Но, вопреки ожиданиям, Дилан поднялся с постели сразу же после звонка будильника и начал собираться. Полина проснулась и устроила истерику, так что мне тоже пришлось встать. Начался новый суетный день.
Меня грело ощущение, что мы снова вместе, что наше единство поможет преодолеть все грядущие трудности. В том, что они будут, я была уверена.
И всё же в тот день я чувствовала себя счастливой. Оказывается, что для этого только и нужно было провести ночь в объятиях любимого человека, открыться и отдаться ему, не сдерживая себя и отвечая на его ласку.
Мы так редко позволяли себе забыть про груз дел и обязательств, который приходилось тащить на себе, что начали стесняться друг друга. Может быть, поэтому преодоление этой неправильной скованности так окрылило меня. Весь день я порхала, как пташка, с улыбкой готовила и прибиралась, и даже усталость под вечер была какой-то приятной. Теперь я знала и чувствовала, что любима и как мать, и как женщина. И это было в миллион раз лучше, чем ветреная свобода и охотничий азарт.
Казалось бы, что стоило Дилану почаще вспоминать обо мне и любить меня?
За ночью, сблизившей нас, потянулась длительная череда командировок. Нашему кормильцу снова стало не до семьи.
В декабре Дилан купил себе новый, неприлично дорогой, автомобиль, потешил самолюбие. Кредит за квартиру погасил тоже он, и что-то мне подсказывало, что однажды этот щедрый жест ещё припомнится. В целом Дилан не жалел денег ни на детей, ни на меня, ни на себя, он любил дорогие, статусные, вещи.
Директорское кресло превратило его в маньяка, алчущего власти. Мы снова свели наше общение к минимуму. Я старалась не зацикливаться на своих обидах, просто замалчивала их. Однако обиды и недоговорённости имеют свойство накапливаться, а затем вырываться наружу. Дилан тоже заметил, что наши отношения стали напоминать просто соседские:
— Как долго ты будешь обижаться на меня? — поинтересовался он.
— Я, напротив, стараюсь этого не делать. Разве я кричу и треплю тебе нервы?
— Ты прекрасно поняла меня. Давай выйдем уже, наконец, из состояния вяло текущего конфликта.
— Мне не хочется повторять наш разговор пятимесячной давности, мы ни о чём не договоримся.
— Я хочу возвращаться вечером в дом, где меня ждут. Последнее время ты сильно отдалилась от меня. Мне нужна твоя поддержка, а не борьба со мной.
— А детям нужен отец.
— Я делаю это ради вас.
— Да не ради нас, а ради тщеславия! Хоть мне не ври! — завелась я. — Когда последний раз мы вместе гуляли или, например, ходили в кафе? Ты всё время занят!
— Я хочу, чтобы мы жили лучше, чем посредственно. Да, я взял на себя большую ответственность, и мне она по силам, но я хочу, чтоб ты была со мной, а не против меня.
Я села на диван и вцепилась руками в плед, говорить ничего не хотелось. Слова словно ударялись о непробиваемую стену. Ну как объяснить, что деньги не заменят семью? А ведь Дилан был вполне счастлив, когда не видел моего измученного и недовольного лица. Ему от меня требовался лишь секс раз в неделю да уверенность, что я хорошо забочусь о детях. Остальные мелочи господина директора не волновали.
Глава 1
Титаническим трудом было достигнуто долгожданное благополучие и стабильность. Когда-то давно сегодняшний день был для меня пределом мечтаний. Я не могу сказать, с каких пор мне стало этого мало: возможно, с того времени, когда мы поняли, что Полина не сможет ходить в детский сад и школу, как все нормальные дети. Это значило, что мне не удастся вернуться к любимой работе после декретного отпуска.
Я утешала себя тем, что дети и Дилан рядом со мной и что мы — семья. Но Дилана мы видели только перед сном и с утра, когда он не пропадал в своих недельных командировках. Полина по-прежнему не замечала людей вокруг себя и к трём годам умела говорить только отдельными словами, стараясь делать это, когда рядом никого нет.
Единственный, кто помогал мне сохранять хоть какое-то равновесие в жизни, это Максим: он водился с сестрой, когда мне нужно было уехать по делам, прибирался дома и очень старался не создавать проблем (я о драках: на каждом родительском собрании мне доводилось выслушивать жалобы родителей одноклассников Максима, в четвёртом классе нам пришлось сменить школу).
