Глава 1. Маленький принц

Эрик

Когда мне было семь лет, мой отец, норвежский король Густав фон Хольберг, собственноручно составил для меня распорядок дня, достойный наследника престола — помимо ежедневных занятий по фехтованию, стрельбе, конной езде, изучению иностранных языков и рисованию, моей прямой обязанностью являлась полнейшая готовность к выходу в свет уже к семи утра, даже если я никуда не собирался. Время от времени мама пыталась меня защитить, однако не было ни одного раза, чтобы отец к ней прислушался.

— Густав, прошу, — увещевала мама, — ему всего семь лет.

Восемь, девять… он никогда не делал мне послаблений.

— Характер воспитывается с детства, — отвечал король, не отрываясь от рабочего компьютера.

В тот раз, как и каждый предшествующий, красивое лицо моей матери залилось багровой яростью.

— Ты хоть когда-то сможешь прислушаться ко мне? Понять, что я чувствую?

— А вот то, что ты чувствуешь, — отец с не меньшей злобой захлопнул ноутбук, — меня волнует в самую последнюю очередь.

Вообще, они редко были в ладу между собой. Очень редко.

Мать поджала губы.

— Эрик еще маленький! Он не должен выполнять любые твои приказания, особенно те, что лишены всяческой рациональной подоплеки!

Король, вопреки происходящему, очень спокойно произнес:

— В этой стране мой приказ — Закон. Исполнять его должен каждый. А если Эрику что-то не нравится, пусть придет ко мне и скажет об этом собственнолично.

Он так говорил, потому что знал — этого никогда не будет. Я не смогу перед ним бить поклоны, даже если от этого будет зависеть моя жизнь.

Очередное утро, очередной ранний подъем. Как и моя мать, я не видел в них смысла, но исполнял без единого промаха, ведь мне было слишком хорошо известно, чего может стоить отцовское недовольство. То утро — серое, пустое, как моя жизнь, — почти ничем не отличалось от вереницы предыдущих. Единственное отличие — сегодня мой утренний подвиг был еще более бесполезным, так как это был мой выходной, условный, конечно. Сегодня занятия начинались не в восемь, как обычно, а в двенадцать, что дало бы мне прекрасную возможность отдохнуть. Только не в этой жизни.

Пребывая в раздумьях, чем занять пять бесполезных часов, я решил совершить утренний променад в сторону кухни — и это было правильное решение. Там находился один из немногих человек, встрече с которым я мог обрадоваться. Брианна.

Повзрослев и поняв, что в то время ей было от силы лет двадцать пять, в детстве я считал её достаточно пожилой — ведь станет ли юная девушка работать кухаркой? А Брианна работала, и готовила она изумительно.

— Доброе утро, маленький принц, — девушка приветливо мне улыбнулась. Мне так нравилось это обращение, что я просто не мог заставить себя это пресечь. А ведь ее могли изгнать из страны за фамильярность с особью королевской крови.

— В этот утренний час я решил подкрепить свои силы на ближайшее время, — серьезно объявил ей, усаживаясь на обитый сиреневым атласом стул. Девушка спешно расставляла для меня приборы, а я обратил внимание на манящий запах запечённой утки. Настроение стремительно улучшалось.

— Вы так похожи на моего брата, — мечтательно произнесла Брианна после минуты молчания, выкладывая мясо на тарелку причудливым узором, — он тоже с утра похож на маленького, заспанного, лохматого котёнка… извините, принц, — смутилась девушка, а я невольно пригладил взъерошенные волосы — а ведь около получаса приводил их в порядок.

Мне уже не единожды приходилось слышать о младшем брате Брианны, моем погодке, но я промолчал, и девушка продолжила:

— Я уже полтора года его не видела, — тоскливо прошептала она, и так был грустен и печален её вид, что я даже положил назад на тарелку только что взятое оттуда утиное крыло. Моя подруга — британка, и её брат вместе с родителями остались в Британии.

Я не знал, чем ей помочь, так что решил хотя бы оторваться от трапезы и поучаствовать в разговоре.

— Почему вы здесь, мисс Асер?

О причине я догадывался, но больше не знал о чем спросить.

— Его Величество король Густав необыкновенно щедр, — в угоду стенам, у которых есть уши, громко продекламировала девушка, а секундой позднее добавила чуть тише, — я очень-очень хочу сбежать отсюда.

