Это его сломало.

  Он потерялся и уступил незнакомцу за спиной. Он потерял тело, мир и себя. Его вышибло на границу собственного я и сковало по рукам и ногам. Мысли текли, как потоки кошмарного сна, а Рим не мог направить их в другое русло или заставить исчезнуть. Хуже того, незнакомец, буравивший его затылок взгляда, оказался внутри головы.

  Вторженец был ужасен. Он топтался, ворошил мысли и вызывал воспоминания. Рим оказался выкинут на задворки своего сознания и мог только послушно раскрывать все, что вторженец счёл интересным.

  Вторженца интересовал сын князя. Рим послушно открыл свою память. Мыслеплёт перебрал воспоминания, как бусины или, что хуже, корнеплоды на рынке, выбирая те, что посимпатичнее и без порчи. Он выпотрошил ящик воспоминаний до самого дна, вытащив и прекрасные воспоминания, и отвратительную низость, всё пристойное и непристойное, перебрал, осмотрел и остановился на последнем дне. Махуш, улыбаясь, обещает прийти и не приходит. Снова. Боль, гнев, обида, отчаяние, попытки расспросить и узнать, куда юноша пропал. Вторженец несколько раз прошелся по этим воспоминаниям, внимательно выслушал все путанные рассказы студентов коллоквиума, растерянное "не знаю" Ингу, отметил, что Махуш оставил ему конспекты и с разочарованием покинул голову Риму.

  Мир вернулся.

  Римуш сидел на диване и пытался снова почувствовать своё тело.

  Толстяк, схватившись за голову, отбежал к старшей колдунье. Та усадила его на своё место и дала стакан с водой. Оба молчали, и князь Ракеш прорычал:

  - Ну, что?

  Мыслеплёты переглянулись. Ответила ведьма, пока толстяк пытался выпить воды из дрожащего стакана.

  - Ничего. Это любовник вашего сына и он не видел его уже больше семи дней. Он не знает, где он.

  - А Мера? - хрипло спросил князь.

  - Они даже не знакомы. Опять пустышка.

  Она помолчала. Толстяк застонал и кивнул, прошептав, что всё сделает. Женщина снова повернулась к князю и бросила:

  - Я доложу о результатах официальному расследованию, дальше в таком духе расследование продолжаться не может. Если вы продолжите хватать первых встречных прохожих, королева окажется в неудобном положении и разочаруется в вас.

  Рим сглотнул. Ощущение тела и своего разума, свободного от чужого внимания, почти вернулось. Он попробовал сдвинуть ноги, и ему это удалось. Неплохо. Возможно, если они отвлекутся, он сумеет сбежать. Насколько высоко он сейчас над землёй? Рим скосил глаза в сторону окна. Он видел дома на том берегу канала, силуэт моста. Рим никак не мог его узнать. Да и что толку от моста, если он выпадет с высоты и убьётся насмерть? Но что будет, если он останется здесь? Живым ему из гостиной не выйти, чтобы служба мыслеплётов при дворе королевы осталась тайной. К тому же то, что она разрешает им похищать людей и мучить их...

  "Даже не думай", предостерёг его ледяной голос в голове. Женщина утопила ещё один окурок в вазе и подошла к Риму. "Тебе уже очень-очень повезло".

  Рим не успел спросить, чем именно. Князь Ракеш внезапно издал похожий на всхлип звук, и у него из носа вновь хлынула кровь. Откуда-то появился слуга в желтоватой куртке с гербом князя на груди и принялся затыкать князю нос. Женщина что-то сказала на низком гортанном языке, который Рим не узнал. Толстяк вздрогнул всем телом, пробормотал ответ. Женщина, казалось, полностью удовлетворена ответом и повернулась к Риму. Она несильно ударила его по лбу. Волосы на затылке зашевелились, и Рим попытался закричать. Тело снова отказало ему, а в голове появилось ощущение зловещего незнакомца, вперившего взгляд в его затылок. Но, в отличие от толстяка, присутствие женщины оказалось тяжелым, холодным и мучительным.

  А потом он отключился.

  Темнота длилась всего долю секунды, но в себя Рим пришел в новом месте. Он сидел на лавке в тени публичного парка. В этот час тут почти не было людей, а фонари ещё не зажглись. Он был всё в той же одежде, что и днём, пальто небрежно запахнуто. На Мейнд опустился туман, а с ним и холод. Он шевельнулся, и понял, что страшно замёрз. Ощущения вернулись резко, как если бы их, как свет, кто-то включил тумблером. Рим заклацал зубами и прижал ледяные пальцы к губам, чтобы хоть как-то их отогреть.

  Рим оглянулся.

  Парк с высокими неяркими фонарями и плакучими деревьями над неглубоким каналом был ему знаком. Он сунул руки в карманы и побрёл наобум к чему-то, похожему на горбатый мост. Краем глаза он заметил движение, оглянулся, но кроме туманного марева и синевы теней, ничего не увидел. Возможно, показалось.

  Он медленно брёл по влажной брусчатке. Ближе к мосту из тумана показалось массивное приземистое здание, испещрённое полукруглыми нишами. Сначала Рим счёл, что это дурная пародия на колумбарий, и ему стало не по себе. На мгновение ему послышался стук конских копыт по камням, скрип осей и тихий шепот в тумане. Но подул ветер, унося наваждение и туман, и стал виден неровный желтоватый свет. Рим с облегчением понял, что это тетрапилон Элени. Значит, он недалеко от дома.

  Рим обогнул тетрапиллон, мельком помолившись Светлой Дочери, и побрёл к выходу из парка. Теперь мир встал на место, в него вернулась ясность. Он только не помнил, как тут очутился. Память возвращалась урывками и с приступами боли в затылке. Когда он смог выбраться из парка, сделав лишний круг вокруг дома Элени, картинка кое-как собралась. Рим молча порадовался, что остался жив, подождал на остановке конку, услышал полуночный бой колокола и побрёл к дому своими ногами.

  Дом на улице Фонарщиков стоял на месте, его дверь тоже, и ничто не изменилось и не выдавало бури ушедшего дня. Это было даже как-то обидно. Его похитили среди белого дня, в собственной квартире, он сопротивлялся, его выволокли с мешком на голове, а в парадной было пусто и тихо, как всегда. Как будто бы ничего не случилось. Рим молча нашарил в кармане ключи и открыл дверь в свою квартиру. Похитители не поленились закрыть дверь, за что он был им даже благодарен. Если бы его квартиру ограбили, всё случившееся обернулось настоящей катастрофой.

  Рим кое-как прикрыл за собой дверь и снял ботинки. Принесённые продукты и посылка лежали там, где он их оставил, около зеркала и батареи. Молоко наверняка скисло. Рим соскрёб крышечку из фольги. Так и есть. Настроение стало ещё хуже. Три мины, лучше бы он выкинул их в канал. Рим потрогал хлеб. Он выбрал самую свежую булку, вкусную, ароматную - что ж, теперь придётся есть такую. Рим тихонько посмеялся и оторвал горбушку. Вспомнит студенчество и поест чай с хлебом. И яблоками, у него ещё оставались яблоки.