Характер Ольги Николаевны, конечно, оставлял желать лучшего. Но понять, почему такой прекрасный мужчина, как Андрей Иванович, выбрал её в жёны, не составляло никакого труда. Она была счастливой обладательницей редкой красоты. Я бы сказала, редчайшей. Вьющиеся чёрные, что смола, волосы обрамляли тонкое белоснежное лицо, голубые чуть раскосые глаза в оправе длинных тёмных ресниц, казалось, призывают окунуться в них, как в чистое море. Соболиные брови, лучезарная улыбка, осиная талия и гордая осанка не оставляли равнодушным ровным счётом никого. Бывало, мы вместе с ней могли прогуляться в ближайшем от дома парке. И кто бы ни шагал нам навстречу, будь то симпатичный молодой человек или женщина преклонного возраста – все устремляли на неё восхищённые, если не сказать, заворожённые взгляды. Моя покойная хозяйка в возрасте двадцати лет удостоилась звания мисс Подмосковье. Думаю, после этого события у неё и развилась звёздная болезнь. В связи с высокой самооценкой она считала почти всех людей вокруг себя мусором. Хамила продавцам, в открытую потешалась над бедняками и некрасивыми женщинами и чуть ли не плевалась в работников фермы супруга. Исключениями из её мерзкого правила были только муж и дочь. К ним она была гораздо снисходительнее. При всей своей тактичности Андрей Иванович был далеко не тряпкой, мог и прикрикнуть на домочадцев, и покомандовать. И все в доме его уважали и слушались. И всё же он, до безумия влюбленный в свою Ольгу, крайне редко отказывался потворствовать ей в каких бы то ни было капризах.

Поначалу я старалась не лезть в жизнь семьи и заботилась исключительно о порядке в доме. Мне не было никакого дела ни до супругов, ни до их дочери. Но вы же понимаете, как сложно оставаться равнодушным к людям, с которыми от рассвета до заката живёшь под одной крышей. Так со временем я особенно привязалась к тринадцатилетней Ксении. Эта девочка была, как говорят, ангелом во плоти. Она никогда не спорила с родителями, не буянила, что в принципе, простительно для подростков. Она словно жила по какому-то идеальному плану жизни и боялась от него отклониться. Она никогда не опаздывала в школу, пропускала учёбу только в случае болезни, по нескольку часов делала уроки в своей комнате. Её старания приносили свои плоды. Однажды ей удалось стать победительницей городской олимпиады по математике и получить путёвку в Сочи. У неё было много хобби. Она прекрасно вязала крючком. Кстати, салфетка на тумбочке в углу – её творение. Она неплохо играла на гитаре с учётом того, что была самоучкой в этом деле. Но мне всегда казалось, что главный свой талант она ещё в себе не открыла, но со временем это обязательно произойдёт. Она была без ума от лошадей. Каждый выходной ездила с отцом на ферму и там часами каталась на любимом Снежке. Так она прозвала одного рысака. Вы знаете, Геннадий, такие чудесные дети, как Ксения, рождаются раз в сто лет. Это я вам точно говорю. Родителям не в чем было её упрекнуть, они только гордились и восхищались ею.

Зина вдруг замолчала, поникнув головой и о чём-то задумавшись. Я бросил случайный взгляд на висевший на стене слева от окна портрет девушки с каштановыми волосами, собранными в пучок. Она никак не подходила под описание покойной жены хозяина, но и предположить, что эта та самая Ксения, я не решался. Ведь девушку на фото я бы не назвал большой красавицей. Внешность её была совершенно типична, а я думал, что у таких симпатичных людей, как Ольга Николаевна и Андрей Иванович, и ребёнок должен быть соответствующий.

– Зина, простите, – обратился я к домработнице. – А кто эта девушка на фотографии?

Зина тут же вскинула голову и повернулась лицом к портрету.

– Геннадий, – с улыбкой сказала она, – да это же и есть Ксения.

Женщина подошла к портрету, сняла его со стены и поднесла мне.

– Странно, – сказал я, беря в руки фотографию, – девушка не похожа ни на одного из родителей.

– Зато она точная копия матери Андрея Ивановича.