Я закрыл и снова открыл глаза. Она даже не подозревает, насколько хорошо я её понимаю.

Наш объятый грустью и полусном завтрак нарушил тихий стук в дверь. Я обернулся и успел разглядеть ровно половину девчачьего лица, тут же спрятавшегося обратно за деревянную створку. Это был плохой знак. Почти каждый раз, когда я видел Фрею в пределах замка, это означало что меня желал видеть отец, и она шла мне об этом любезно сообщить. Меня вновь обдало холодом, но тут не сбежишь, и не спрячешься. Я извинился перед Брианной и прошел в коридор.

Лицо в форме сердца, каштановые волосы, светло-серые глаза — вот и она, прилежно меня дожидается, как всякая высокородная, благовоспитанная аристократка. Фрея является моей двоюродной сестрой, младшей на год. Несколько месяцев назад она потеряла родителей в автокатастрофе, и даже отец не смог помешать моей матери забрать племянницу на воспитание. По словам педагогов, девочка была на удивление смышленой; а как отмечали некоторые зарвавшиеся юнцы, в большинстве своем отпрыски прислуги — ещё и довольно миловидна.

Фрея немедленно присела в реверансе.

— Ваше Высочество наследный принц Эрик, — на одном дыхании прозвенела девочка, — Его Величество король Густав желает Вас видеть.

Никто и не сомневался.

— Леди Фрея, — я почтительно поклонился, — как отрадно повидать Вас вновь.

Фрея недовольно сморщила нос: — Леди… это так скучно.

Я даже рассмеялся.

— Не скучнее, чем "Высочество наследный принц Эрик". Можно умереть от тоски.

Но с ней не было тоскливо, и скучно тоже не было. Справившись с колоссальным давлением со стороны царственных покровителей, Фрея сумела сохранить частичку себя собственной, спрятать ото всех. Не от меня. Мы не блуждали по замку, нет — мы нарочно растягивали этот миг. Многочисленные коридоры, увешанные портретами наших предков; столовые, уставленные золотом; библиотеки — все они приютили нас на какое-то мгновение, и жаль, что не навсегда.

Зная своего отца, я пытался подготовиться к возможным потрясениям, однако, первое из них меня настигло лишь на подходе к его кабинету. Переход от одной из анфилад к королевскому деловому корпусу украшал единственный портрет — Королевы Офелии, моей матери. На холсте, в массивной и украшенной золотыми нитями деревянной раме, она была изображена в свадебном платье. Нежно-розовые цветы вдоль лифа оттеняли бледность её юного, безупречного лица, а рассыпанные по плечам каштановые волосы придавали её облику ещё более аристократический вид.

Слуги боготворили королеву, и портрет никогда не оставался в одиночестве — хоть букет полевых ландышей, хоть несколько стебельков незабудки — холст всегда был украшен цветами. Как и в этот раз. Десять голландских роз пурпурного цвета в высокой, с узким горлышком фиолетовой вазе.

А ваза перевитая чёрной лентой, настолько длинной, что её концы простирались едва ли не вплотную до двери отцовского кабинета.

Я окаменел, и Фрея, казалось, тоже. Она взяла меня за руку, и мы молча стояли так, глядя на этот кусок атласа, который предательски чернел на узком горлышке вазы. Мой мозг отказывался принимать происходящее. Мама, конечно, болела после рождения сестры, но ведь ей в последнее время было намного лучше…

Перед отцом нельзя показывать эмоции, и я держался, как мог. В его кабинете остановился у порога, и попытался абстрагироваться от происходящего в те несколько секунд, что оставались до нашего разговора. Обводил комнату взглядом снова и снова, но изображение смазывалось, и я тонул в своей беспомощности.

Соберись, Эрик, соберись! Вот рояль, который отец любит больше чем меня и Мэрит, собственных детей. Вот плазменный телевизор — в половину стены, с шифрованным доступом в сеть, посредством которого он выходит на связь с миром. Вот полка, уставленная электронными книгами, где он утоляет свою жажду знаний, из-за чего и редко контактирует с окружающими. Качества непревзойденного монарха и отвратительного родителя и мужа намертво сплелись в этом человеке.