- На мой взгляд, испытание для дев гораздо хуже, - с коварной улыбкой ответил муж. – Прибывшую на острова пару зашивают в мешок. В один мешок, лирэль. На несколько дней. Только головы наружу, чтобы есть и пить, если, конечно, учитель попадётся мягкий сердцем... А когда по истечению назначенного срока и никак не раньше десяти дней мешок этот разрезают, смотрят внимательно: отойдёт она от него, или нет.

- А зачем ей отходить? – не поняла я.

- Глупая лирэль, - Ланкеш привлёк меня к себе и поцеловал с такой нежностью, что сердце запело тысячей голосов и когда я закрыла глаза, отдаваясь удовольствию целиком, показалось вдруг, что вокруг нас – на земле и в воздухе – распустились светящиеся бутоны лотосов…

- Нас точно взяли бы на обучение, - тихо сказал Ланкеш, когда поцелуй закончился.

- Значит, мы – истинные? Мы - истинная пара?

- Никогда не сомневайся в этом, лирэль…

Я прижалась щекой к груди нага, потёрлась о неё сладко. Затем пожала плечами и пробормотала:

- Не нужно мне Освобождение из бесконечного цикла перерождений, лишь бы перерождаться вместе с тобой.

И всё же… Сколько же дверей открылись бы перед нами, если бы… Если бы не Сен-Лур, совершенно обезумевший от своего бессилия вернуть меня. Я не сомневалась: если у дракона будет возможность уничтожить мир только лишь для того, чтобы преподать нам урок, он, не задумываясь, сделает это.

А потому нельзя было медлить ни минуты. Как только наша с Ланкешем дочь будет в безопасности, следует немедленно разбудить Великую Праматерь – единственную, кто сможет остановить Сен-Лура.

Если захочет, конечно.

В подступающих сумерках воды Серого моря окрасились в цвет мокрого камня. Одна за одной, волны выплёскивались на покатый берег, устилая его кружевом своих гребешков и отступали, вновь становясь единым существом. Суровым, как и этот край, к которому мы добирались последние месяцы вместе с кочевниками-двуликими: гигантскими росомахами, которые проводят в пути всю жизнь и которым не указ даже сильнейший драконий клан. В преддверии грядущей войны росомахи ушли дальше на север, мы же с Ланкешем свернули с их тропы и спустились к Серому морю: вотчине сирен и, если верить данным, полученным от кочевников, хранилищу Омута.

Вода – единственная стихия, над которой не властен Сен-Лур. Но для того, чтобы ихтионы пустили нас, следовало обратиться к сердцу предвечного океана, который включает в себя все воды мира. К Омуту.

Очередная схватка пронзила моё тело, и я согнулась пополам от боли, сжимая зубы. Спустя какое-то время разогнулась, опираясь на руку Ланкеша, чувствуя, что силы на исходе. Но всё же заставила себя ободряюще улыбнуться мужу.

На Ланкеше лица не было. По мере приближения разрешения от бремени, между бровями мужа углублялась складка. Он и без того обращался со мной, словно с хрустальной вазой и наотрез отказывался верить мне на слово, что беременность – не болезнь. После долгих споров и шутливой возни он прижимался ухом к моему животу, вслушиваясь. В такие моменты его хмурое, мужественное лицо озаряла улыбка – такая нежная и трогательная, что на глаза мои наворачивались слёзы.

Но с того момента, когда у ног моих образовалась небольшая лужица, что значит, ребёнок скоро заявит о своём праве увидеть свет, складка между бровей, казалось, намертво врезалась в лицо мужа. Еле удалось убедить его, что схватки лучше переносить на ногах, и, если он возьмёт меня на руки, сделает только хуже.

- Они придут? – спросила у Ланкеша, чтобы хоть как-то отвлечься самой и его отвлечь. Пока схватки были короткими, но шли всё чаще и каждая новая была длиннее предыдущей.

Муж нахмурился ещё больше. Если он не дозовётся Омута, ихтионы не пропустят нас.

- Они уже здесь, не сомневайся, - тихо ответил он, придерживая меня и вглядываясь в серые воды. – Смотрят на нас.

- Это же… хорошо? - несмело спросила я. – Сирены – стражи Омута.

Новая схватка застигла врасплох, заставила взвыть от боли, сгибаясь пополам.

Ланкеш тихо выругался.

