянул он, вкрадчиво обнимая меня за талию, прижимая к себе и осторожно поглаживая – вот же черт! – этим самым жестким предметом там, в ноющем и мокром горячем месте. – Я не очень этого хотел. Скажем так, я много времени провел взаперти, и у меня было… м-м-м… много работы. И хорошеньких девушек так близко я не видел уже… давненько, словом. А вы, Энди… я нахожу вас очень привлекательной.