Я еле сдерживалась, чтобы не пристукнуть его кухонной лопаткой. Если бы мать его на самом деле так любила, это выражалось бы в совершенно других поступках. О какой любви можно говорить в нашем случае? Разве что о той слепой, безудержной любви, на которую способен папа.

— Ты, доченька, такая молодая, зелёная. — Он ласково погладил меня по голове, оставляя на волосах следы песка. — Настанет день, и ты полюбишь — сильно полюбишь. Тогда ты меня поймешь.

— Ой паааапа, — я закатила глаза. — Мне не нужны всякие сомнительные любови, у меня есть Ривал. С таким другом, настоящим товарищем, никакие кавалеры не выдержат конкуренции.

Папа с какой-то странной ироничной усмешкой на меня посмотрел, но заговорил о другом: — Миссис Фишер заказала у меня букет ко дню рождения старшей дочери. Отнесёшь?

Я была лишь рада помочь отцу, тем более, что с младшей дочерью миссис Фишер — Клариссой — мы дружили ещё до того, как попали в один класс в школе. Она, конечно, тоже не выдерживала конкуренции с Ривалом… но кто выдержит?

Мы с папой сотворили настоящее произведение искусства: радужные тюльпаны перемежались с яркими бирюзовыми; по центру осели бархатные королевские розы; вся эта красота подобралась листьями папоротника и завернулась в светлую крафт-бумагу. Получилось изумительно.

— Такое себе, — вынес вердикт папа, и собрался разворачивать наш маленький шедевр.

— Не трогай! — я сгребла букет в охапку. Великолепный запах нежных весенних цветов наполнил летнюю кухню. — Я его продам в два раза дороже, чем ты хотел.

Дом Фишеров находился через несколько улиц от нашего, так что я решила поскорее справиться с порученным папой заданием. Яркое солнце заливало дороги слепящим светом, и это не могло не поднять мне настроения. Обрыдаться вслед ушедшей матери можно и ночью, когда никто не видит. Этот же момент, сейчас, принадлежит мне одной.

Я пробиралась садовыми дорожками на задних дворах соседей. Многие как раз в это время совершали свой утренный моцион, так что за эти пятнадцать минут, что я добиралась к пункту назначения, со мной успели поздороваться большее количество соседей, чем за прошлые полгода.

— Доброе утро, Хелена! — вот мне машет газетой мистер Бергендорф.

— Здравствуй, Хелли! — это наша новая соседка Кэтрин. Я улыбнулась ей в ответ.

Уже на подходе к дому миссис Фишер меня окликнула ещё одна дама, мисс Аббингтон, если я не ошибаюсь: — Хелена, дорогая! Подожди!

Озадаченная, я обернулась. Немолодая женщина, Карен Аббингтон, неторопливо шла в мою сторону. Её кислотные зелёные тени мне удалось разглядеть даже с расстояния двадцати футов, а яркая фиолетовая помада провоцировала рвотные позывы.

— Как ты, малышка? — участливо осведомилась соседка. Уже в этот момент я что-то заподозрила, но постаралась не делать поспешных выводов.

— Нормально, — ответила хмуро. Лицо мисс Аббингтон удивленно вытянулось.

— Какой сильный ребёнок, — она снисходительно похлопала меня по плечу. — Если тебе нужна будет помощь человека, который в состоянии её предоставить, ты можешь ко мне обратиться. Я ещё никому не отказывала.

Сдержанно поблагодарила её, и мы попрощались. Остаток пути я была натуплена до предела. "Я ещё никому не отказывала" — это она о том, почему в свои шестьдесят лет так и осталась мисс? А "помощь человека, который в состоянии её тебе предоставить" — это намек на что?

В общем, на подходе ко входным дверям Клэр, раздрай уже меня доедал. Ко мне осталось только поднести спичку, чтобы рвануло на весь город. Терпеть не могу подобных доброжелателей — потому что за их масками всегда скрываются как раз таки недоброжелатели. Мне не нужна помощь или советы, о которых я не просила.

Дверь открыла Клэр.

— Хелли! — радостно воскликнула она, отходя чуть в сторону. — Какая красота!

Я аккуратно вошла, стараясь не задеть огромным букетом разрисованную цветами статуэтку на хрупком столике у дверей. Из кухни на мгновение выглянула миссис Фишер.