Разглядев поближе лицо Ксении, я всё-таки нашёл в ней едва уловимое сходство с отцом – такой же добрый взгляд и тонкие губы. В остальном же она была полной противоположностью Андрея Ивановича. Круглая форма лица плохо сочеталась с острым носом. И нависшие веки, почти закрывающие ресницы, также не вызывали восторга.

Однако, стоит признать, что определённая доля обаяния компенсировала девушке отсутствие большой красоты, и я вдруг заметил, что чем дольше гляжу на её портрет, тем больше она мне нравится. Мне кажется, она принадлежала к тому счастливому типу людей, которые, не обладая превосходными внешними данными, умеют влюблять в себя чуть ли не каждого представителя иного пола, с которым имеют дело.

– Но вы правы, – вздохнула Зина. – На отца она мало похожа, а вот с матерью у неё и вовсе нет ничего общего. Кстати, последнее обстоятельство крайне печалило Ольгу Николаевну. Она ведь надеялась, что её дочь не уступит в красоте ей самой. И чем взрослее становилась девочка, тем очевиднее было для женщины, что мечте её не суждено сбыться. Она старалась не подавать виду, что переживает по этому поводу. Но ей не всегда удавалось скрыть своё истинное мнение о дочери. Я могу рассказать вам об одном случае, который произошёл незадолго до пятнадцатилетия Ксении. Мне к тому времени уже удалось войти в доверие к членам семьи и стать каждому из них другом и советчиком.

Андрей Иванович уехал на ферму, а женская часть дома села пить чай на кухне. Вдруг я заметила, что Ольга не сводит с дочери недовольного взгляда, но спросить у неё, в чём дело, я не решалась. Всё-таки, женщина моя хозяйка и из-за лишних вопросов я рисковала остаться без премии или, того хуже, без работы. По-моему, девочка не делала ничего, что могло бы вызвать раздражение у матери. Разве что пару раз хлюпнула чаем. Но Ольга как заколдованная смотрела в одну и ту же точку, которая была где-то на лице Ксении. Наконец женщина развеяла моё недоумение, спросив у девочки:

– Тебе не хочется начать подкрашивать глаза, губы?

Ксения посмотрела на маму и тихонько засмеялась.

– Ты знаешь, – ответила она, отрицательно покачивая головой, – пока не хочется.

Девочка, верно, не понимала, на что намекает её мать. Но мне-то всё стало ясно: она не находит собственную дочь красавицей. Ещё раз убедившись в эгоистичности и бессердечии Ольги Николаевны, я вся раскраснелась от злости и негодования. Но, разумеется, всё ещё молчала.

– Зря, – отрезала хозяйка, – обычно девочкам твоего возраста это интересно.

Тут я не выдержала и влезла в разговор матери и дочери.

– Знаете что, Ольга Николаевна, – почти укоризненно проговорила я, – Ксении интересна учёба, музыка и рукоделие, а не всякая там ерунда.

Несколько секунд женщина сидела, не двигаясь, и глядела на меня своим холодным властным взглядом, а потом вдруг разразилась диким смехом. Ей было так весело, что она даже голову подняла к потолку и прослезилась. А успокоившись, ответила мне:

– А я считаю, что именно учёба, музыка и рукоделие – полная ерунда. А косметика, как бы это странно ни звучало, один из смыслов жизни любой уважающей себя женщины. Но вам, милая Зина, конечно, бесполезно это объяснять. На вашем лице я никогда не замечала и грамма краски. Но уж не думаете ли вы, что я желаю зла своей дочери? Я всего лишь хочу, чтобы она стала ещё красивее, чем есть сейчас.

– Если это действительно так, – сказала я, – то вам следует отдать должное за такую заботу. Я просто ненароком подумала, что вам не нравится внешность своего же ребёнка.

– Плохо, когда родитель указывает на недостатки своему чаду, но ещё хуже, когда он ему врёт. А я врать не буду. Ксения замечательная девочка во всех отношениях, но немного косметики ей не помешает. Ты ведь согласна со мной, дочка?

Девочка пребывала в растерянности. Ей хотелось и согласиться с матерью и не согласиться одновременно. Поэтому она опустила глаза и только пожала плечами. Уж не знаю, что в этот момент было у неё на душе. Может, она сильно обиделась на мать, но скрывала это из последних сил, а может, не взяла в голову этот разговор. Во всяком случае, отношения между матерью и дочерью совсем не изменились. Уже через пару часов все занимались своими привычными делами.