И когда я снова разогнулась, стараясь дышать глубоко и ровно, узрела причину его гнева.

Горизонт почернел, воды Серого моря прорезывала паутина молний.

- Он идёт, - прошептала я помертвевшими губами. – Идёт… за нашей дочерью.

Муж прижал меня к себе.

- Я зову, лирэль, - сказал он тихо и виновато. – Зову Омут. Я уверен, что он слышит меня.

- Я знаю, - ответила я. – Он откроет водные врата. Он послушает тебя… Разве может быть иначе…

Сен-Лур приближался с ужасающей скоростью.

И уже не только горизонт – половина неба окрасилась в чёрный!

Порыв сильного ветра ударил солёными брызгами в лицо, отбросил назад волосы. Если бы Ланкеш не держал меня, я бы упала.

Неужели… Неужели ничего не выйдет и придётся прибегнуть к запасному плану… При одной мысли об этом внутри всё сжалось, усиливая боль очередной схватки.

Если Омут не пустит нас, мы уйдём во Мрак. Вот только вряд ли я переживу роды в Мрачном мире… Не говоря о том, что мы станем слишком уязвимы перед яростью Сен-Лура…

- А-а-а! – не выдержала я и рука мужа, придерживающая меня, задрожала.

На лбу нага выступили крупные капли пота, на глазах лицо его осунулось, черты заострились, на скулах проступили белые пятна. Он не простит себе, если не убережёт нас с ребёнком, не простит. Но как же больно, мамочки, как же больно!

- А-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а!!! – заорала я, перекрикивая ураганный рёв.

В грозовых небесах проступила чёрная точка, которая росла на глазах, приближаясь.

«Силой и кровью исчезнувшего клана Золотых Песков, проклинаю твой Омут, Предвечный Отец Всего Сущего!» - раздался вдруг в моей голове голос мужа, в то время, как на самом деле Ланкеш молчал, разве что стал совсем белым, как мел, а вокруг глаз и губ его пролегли чёрные круги.

- Не-е-е-ет!! – заорала я, что есть сил. – Ланкеш, не смей! Не проклинай! Нет! Нель… Нельзя! Нельзя проклинать! А-а-а-а! Нет!!

Я кричала, захлёбываясь слезами, болью и отчаяньем. Рухнула на колени прямо на упругие кольца хвоста нага.

- Адори…

- Нельзя! Нельзя проклинать! Никогда!

Протянув руки к серым водам, взмолилась:

- Спаси мою дочь! Последнюю мистѝк! Мы не просим за себя! Её, её спаси!

Беспомощно оглянулась на мужа. Глаза его блестели, от уголка по щеке тянулась влажная дорожка…

Точка в небесах успела вырасти в крылатый силуэт.

- У нас нет выбора, - глухо сказал муж. – Мы идём во Мрак. Я запутаю Слои, чтобы он не сразу нашёл нас.

Это «не сразу» резануло болью и отчаяньем не слух даже, а всё моё существо.

И в тот же миг серые воды взмыли к небесам, расходясь в стороны.

Перед нами с Ланкешем лежала дорожка влажного песка. С грозового цвета живыми колышущимися стенами по бокам.

Подхватив меня на руки, Ланкеш устремился к виднеющемуся вдали Омуту. Сердцу Предвечного Океана, Отца Всего Сущего…

По сторонам от песчаной тропы, по ту сторону воды, стояли на рыбьих хвостах ихтионы. Сизые лица, чёрные глаза-блюдца, колышущиеся над головами, подобно водорослям, волосы… шеи от подбородка до ключиц прорезаны щелями жабр. У каждого в руках трезубец.

Я невольно обернулась, вглядываясь в одно из лиц, и ихтионка, заметив моё внимание, оскалила чёрный рот, полный острых зубов-игл, а на зубьях её трезубца заиграли смертоносные белые искры.

Ихтионы дружны с народом нагов. Будь Ланкеш один, его допустили бы беспрепятственно… Но не меня, не ту, из-за которой каждый день лилась кровь и множились страдания. Не ту, из-за которой произошёл раскол Объединённых земель и мир сотрясался от чудовищных всплесков мистической силы обезумевшего от ненависти дракона...

В тот момент, когда сомкнувшиеся над нашими головами воды вскипели, окрашиваясь в страшные красно-белые полосы мы вошли в пульсирующее водное сердце.