Последнее время я начала часто оглядываться назад, пытаться представить себе жизнь без тех роковых ошибок, что были совершены по глупости. Я уверяла себя, что в противном случае наша жизнь была бы похожа на обычную человеческую, как у родителей Дилана. И вот прошло уже три года спокойной размеренной жизни без катаклизмов, Максиму исполнилось десять лет, а Полине — три.
Мне казалось, я сплю: реальность стала как будто ватной, словно это только иллюзия благополучия, а вовсе не то, чего я хотела. Дилан начал превращаться в своего отца, и осознавать это было невыносимо. Гармония покинула нашу семью, и вместо страха потерять друг друга появилась тошнота.
Из бунтарки с ветром в голове я превратилась в домработницу в старом тряпье и с вечным пучком на голове.
«Где моя любимая работа? Где мой волк? Почему я вынуждена скрывать его и делать вид, что вся моя жизнь — это дети и дом? Кто придумал мне такое счастье?» — эти вопросы травили мне душу.
Единственное, что могло спасти меня от гормонального срыва и озверения, это страсть и занятие любовью до полного изнеможения. Увы, даже сил на то, чтобы привести себя в порядок и соблазнить мужа, у меня не оставалось. Я даже не знала, засыпаю я вечером или падаю в обморок.
Упадок в семейной жизни коснулся не только нас. Сашка со Светой всё же расстались. Мне удалось сохранить общение с ними обоими, хотя приходилось скрывать ото всех наши встречи с Сашкой. Никто бы не понял, зачем мне видеться с чужим мужиком и что у нас может быть общего. Конечно, он очень страдал и сходил с ума, когда Света окончательно решила оставить его и переехала к другому мужчине.
Я могла понять Сашку, старалась не замечать его пьяных бредней и отвлекала от меланхолии как могла. Разумеется, Дилану я тоже не говорила, как именно провожу свои редкие свободные от домашних дел часы. А скрывать было что: когда Дилан сообщал, что уезжает в командировку, я давала сигнал Сашке, и мы отправлялись куда-нибудь в другой город охотиться.
Охота превратилась для меня в наркотик. Я называла себя изощрённо извращённым созданием, а Сашка по-прежнему оставался человеком по прозвищу Тысяча огорчений.
Во время наших кровавых прогулок я чувствовала себя всемогущей. Этот мощный прилив адреналина помогал мне продержаться до нашей следующей тайной «вылазки». И охотились мы, как можно догадаться, вовсе не на кабанов и уж тем более не на зайцев. Нашими жертвами становились люди, кто-нибудь из отбросов общества, не вызывающий жалости.
Сашке было всё равно кого резать, а вот я к своим будущим жертвам предъявляла особые требования. Тех, кто не вызывал отвращения, я не трогала.
Бывали и такие дни, когда не находилось достаточно мерзкого человека, чтобы его можно было убить, и тогда я огорчалась и скучала за столиком в каком-нибудь баре, пока Сашка развлекался.
Мой друг любил девушек. То есть он их сначала насиловал, а потом убивал. Как он сам объяснял мне, только испуганные до ужаса особи женского пола могут вызвать у него эрекцию. Света была единственным исключением, но она бросила его, так что он вернулся к своим сексуальным привычкам.
Мужчин Сашка тоже убивал, но без долгих заигрываний и чисто из желания помахать кулаками.
Я старалась не лезть в Сашкины дела. Да, он был беспринципный и лишал жизни вполне себе мирных проституток, но любые мои попытки воззвать к его разуму проваливались. Он называл свои преступления естественным отбором и затыкал мне рот каждый раз, когда я жалела бедных девушек. Уж кто-кто, а я знала, что может вынудить приличную девушку заниматься сексом за деньги.
Прикрывал мои ночные побеги Максим, он думал, что мне просто хочется побыть одной. К счастью, Полина вполне спокойно переносила, когда я уходила на ночь. Старший брат умел позаботиться о сестрёнке, он всегда с удовольствием помогал мне. В этом плане я доверяла сыну гораздо больше, чем мужу.