— Хелена, здравствуй! — На ходу снимая фартук, поприветствовала меня женщина. — Не зря я обратилась к Оскару — ведь лучший садовод в городе! Вы только посмотрите на это пёстрое счастье! — она изумленно заломила руки. — Сейчас отыщем для него подходящую вазу.

Миссис Фишер не замолкала ни на минуту, обыскивая все находящиеся поблизости тумбочки. За это время я узнала о Клэр больше, чем за то время, что мы провели вместе в учебном классе. Вполне себе общительная Кларисса в устах её матери почему-то стала замкнутой и не социализированной, но это конечно, была вина класса, а не девочки. Украдкой взглянула на Клэр — та лишь закатила глаза с выражением лица "умоляю, ничего не комментируй". Я послушалась, а глава семейства Фишер тем временем распинала директора Эшфорда.

— Никак он порядок не наведёт, а ведь сколько лет уже стоит во главе школы! Спортзалы не оснащены для занятий, компьютерный класс всего один, да и все коридоры уставлены какими-то убогими сорняками! — она стояла на стуле и уже пять минут не могла открыть антресоль. — Объясните, кому в школе нужна эта трава? Детям её есть, что ли? Эшфорд в своём директорском кресле совсем рукава спустил, ничем заниматься не хочет!

— Почти все цветы школе подарил отец, — с каменным лицом объявила я. Наверное, этот букет — последний, что папа сделал для этой женщины. Школа у нас, вообще, очень даже приличная. Все спортивное снаряжение стабильно меняется по мере износа; компьютерный класс, может, один, зато с новыми компьютерами и полным программным обеспечением; а папины цветы — просто цветы. Но они красивые! Я пылала от возмущения.

Сердитые морщины на лице миссис Фишер в какой-то момент разгладились.

— Конечно, милая, — она снисходительно закатила глаза. — Нужна же хоть какая-то отдушина человеку, жизнь которого похожа на хождение по горящим углям. Славный он, твой папка. Бесхарактерный, правда, но как человек — золотой!

— Почему папа бесхарактерный?! — не сдержалась я, и тут же на меня плеснулась новая порция грязи.

— Да потому что терпит эту паршивку, мать твою! — казалось, миссис Фишер с самого начала только и ждала, когда же представиться возможность обхаить мою маму. — Может хоть сейчас заживет как человек, вон какую дочь вырастил! Главное чтобы ты, дорогая, не пошла по её стопам. Генетика такая вещь, сегодня ты умница и папина отрада, а завтра мамины гены засияют как…

Наверное, на мою долю в последнее время все-таки пришлось больше, чем я могла выдержать. Мамин уход и так очень больно ударил по нам с папой, и просто стерпеть вот это у меня не было ни желания, ни сил.

— Зато характер есть у меня! — гаркнула я и букет с размаху зарядил миссис Фишер прямо в лицо. — Никто не смеет говорить так о мне и моей семье!

Опрометью бросилась к выходу и хлопнула дверью так, что та едва не отвалилась. Вот о чём говорила Карен Аббингтон! Хоть мы с папой и не принадлежим к тому числу людей, что любят посвящать посторонних в собственные переживания и проблемы, все равно, как оказалось, уже полгорода гудит о мамином побеге — если не весь. И мне это не нравится. Её поступок может быть сколько угодно мерзким, но это не обязывает меня слушать чужие упреки в её поступках, да ещё и намеки на мою дурную наследственность. Зря папа не сделал для миссис Фишер другой букет, из роз, чтобы шипами острыми можно было расцарапать её гнусную физиономию!

От злости я уже не видела яркого солнца, цветущей сирени и бежавшей за мной Клариссы. Ей пришлось пробежать хороший кусок дороги, прежде чем я вообще её услышала.

— Хелена, подожди! — пробился сквозь стену моей чёрной злости запыхавшийся голос Клэр. Я нехотя остановилась.

— Чего тебе? — набросилась на девочку. — Твоя мамаша не все спасибо мне передала?

— Нет, — с чувством собственного достоинства ответила Клэр. — Я хочу извиниться перед тобой за мамино поведение. Мама не имела права говорить такое про тебя и твоих родителей, независимо от того, как они поступают.