4

  Махуш не появлялся.

  Осознание, что с ним случилась самая настоящая беда, что возможно, они никогда больше не увидятся, доводило Рима до отчаяния. Повинуясь порыву, он собрал все вещи княжича в бумажную коробку и спрятал в шкафу. Потом достал и перебирал несколько часов, давясь слезами и ощущением собственного бессилия.

  В школу приходил ещё один королевский следователь. Это был гораздо въедливее, задавал нужные вопросы и забрал конспекты Махуша. С ним пришла королевская ведьма. Рим, увидев, как она идёт ему навстречу, испугался до остолбенения. Но ведьма прошла мимо, просто поздоровавшись. Рим даже не сразу понял, что холодный голос прозвучал у него в разуме.

  Махуш не находился. О пропаже сына князя объявили по радио. О награде в тридцать тысяч тоже. Поползли слухи. Меркара предположил, что раз пропали и брат, и сестра, то возможно, они просто решили порвать с тираном-отцом, и искать их следует в Элени или Альдари, с другими именами и начинающих новую жизнь.

  Рим вспоминал блокноты Махуша и понимал, что это не так. Тогда бы искали и княжеских внуков.

  Секель сделал обещанную работу за три дня. В назначенный день сразу после экзаменов Рим, не дожидаясь Дагура, вскочил на первый же попутный трамвай и поехал на улицу королевы Мейлар. Внутри библиотеки, как всегда, было сухо, тепло и пахло книгами. В прихожей несколько человек пили чай и играли в санну. За конторкой около картотеки стояла Меда, на этот раз без подружки. Девочка с интересом читала какую-то книгу и грызла карандаш.

  - Папа занят наверху, - сказала она, когда Рим представился. - Вы стенографию знаете?

  - Да, - Рим не ожидал такого вопроса.

  - Хорошо! Это для вас, - она достала из-под толстого журнала сбоку от себя книжки Махуша и две ученические тетради. - Папа сказал, что вам должно быть всё понятно. Он пронумеровал все фрагменты, связанные с вашей проблемой, и переписал их на мейндском. Он сказал, что вам следует обратить на седьмую и одиннадцатые записи, там может быть интересная информация по теме ваших изысканий. Всё.

  Рим посмотрел в прозрачные круглые глаза девочки и задался вопросом, рассказал ли ей отец о культе Хериша. Потом одёрнул себя, что сходит с ума, если в голосе девочки ему послышалась насмешка. Ни один отец в здравом уме не станет рассказывать своему ребёнку такие ужасы. Меда просто повторила слова отца, которые тот специально подобрал, чтобы она не поняла ничего лишнего.

  Рим забрал тетради и расположился для чтения в углу одной из комнат книгохранилища. Посетителей библиотеки было больше, чем в прошлый раз, и Рим нервничал, как бы кто не решился завести с ним разговор. Но рассредоточенные по комнатам посетители были заняты своими делами, и он слышал только редкий гул трамваев на повороте и смех играющих.

  Римуш открыл первую тетрадь и увидел стенографические закорючки. Почерк у господина Секеля был красивый, ровный, как будто писал автомат, а не человек. Рим украдкой посмотрел лист на просвет убедиться, что ровные значки не были напечатаны.

  Из растрепавшихся страниц выскользнул обрывок бумаги, на которых той же твёрдой рукой в немного старомодной манере было выведено послание лично Риму.

  "Записи номер семь и одиннадцать. Получите вознаграждение, придётся поделиться".

  Секель проделал отличную работу. Все зашифрованные записи Махуша были пронумерованы и переведены. Библиотекарь избегал называть Хериша или Махуша прямо, и заменял их имена лаконичными Х. и М. Рим хотел было прочитать все записи по порядку, но не удержался и открыл седьмую, как и советовал Секель.

  "Кормилица пришла пятого числа. Я привык к ней. Л/неразборчиво/ жалко. Кормилица забрала нас, но часть ушли. Мера сказала, что это слишком. Мне жалко /неразборчиво, предп. Ривия/ но Кормилица права. Она сильнее, мне страшно, но я пойду дальше. /неразборчиво, предп. "останки Ривия"/ пока не нашли, и она сказала, что если найдут, не будет ничего страшного. Рим был бы в ужасе, не стоит ему ничего говорить".

  Римуш перечитал расшифровку ещё раз, но не смог понять, что именно в ней привлекло внимание Секеля. Слово, принятое им за "останки" могло значить и что-то другое. Сам библиотекарь был неуверен в значении. Возможно, Рим зря перепрыгнул через остальные записи, и контекст сделал бы вопрос более ясным. Он открыл одиннадцатаю запись.

  "Мера злится. Соврал, что ушел. Она поверила. Бедняга, не могу с ней так. Рим тоже что-то подозревает. Думаю, она права. Они нашли останки Б. и Р. Возможно, нас вот-вот возьмут. Надо поговорить с Кормилицей, она что-нибудь придумает. Реза требует убрать Л. и Китана, потому что они могут нас выдать. Я поручился за Кита, не могу так с соучеником. Надо будет его предупредить. Своя шкура дороже, пусть уедет в Норнал. Лучше быть неученым, но живым. Сам я уже пропал, думаю".

  Рим открыл перевод с самого начала. Секель на полях красным карандашем отметил смены тем и те фрагменты, что касались Хериша. Первые записи начались около года назад. Рим читал задорные описания прелестей членов секты, возмущался необходимостью ублажать какого-то "старого пердуна" с плохой эрекцией.

  На описании огромного влагалища четырежды рожавшей женщины и попытках Махуша её хоть как-то удовлетворить Рима чуть не стошнило. Наверняка мерзавец именно для этого и расписывал оргию во всех подробностях.

  Полгода назад редкие записи об омерзительных оргиях внезапно прервала паническая запись под номером шесть о неком ужасе и смерти, потом об "учительнице" и в итоге записи прервались на два месяца. Рим посчитал дни и понял, что это случилось в апреле, за месяц до летней сессии. В те дни Махуш куда-то пропал, вернулся разбитый и больной, отказывался объяснять, где был и отмахивался тем, что Мера в курсе и с ним всё в порядке.

  Судя по датам, сразу после экзаменов кризис прошел. Махуш отметил, что почувствовал "изменение" в лучшую сторону, что "учительница" права и о неком голоде, который жрёт. Это были седьмая и восьмая запись.

  Рядом стояла приписка Секеля: "Надеюсь, вы сами догадаетесь, о чём он".